– Здравствуйте, Сергей Петрович! Вы к нам – самотеком? На процедуру аутопсии, так сказать, или за какой другой надобностью?
– За другой, Вартан Гургенович.
– Простите, сразу не понял. Обычно тела, находящиеся в таком плачевном состоянии, к нам доставляют в горизонтальном положении.
– Не обращайте внимания, – отмахнулся Рюмин. – Это – маскировка. Оперативная хитрость. Потребовалось на время скрыть благородные черты лица и прикинуться избитым.
– Это в корне меняет дело, – согласился Заселян. – Тогда, я пожалуй, предложу вам кофе.
Рюмин задумался. Во-первых, профессор из рук вон плохо заваривал кофе, а, во-вторых, одна только мысль о том, чтобы влить в себя что-то горячее, вызывала отвращение.
– Если вы предложите мне кофе, тогда я, пожалуй, откажусь, – копируя интонации профессора, сказал капитан.
– Отлично! – обрадовался Заселян. – Тогда я, пожалуй, на правах радушного хозяина все-таки предложу вам кофе, но наливать не буду.
– Думаю, этот вариант устроит всех, – заверил Рюмин.
Профессор взял кружку с нарисованным сердечком, пронзенным стрелой, и налил в нее коричневую жидкость, по запаху напоминавшую жженую пробку. Щедрой рукой насыпал сахару из майонезной банки, размешал и с наслаждением отхлебнул.
– Ну-с! – сказал он, складывая руки на животе. – Рассказывайте, зачем пришли!
– Вартан Гургенович! Вчера к вам привезли девушку с Тимирязевской улицы. Я веду дело об убийстве…
– Что-нибудь нашли? – перебил Заселян.
– Пока ничего, кроме неприятностей.
– Понимаю, – кивнул профессор и посмотрел на лицо капитана.
– Мне бы хотелось получить максимально возможную информацию, – сказал Рюмин. – Дело, кажется, не совсем обычное.
– Интересный случай? – оживился Заселян.
– Да. Можно сказать и так.
Профессор протянул руку к пухлой амбарной тетради, лежавшей на столе.
– Как, говорите, ее фамилия?
– Лапина. Оксана Витальевна.
Заселян открыл тетрадь, перелистнул несколько страниц, нашел нужную строчку и подчеркнул ее толстым, как панцирь черепахи, ногтем.
– Да. Тело в холодильнике. Пока никто из экспертов не взял. Если не возражаете, Сергей Петрович, я займусь этим лично. Моей квалификации вы доверяете?
Рюмин поднял руки.
– Вполне.
– Хорошо. Я распоряжусь, чтобы тело подняли в секционную, и через пять минут буду готов. Не могу оторваться, – профессор показал на кружку с вонючей бурдой. – Божественный напиток!
– Как же, как же… – отозвался капитан. – Я помню.
* * *
Секционная, в которой обычно работал профессор, была просторным и светлым помещением. На окнах стояли цветы, на стенах, заключенные в аккуратные рамочки, висели плакаты с изображениями отдельных органов и систем человеческого тела.
Центральное место в секционной занимал широкий стол, сложенный из толстых мраморных плит. Плиты были белые, с голубоватым морозным узором; от одного взгляда на них становилось холодно.
К торцу основного стола примыкал столик поменьше, сделанный из нержавейки. На нем стояли прецизионные весы и мерные сосуды для точного определения объема. Рядом, в специальной подставке, выстроилась целая батарея пробирок с резиновыми пробками; перед ней – череда пластиковых контейнеров для образцов тканей.
Заселян сменил парадный халат на рабочий, надел длинный фартук из оранжевой клеенки и две пары резиновых перчаток: первые – тонкие, туго обтягивающие руку, и вторые – прочные, грубые. Затем водрузил на лицо глухую маску из прозрачного пластика.
– Я готов! Где же санитары?
Двери открылись, и двое санитаров в темно-синих халатах и черных фартуках ввезли каталку, на которой лежал черный пластиковый мешок с застежкой-«молнией». Они поставили каталку рядом с мраморным столом и расстегнули «молнию». Вынули тело из мешка и перенесли на холодные плиты.
– Это все? – спросил Заселян, заглядывая в мешок. – А где одежда? На складе?
– Ее нашли именно так, – пояснил Рюмин.
– Ну что ж? Учтем.
Профессор принялся за работу. Он нажал на педаль под столом, и цифровой диктофон, микрофон которого свисал с потолка на длинном черном шнуре, начал запись.
– Протокол вскрытия, – Заселян заглянул в карту с данными, – Лапиной Оксаны Витальевны, за номером восемнадцать дробь сто пятьдесят шесть. Вскрытие проводит профессор Заселян Вартан Гургенович.
Он несколько раз обошел стол, цепким взглядом осматривая тело. Жестом приказал санитару перевернуть труп и оглядел спину, после чего быстро надиктовал перечень видимых повреждений.
– Теперь можно обмыть, – сказал профессор и отозвал Рюмина в сторонку.
– Ее убили в постели, – тихо, чтобы не включился чувствительный микрофон, сказал капитан.
– Да, я уже понял, – кивнул Заселян. – Странные порезы. Вы это имели в виду, когда говорили, что дело необычное?
– Да. И это тоже.
Санитары закончили обмывать тело, и профессор вернулся к столу. Прежде всего он исследовал окоченевшие мышцы, измерил наружную температуру и определил приблизительное время наступления смерти; измерение температуры внутренних органов позволило бы судить об этом точнее. Затем тщательно описал смертельную рану, взял мерную ленту и узнал расстояние между кровоподтеками на шее, оставшимися от пальцев убийцы. Потом переключился на порезы, тянувшиеся поперек живота и продольно – между грудей.
– Все повреждения носят прижизненный характер и нанесены острым режущим предметом с узким лезвием в пределах основного слоя дермы.
Заселян отметил несколько сломанных ногтей на руках – свидетельство того, что девушка сопротивлялась. Затем он раздвинул ноги убитой и исследовал наружные половые органы. Взял несколько мазков из влагалища, поместил один образец в пробирку, другой – на предметное стекло.
– В момент, непосредственно предшествовавший наступлению смерти, убитая имела половой акт. Ссадин, кровоизлияний и других следов насилия на наружных половых органах не обнаружено. Во влагалище – физиологическая смазка и следы спермы.
Профессор сделал выразительный жест, смысл которого был понятен только санитару. Тот кивнул и взял со столика длинный прозекторский нож. Рюмин отвернулся и отошел к окну.
– Я так понимаю, – сказал Заселян, подходя к капитану, – вас больше интересует картинка, чем сухой язык протокола.