– Андрюха, правда! Ты уж постарайся! Ты…
В этот момент постучали.
– Да! – крикнул Спрогис. – Войдите!
Дверь бесшумно отворилась, и в кабинет аккуратно проник молодой журналист, пишущий на политические темы. Он пришел в "Столичный комсомолец" совсем недавно, из какой-то второразрядной газетки, и был принят в штат с испытательным сроком.
– Извините, Виталий Вениаминович! – тихо сказал он. – Вы заняты?
Журналиста звали Борис Туманов. Был он худенький, белобрысый и некрасивый. Но в этой пустяковой – иначе и не скажешь – внешности имелось нечто особенное. Какой-то азартный блеск в глазах. Туманов принадлежал к великому племени охотников, но только опытный взгляд таких матерых волков, как Спрогис или Ремизов, мог это заметить.
Подрастающий хищник прикрыл узкой ладошкой рот и, сгибаясь в позвоночнике, прошелестел:
– Я могу зайти позже.
– Нет, нет. Проходите. Мы, в общем-то, уже закончили, – пригласил его Спрогис. И, обращаясь к Ремизову, – Андрей Владимирович, я вас прошу. Уж постарайтесь! Ладно?
Ремизов встал, машинально огладил пиджак, пальцами проверил пуговицы (нижняя всегда должна быть расстегнута – иначе примут за швейцара и начнут кидать рубли в руку), сдержанно ответил:
– Конечно, Виталий Вениаминович. Я сделаю все возможное.
– Спасибо, – Спрогис остался сидеть. – До свидания, – он не стал протягивать Ремизову руку.
– До свидания, – Ремизов учтиво кивнул и вышел.
* * *
КОЛЬЦОВ.
Дела у фонда "Милосердие и справедливость" сразу пошли в гору. Поначалу вспыхнула было война: некоторые авторитеты не захотели терять контроль над российским рынком наркотиков. Однако серьезной угрозы для объединившихся чеченцев, азербайджанцев и таджиков они не представляли: скорее всего потому, что в этом виде преступного бизнеса "славян" почти не было.
Но те немногие, которые попробовали возмутиться, немедленно поплатились за это: чеченцы действовали предельно жестко и агрессивно, вели себя нарочито вызывающе, грубо попирая все "законы" и "понятия". Случалось так, что, договорившись с конкурентом о "мирной" встрече, чеченцы приезжали на "стрелку" с оружием и безжалостно истребляли противников.
В конце концов с ними просто решили не связываться, и они стали монополистами. Помимо мощной чеченской группировки как таковой, спешно создавались бригады бойцов, которые вливались в состав азербайджанских и таджикских группировок – они охраняли сеть сбыта и следили за порядком. Проблем с "молодыми кадрами" не возникало: на родине было полно парней, не имевших ни работы, ни денег, зато обладавших реальным опытом боевых операций. Этот опыт, помноженный на природную воинственность, подкрепленный культом физической силы и примененный в условиях Москвы, приносил ощутимые результаты: заняв однажды какие-либо позиции, чеченцы никому их уже не уступали, а, напротив, только стремились усилить и постепенно расширить сферу своего влияния.
Противостоять им было очень тяжело.
* * *
Кольцов был лицом фонда, даже давал интервью, в то время как всю черновую работу выполняли чеченцы. Мотивировалось это очень убедительно: кто, как не уроженцы этих мест, лучше знает обстановку в республике?
Схема работала просто, изящно и эффективно. Примерно раз в неделю с подмосковного военного аэродрома "Чкаловский" взлетал грузовой самолет и брал курс на Чечню. На его борту находились несколько членов чеченской группировки, обосновавшейся в Москве. Все они числились работниками благотворительного фонда "Милосердие и справедливость". Старшим был некто Зиявди Макаев. В больших бронированных чемоданах они везли деньги.
В аэропорту Грозного их уже ждали боевики, извещенные о прилете заранее. Поэтому практически сразу после приземления самолет начинали грузить. Несли деревянные ящики и брезентовые мешки с человеческими останками, иногда приводили двух-трех несчастных, забитых и трясущихся от страха солдатиков, за которых некому было уплатить выкуп. Отчаявшись получить хоть что-нибудь, бандиты отдавали пленников за бесценок, к тому же Макаев всегда отчаянно торговался.
Однажды это привело к трагедии: бандит, который привел "на продажу" двух пареньков, требовал сорок тысяч долларов за обоих, но Макаев не соглашался и больше тридцати не давал. Препирательства продолжались долго – никто не хотел уступать. В конце концов работорговец, маленький гнилозубый человечек с кривыми ногами и желтым лицом, выхватил пистолет и застрелил одного из пленников.
Бородатые боевики с автоматами наперевес, плотным кольцом окружавшие место торга, радостно засмеялись, словно увидели что-то веселое. Макаев досадливо поморщился, зацокал языком, махнул рукой и сказал на своем наречии: "А-а-а, это твое дело. Хочешь – можешь застрелить и второго, все равно больше десяти тысяч я за него не дам." Доблестный воин, подогревавший свой деланный гнев страшными проклятиями и грязными ругательствами, вмиг притих и, обежав кругом отвернувшегося Макаева, заглянул ему в глаза: "Слушай, почему десять? Ты за двоих давал тридцать, значит, один стоит пятнадцать, да, слушай?"
"Тот мне нравился больше", – лениво сказал Макаев: "а за этого и десять много". "А-а-а, слушай, давай десять. Мне он тоже не нужен", – согласился наконец гнилозубый и они ударили по рукам.
Затем приезжали поставщики: им предназначалась основная часть денег. Молодые бородачи, все, как на подбор, в новеньком камуфляже, с новым оружием, забирались в объемистое брюхо самолета и сосредоточенно пересчитывали зеленые пачки долларов. Бронированные чемоданы пустели. Их наполняли пакетами с "порошком" и снова закрывали на кодовые замки. Чемоданы складывали где-нибудь в углу, накрывали брезентом, и сверху на них ставили ящики с изуродованными солдатскими телами.
Эти, с позволения сказать, операции отличались невиданным размахом. Общий вес контрабандного героина часто превышал триста килограммов. Без мощного прикрытия это было невозможно – кто стал бы рисковать такими деньгами? Поддержку обеспечивали люди из команды майора Прокопенко: все – действующие офицеры ФСБ, они встречали самолет, прилетавший обратно в "Чкаловский". Таможенники самолет не досматривали – хоть номинально, но Чечня все же считается частью России, а если бы и возникли какие-то вопросы, то люди Прокопенко объяснили бы, что показания пленных могут представлять оперативный интерес, и что этот самолет и груз внутри него находятся под опекой компетентных органов. Однако одного их присутствия хватало для того, чтобы никаких вопросов не возникало. И все-таки – береженого Бог бережет, поэтому в течение всего обратного полета Макаев сидел рядом с кабиной пилотов, чтобы не пропустить, если вдруг случится, экстренного предупреждения с земли.
В "Чкаловском" неопознанные тела и бывших пленных грузили в одну машину, а чемоданы – в другую. Под присмотром офицеров и Макаева зелье доставляли на секретный склад, где Кольцов лично проверял чистоту наркотика и подсчитывал его количество. Уже после того, как учет был закончен, партию дробили на множество мелких и "азербайджанцы" с "таджиками" принимались за реализацию.
* * *
Зиявди Макаев получил блестящее образование, и сейчас имел прекрасную возможность применить свои знания на практике. Благодаря его четкой аналитической работе, умелой организации и недюжинной изобретательности община только укрепляла свои позиции в Москве – и это несмотря на войну и общее, в целом негативное отношение к чеченцам!
Начинал он как консультант группировки по юридическим вопросам – за плечами был юрфак МГУ. Его советы всегда были очень дельными, потому что Макаев учитывал всевозможные нюансы и различные варианты развития ситуации. Постепенно он стал пользоваться неограниченным доверием самых крупных чеченских авторитетов, несколько раз помогал закрывать уголовные дела, хотя работал всего лишь скромным следователем прокуратуры.
Что самое ценное в наше время? Информация. А что может быть ценнее информации? Умение правильно ею распорядиться. Макаев очень хорошо это умел. Он досконально изучил законы, структуру правоохранительных органов, узнал все ходы и выходы, приобрел нужные связи и знакомства, – словом, был человеком незаменимым. Он легко находил общий язык со всеми – сказывались безукоризненные манеры и хорошее знание человеческой натуры.
И вот однажды (после долгого и жаркого обсуждения, ибо кто захочет добровольно поделиться властью?) лидеры чеченской группировки решили, что гораздо полезнее (и для группировки, и для общины в целом) будет, если Макаев станет принимать более деятельное участие в вопросах стратегического руководства.
Результаты не заставили себя долго ждать: за каких-нибудь два-три года чеченцы подчинили себе автомобильный бизнес в Южном порту, а затем – львиную долю всего московского автобизнеса, через азербайджанцев контролировали овощные и цветочные рынки, и вот теперь – рынок наркотиков. Это была глобальная идея, и ее правильность Макаев хотел проверить сначала в Москве, а потом уже начать постепенную экспансию и за пределы столицы.
До сих пор пути поступления оптовых партий героина в Москву были разрозненны. То здесь, то там в средствах массовой информации всплывали сообщения о перехваченных партиях зелья: но самой крупной на его памяти была партия в шестьдесят килограммов, крупнее не было. Почему? Макаев видел очень простое объяснение: если переправляется по-настоящему большая партия, то хозяин денег не жалеет, покупает всех и вся, кто только имеет даже малейшую возможность помешать.
А почему бы не попробовать централизовать это до предела? То есть создать супернадежный канал, делиться с кем надо, но зато не терять на перевозке ничего? Это же – прямая дорога к монополии, к вытеснению всех конкурентов, а значит – большие деньги. Очень большие деньги. А они только так и делаются – если поделишься с кем надо.
Макаев поставил на Борзовского – и не прогадал: у Аркадия Львовича репутация была, мягко говоря, не самая безупречная. Никто из зарубежных партнеров не хотел иметь с ним дело, справедливо полагая, что состояние его приобретено еще менее законным путем, чем все прочие, сделанные в России за последние несколько лет. Строго говоря, Борзовский был человеком не брезгливым. Когда Иосебашвили рассказал ему о возможности сотрудничества с чеченцами, Борзовский думал прежде всего о том, как его могут обмануть, и где его могут подставить, потому что эти вопросы – самые главные, а все остальное – лирика.
В то время Борзовский находился на пике своего могущества: с одной стороны, это хорошо, но с другой, пик – состояние нестабильное, за ним неизбежно следует спад, и Макаев это предчувствовал, поэтому рассматривал Борзовского как временного партнера, который поможет создать работоспособную систему, а уж дальше система будет крутиться сама, без постороннего вмешательства, останется только контролировать ее работу.
Обе стороны хотели использовать друг друга в своих целях и затем "кинуть" в подходящий момент.
Для достижения этих самых целей Борзовский собирался использовать Кольцова, как пешку, но Макаев имел на него другие виды.
А пока они напряженно делали деньги, в любую минуту ожидая подвоха от "делового партнера".
* * *
Макаев великолепно играл в шахматы. В умении комбинировать ему не было равных – по крайней мере, среди тех людей, которые являлись его постоянными партнерами. Когда-то, еще в студенческие годы, ему довелось играть против самого Карпова – чемпион мира давал в университете сеанс одновременной игры. К чести молодого самоучки Зиявди, его именитому противнику с трудом удалось свести к ничьей. Макаев помнил наизусть все турнирные партии Алехина и комментарии к ним, сделанные самим великим маэстро, очень уважал Фишера и буквально боготворил Каспарова.
Он никогда не ходил в шахматный клуб, хотя его туда неоднократно приглашали, не принимал участия в состязаниях между факультетами и институтами – ему это было неинтересно. Зато он мог часами просиживать за столом, анализируя ту или иную партию. Очень скоро он понял, что доска ему не нужна, что он может чувствовать и, главное, понимать позицию вслепую, не расставляя фигуры.
В дальнейшем, когда его занятия приобрели менее невинный характер: будь то аферы с фальшивыми авизо, или разработка планов похищения людей, – он по привычке называл их не махинациями и не операциями, а комбинациями.
Любая комбинация задумывается для решения конкретной стратегической задачи. Решить такую задачу путем осуществления той или иной комбинации – это как подняться по лестнице этажом выше. Но любой лестничный пролет состоит из нескольких ступенек, каждую из которых тоже нужно преодолеть. Шаг на одну ступеньку выше – это задача тактическая. Успешное решение совокупности тактических задач приводит к решению задачи стратегической, а это, в свою очередь – к победе.
Вывод: хочешь победить – планируй свою победу. Хочешь победить наверняка – спланируй свою победу так, чтобы учесть все возможные варианты ответов противника. Победа приходит к тому, кто готов к ее приходу.
* * *
В настоящее время перед Макаевым стояла сложная задача. Близились выборы депутатов городской думы в Питере.