Ласковый убийца

– Сиди, сиди, дорогой, – говорил он и осторожно смывал с лица Алексея Борисовича кровь.

Только сейчас Болтушко внимательно его рассмотрел. Он был полноват, с седыми висками и смуглым лицом. На вид ему было уже за пятьдесят. Когда он начинал причитать, под короткими черными усиками вспыхивал золотой зуб.

– Вах, как же ты так, дорогой? Я все видел – надо было бежать. Ведь они и убить тебя могли. Ты сам из Москвы?

– Да, – выдавил Болтушко. – А как вы догадались?

– Зови меня Армик. Можешь дядя Армик, можешь просто Армик. А чего тут догадываться? У тебя на машине номера-то московские. Я здесь живу, в вагончике. У меня есть изолента. Мы твои провода соединим и машина будет работать, до дома доедешь. Как твоя голова?

– Спасибо, дядя Армик. Ничего. Болит немного, но пройдет. А вы знаете этих, которые меня били?

– А, нет. Этих не знаю. Может быть, их Артурчик знает?

– Артурчик? А кто такой Артурчик?

– Ну как кто? – Армик недоуменно развел руками. – Артурчик – это тот, кто за порядком здесь следит. Он – бледнолицый, так же, как и ты. Ты не волнуйся, я их номер записал. Хочешь немного шашлыка?

– Спасибо, дядя Армик. Я сейчас вообще ничего не хочу.

В разговоре с кавказцами Болтушко всегда немного ощущал свою ущербность, раздвоенность. С одной стороны, он был заложником устоявшегося стереотипа, что все они – ну, как бы это помягче… Недочеловеки, что ли… Но с другой стороны, Болтушко прекрасно понимал, что не может быть примитивным человек, знающий в совершенстве как минимум два языка: родной и русский. Он сам, к стыду своему, знал только один язык. Хотел бы он так же свободно говорить на английском или французском, как этот Армик – на русском. Вдвойне ему было неловко, когда кто-нибудь из русских в присутствии кавказцев коверкал или просто безграмотно говорил на родном языке. "Как же так?" – думал он. "Человек идет в нашу культуру, великую культуру, подарившую миру Толстого и Чехова, Бродского и Солженицына (Пушкина и Гоголя дарить не стала, оставила себе, сделав их практически непереводимыми), и вдруг слышит вместо хорошего литературного языка какое-то беспомощное блеянье. Стыдно за таких соплеменников."

К сожалению, этих людей в последнее время можно было видеть все чаще. Недостаток ума и таланта искупался у них избытком жизненной силы. Эти люди были живучи, как сорняки, их мычание можно было слышать по радио, а тупые лица – видеть по телевидению.

Но это так, к слову. А сейчас Алексей Борисович чувствовал глубокую благодарность к этому пожилому человеку, который так бережно и осторожно за ним ухаживал.

– А тебя как зовут?

– Алексей. Алеша…

– Алеша, пополощи рот хорошенько, у тебя там кровь. По-моему, они тебе зубы выбили.

– Ничего, вставлю золотые, как у вас.

Они негромко рассмеялись.

– Это хорошо, что ты шутишь. Значит, жить будешь, – одобрительно сказал Армик. – Хочешь, я тебе немного вина дам? – он поднялся и собрался идти к своему вагончику.

– Нет, спасибо. Вина не надо. Мне же еще домой ехать. Без стекла да с побитой мордой – меня на каждом посту останавливать будут. А если еще и запах почуют… Нет, спасибо. Ты мне лучше, – Алексей Борисович и не заметил, как перешел на "ты", – их номер скажи.

– А вот, – Армик вытащил из кармана рубашки мятую бумажную салфетку с неровными каракулями и протянул Болтушко. – Только не говори, что это я тебе подсказал: ты приехал и уехал, а мне здесь работать. Семью кормить. Ладно?

– Конечно. Да я бы их и без тебя нашел, – уверенно сказал Болтушко.

– Как это?

– А вон там, видишь? – Алексей Борисович показал на кусты, в которых он спрятал камеру. – Вон там я поставил видеокамеру, и все снял на пленку. Я же специально не убегал от них, чтобы все было на пленке.

Армик покачал головой и зацыкал зубами.

– Вон оно что. А я-то думал, почему он не убегает? Так ты герой? Получается, вызывал огонь на себя? – он смотрел на Болтушко уже по-другому, с восхищением.

– Ага, – усмехнулся Алексей Борисович, польщенный. – Вроде того. Сейчас я приду, – он тяжело поднялся и, прижимая руку к сломанным ребрам, поковылял через дорогу, в кусты.

Но там его ожидало жесточайшее разочарование. Где камера? Болтушко забыл про боль. Его охватила досада на самого себя и даже какой-то стыд, хотя он ни в чем не был виноват. Ну почему ему так не везет? Получается, все это – зря? Вернется домой, как последний дурак: без зубов, с переломанными ребрами, на разбитой машине, да еще и без камеры. Черт! Он выругался, сплюнул, посмотрел на обрывки скотча, обмотанные вокруг ствола, и понуро поплелся обратно.

Армик, нахмурившись, смотрел на него, но не сказал ни слова. Болтушко подошел поближе и развел руками:

– Нет там камеры. Не знаю, кто мог ее взять?

Армик всплеснул руками:

– А кто? Никого больше и не было. Только я, ты, да эти бандиты.

Он помолчал, пощипал усики и вдруг ткнул в небо указательным пальцем с грязным квадратным ногтем:

– Слушай, да это же Коля ее взял! Мальчик, который рыбой торгует! Как только драка началась, он сразу подальше убежал, это я точно помню. Через дорогу – и в лес. Вот он и взял.

– Ты думаешь? – у Алексея Борисовича появилась какая никакая, но все же надежда.

– Конечно, а кто же еще? Тут даже ни одна машина не проезжала. Это Коля взял.

– А как его найти, этого Колю?

Армик поджал губы:

– Не знаю, дорогой. Он тут постоянно сидит, рыбой торгует, а где живет – не знаю.

– А кто может знать? Как его фамилия?

– Нет, фамилию не знаю. А вот Артурчик, наверное, знает. Спроси у него, может, он тебе скажет. Только, – Армик поморщился, – с ним тоже надо поосторожнее. Он очень нервный.

– Он здесь каждый день бывает, этот Артурчик? – Болтушко снова поверил в свою счастливую звезду.

– Когда как, – пожал плечами Армик. – Видишь, место у нас глухое, прибыль небольшая. Он может приехать сегодня, а может – нет. Подожди. Все равно машину тебе придется делать. Посиди пока, я схожу за ножиком и изолентой.

Потом он помогал Болтушко. Вместе они вытащили разбитое стекло и отнесли его на помойку. Затем Армик зачистил оборванные провода, соединил между собой и замотал изолентой. Машина завелась.

Потом головная боль у Алексея Борисовича маленько успокоилась. Армик принес арбуз, подаренный водителями КамАЗов. Вдвоем они съели весь арбуз.

Потом были немногочисленные посетители. Армик попросил Болтушко не пугать их своим растерзанным видом и отправил его в вагончик, а сам суетился около мангала, поджаривая шашлыки.

Постепенно жара спала, и воздух начал остывать. Он стал не такой плотный и не такой прозрачный – близились сумерки.

И вот – со стороны дороги послышалось стрекотание, и показался светло-салатовый "Мерседес" – большой, старый. Он отчаянно коптил и распространял вокруг себя запах отработанной солярки.

Армик весь как-то подобрался и толкнул Алексея Борисовича:

– Смотри, это он, Артур!