– Вы знаете… Я до сих пор его слышу. Я… Говорю с ним. И он – говорит со мной.
В ответ на свое неожиданное признание Марина ожидала услышать все, что угодно; но только не то, что сказал Виктор.
– Так и должно быть. Его душа все еще с нами.
Марина была сильно удивлена; она даже подалась вперед, чтобы заглянуть в глаза Виктора; но, заглянув, не увидела в них ни тени иронии.
– Значит… Вы не считаете меня сумасшедшей?
– Конечно, нет, – Виктор ненадолго оторвался от дороги и бросил быстрый взгляд на Марину. Марина убедилась, что он и не думает шутить. – Ваш отец погиб трагически. Не успев завершить то, что задумал. Возможно, это удастся сделать вам.
У Марины перехватило дыхание: Виктор сумел прочесть все ее потаенные мысли!
– Вы верите в это? В то, что души ушедших близких какое-то время остаются с нами?
Виктор нежно улыбнулся и кивнул; словно здоровался с кем-то невидимым.
– Да. Я знаю. Только так и бывает.
Машина свернула на Каменноостровский проспект. Дом номер 83 – таков был адрес церкви Рождества Иоанна Предтечи.
26
Скворцов старался ступать бесшумно, но это не помогло. Чувства страдальца были обострены до немыслимого предела; Виноградов, заслышав легкие шаги, встрепенулся; и тут же мысленно укорил себя за эту поспешность: осторожнее! Не делай резких движений! Твоя легкая душа еле-еле держится в недужном теле.
Виноградов скосил глаза: Скворцов стоял у края кровати.
– Нашли?
– Нет.
Из груди Виноградова вырвался протяжный стон, и Скворцов поспешил добавить.
– Но мы знаем, где ее искать.
– Где?
– В Фетиньино. Она сама заявила об этом в телеинтервью, и какой-то тип в ее квартире, представившийся другом, это подтвердил.
«Фетиньино»… Это слово ни о чем не говорило Виноградову; звучало, как загадочное заклинание, и, тем не менее, дарило надежду.
– Фетиньино… – через силу повторил он. – Так чего же вы ждете?
– Проблема в том, – Скворцов передернул плечами, – что это – маловероятно.
– Почему? – забеспокоился Виноградов. – Вы знаете что-то еще?
– Тот тип, который был у нее в квартире… Похоже, он украл мой бумажник. Вместе с документами. А это выставляет ситуацию совсем в другом свете. Теперь я думаю, что кто-то нарочно хочет направить нас по ложному следу.
Виноградов с трудом унял клокочущее дыхание, рвущееся из груди: так ведь действительно может дух вон.
– Ты ведь – из спецслужб? – приподнявшись, спросил он.
– Да, – подтвердил Скворцов.
– Значит, ты – профессиональный параноик. Мне наплевать, что ты там себе думаешь! Но если есть хоть миллионная доля шанса, значит, надо его использовать. Возьми мой самолет. И отправь людей… В Фетиньино! – последнее слово он произнес с наслаждением; оно ласкало распухший язык.
Виноградов откинулся на подушку и умолк.
Скворцов несколько секунд вглядывался во внезапно смягчившиеся черты обезображенного лица. Потом – топнул ногой.
Из-за ширмы пришла сиделка и уставилась на Скворцова тупым коровьим взглядом.
– Что с ним? – спросил Скворцов.
Сиделка провела ладонью над открытым ртом «шестьдесят шестого».
– Он спит, – послышался гнусавый голос. – Он не спал уже трое суток. Напрасно. Я говорила, что сон облегчает страдания.
Скворцов присмотрелся. Да, Виноградов спал.
– Сколько нам осталось? – спросил Скворцов.
– Нам? Не знаю. А ему – совсем немного, – сиделка выждала несколько секунд и ушла обратно за ширму.
Скворцов достал мобильный и отдал необходимые распоряжения: взять самолет и немедленно во Владимир! Прибыть в Фетиньино, организовать засаду у бывшего дома Зубовых и ждать дальнейших указаний.
Скворцов понимал, что все это – зря, но не мог ослушаться. Покончив с делами, он сел рядом с кроватью и стал пристально смотреть на умирающего. Скворцов старался глубоко не дышать; не потому, что боялся разбудить: вонь от заживо гниющего человека стояла неимоверная.
27
Виктор открыл пассажирскую дверь, и Марина вышла, отметив про себя, что к хорошему – не то, что быстро привыкаешь; даже и привыкать не требуется.
Они стояли перед аккуратным краснокирпичным зданием, выстроенным в псевдоготическом стиле. Марина в который раз поразилась лаконичности форм и строгости линий.
В плане церковь имела вид креста; в центре возвышался серый купол со стрельчатыми окошками. Эту же форму имели зарешеченные окна побольше, по два на каждом из трех фасадов, и еще по четыре – на внутренних сторонах каждой из перекладин креста, а также – главный вход, располагавшийся в нижнем ярусе колокольни, окаймленный треугольными выступами, опускавшимися до самой земли, как контрфорсы неприступной крепости. Второй же ярус колокольни выглядел еще проще: четыре квадратные колонны по углам квадрата, накрытые серым четырехгранным шатром. Здание, лишенное всяких декоративных элементов, выглядело образцом элегантности и чистоты линий.
Марина не удержалась и спросила:
– Вы знаете, чем знаменита эта церковь? – она выдержала небольшую паузу – для приличия – и продолжала. – По преданию, здесь останавливался Пушкин. Прямо перед роковой дуэлью с Дантесом. Тут ведь недалеко – Черная речка. Александр Сергеевич заезжал помолиться. Получается, перед смертью… – Марина помолчала, отдавая дань уважения «солнцу русской поэзии». – А несколькими годами ранее он крестил здесь двух своих детей. Наталью и Григория. Когда снимал дачу на Каменном острове у Доливо-Добровольской.
Виктор не мог сдержать улыбку.
– Забавно! У нас, в России, все так или иначе связано с Пушкиным.
– У нас? – переспросила Марина. – Вы – тоже из России?
Вместо ответа Виктор жестом пригласил Марину войти.