Судьба наизнанку

Прямо напротив них, в тумане на железной дороге вспыхнул вправо размытый луч прожектора, и раздалось знакомое по фильмам 'пшшш' сбрасываемого пара. Пыхтя, свет прожектора начал медленно смещаться в сторону Белгорода. Самого паровоза и поезда в тумане видно не было.

– Что это?! – спросила сзади Вероника.

Олег обернулся, она неслышно подошла, кутаясь в короткую ветровку. Здесь, в низине, почему-то было гораздо холодней, чем на дороге.

– Паровозы. Наверное, перегоняют куда-то. А может. … Смотри, какая крупная авария, всё электричество отрублено, нигде ни огонька. Вместо электровозов – поезда тянут, что ли? Странно. Для этого тепловозы должны использоваться. Ладно, поехали.

Они вернулись в машину, Олег дополнительно включил противотуманные фары и медленно заехал в лежащее на земле белое облако.

– Какой дом?

– Самый крайний. Вот – Вероника указала на ближайшую к ним избу в три окошка на белёном высоком фундаменте, с коньковой крышей, покрытой деревянными плашками. Олег подрулил к закрытым воротам, выключил свет и заглушил двигатель. Они вышли из машины. Вероника накинула ремень сумки на плечо, подошла к двери слева от ворот, постучала. Никто не отозвался.

– Спят ещё, – Олег достал телефон, посмотрел время.

– Сейчас шесть, нет, – он учёл 'растянутый' час – пять утра.

– В деревне рано встают, – Вероника открыла калитку в палисадник перед окнами – видишь, свежие следы перед воротами. Скотину уже выгнали.

– Бабушка у тебя скотину держит? – удивился Олег

– С ней моя двоюродная сестра живёт, – ответила Вероника, согнутым указательным пальцем правой руки постучав в стекло среднего окна.

В избе глухо брякнулось на пол что-то деревянное, женский голос из-за занавесок испуганно спросил:

– Кто там? – судя по молодости голоса, это была кузина Вероники.

– Антонина открывай, это я, – тоном, не терпящим возражения, ответила Вероника. В избе раздались звуки шагов, приглушёно хлопнула дверь, Вероника вернулась к воротам, прикрыв вход в палисадник.

Скрипнул засов, дверь распахнулась. К ним вышла молодая женщина, в чём-то вроде сарафана, все волосы прикрыты белым платком в крапинку. 'Лет тридцать, очень похожа на Нику', – подумал Олег – 'только волосы более светлые и выглядит постарше. Что она уставилась? Одета, конечно, по-деревенски, но вполне …' Мысль он продолжить не успел, стоявшая перед ним Вероника начала падать назад.

Олег еле успел её подхватить. Антонина оторвала взгляд от наряда Вероники и, отступив, быстро проговорила:

– Ой, что с ней? Заносите её в избу, на лавку положите, я сейчас воды принесу – и метнулась обратно во двор.

Олег, удерживая левой рукой Веронику, шагнул вправо, подхватил правой рукой её под колени, поднял. Боком протиснулся в дверь, прошёл несколько метров по двору. Из дальнего угла забрехал кабыздох неопределённой породы. Вход в избу был слева. Олег с Вероникой на руках поднялся на крыльцо, пригибаясь, зашёл в сени. Там было темно, болтающаяся сумка девушки зацепила какие-то предмет, судя по жестяному звуку – ведро.

– Тут порожек – предупредила Антонина, отворив внутреннюю дверь. Олег, пригнувшись, вошёл в длинную комнату. Справа светилось мутноватое окошко, дававшее мало света, едва хватавшего, что бы рассмотреть скудную и весьма странную обстановку. Некрашеный дощатый пол и белёный потолок, высота помещения не больше двух метров. Слева стена из некрашеных обтёсанных брёвен с полупустой вешалкой, дальше занавешенный проём, заканчивающийся белой печью. Топка печи выходила в это помещение, перед ней горкой лежали наколотые поленья. Перед окном непокрытый скатертью большой деревянный стол, к нему приставлены пять изогнутых стульев, за столом в правом углу смутно виднелся высокий резной шкаф со стеклянными дверцами. 'Буфет' – слово откуда-то из детства всплыло в памяти Олега. Пахло засушенной травой, ещё чем-то кисловатым и одновременно смутно знакомым.

– Сюда – Антонина выскользнула из-за спины Олега, шмыгнула в занавешенный проём. Олег по скрипучим половицам прошёл за ней в светлую, насколько это возможно ранним туманным утром, почти квадратную комнату. Остановился, оглядываясь, куда положить Веронику. Такой же пол, только убранный половиками, такой же побеленный потолок из широких досок с вбитым посередине крюком непонятного назначения, необшитые голые стены, здесь окрашенные в светло-зелёный цвет. Справа в комнату, вперёд метра на два и до правой стены, выступала печь с приступком по периметру и чем-то вроде лежанки сверху с горой тряпья на краю. За ней, в правой стене, куда уходила печь, был такой же занавешенный проход, напротив Олега – два окна с фотографиями между ними. Под фотографиями пирамидой Джосера стояли три разнокалиберных, окованных металлическими полосами сундука. На самом верхнем сундуке клубочком свернулась серая кошка. В левом дальнем углу под пустой угловой полкой, был ещё один, самый большой, сундук, откуда Антонина достала большую цветастую подушку. Лампы, как успел заметить Олег, и проводов на потолке и вообще в доме не было.

– Ложите – она положила подушку на длинную и широкую лавку слева от Олега. Он аккуратно пристроил Веронику вплотную к стене на … полати, так, кажется, они называются? Полати были закрыты покрывалом, на ощупь, когда Олег вынимал руки из-под Вероники, весьма грубым, как будто домотканым. Красную сумочку девушки он пристроил на половиках около изголовья.

– Вот вода – пока Олег укладывал Веронику, Алевтина сбегала в сени и принесла воды в деревянном ковшике. Олег, сидя с краю лавки, взял Веронику за левую руку, искал пульс. 'Вроде есть. Уф' – подумал Олег, уложив руку Вероники на полати. Взял из рук Антонины черпак, достал из кармана ветровки носовой платок. Смочив в холодной воде, он вернул ковшик Антонине, аккуратно обтёр лоб и виски Вероники, стараясь не задеть макияж. Она шевельнулась и невнятно пробормотала одними губами

– Что? – Олег наклонился к лицу Вероники.

Она, проморгавшись, открыла глаза, узнала Олега и улыбнулась ему какой-то светлой обречённой улыбкой.

– Ты мне сразу понравился, Олежек – тонкие руки девушки обвили его шею, – я могу это сказать, сейчас мы навсегда вместе.

Вероника подтянулась и попыталась поцеловать Олега. 'Нифига себе!!' – подумал он, уклонившись от губ девушки.

– Что с тобой? – Олег привстал с лавки, попытался снять с себя руки Вероники, но держалась она за него весьма крепко – что твои родственники подумают?

Олег спиной чуял, что Антонина практически впала в ступор, наблюдая эту картину. Вверху на печке кто-то зашуршал и тонкий детский голосок спросил:

– Мама, кто этот дядя? – говорила девочка явно дошкольного возраста, – не толкайся, мне не видно.

'А это ещё кто?' Олег, наконец, смог развести руки Вероники. Она перестала пытаться его поцеловать и, подтянувшись – Олег всё держал её за запястья – села. Олег осторожно освободил её правую руку, поднялся. Левую руку он решил не выпускать, мало ли что. Обернувшись, он увидел изумлёние на лице Антонины и над ней, на печке, две детские мордашки, выглядывающие поверх длинной подушки из-под лоскутного одеяла. Одна слева, принадлежала говорившей девочке лет шести, справа к ней прижимался мальчик года на два помладше.

– Мы в Раю, Олежек – увидев детей, лицо Вероники озарилось ангельским светом.

– С чего ты взяла? – Олег шагнул назад, сел рядом с ней, ноги не держали после такого уверенного заявления. Неужели??

– Вот они – она плавно повела рукой в сторону женщины и детей – давно в Раю. Антонина, Максимка и Леночка. Теперь пришел наш черёд, Олежек.

Антонина вздрогнула, услышав имена. Отступила вплотную к печке, как будто стараясь защитить ребятишек. Ковшик она держала перед грудью, прикрываясь им, как щитом.

– Они давно в Раю – повторила Вероника – их немцы в войну сожгли.

Лицо Антонины исказила страшная гримаса.

– Брешешь, ведьма!! Мы живы, живы!! Слышишь, ты!! Живы!!!

Она почти кричала, вода из ковшика выплёскивалась на пол в такт словам. Выкрикнув, она обессилено села на приступок печи. Дети испуганно молчали. Вероника продолжала ангельски улыбаться.

– Вы давно в Раю, – упрямо сказала она в третий раз, Антонина замычала – Баба Поля ещё жива, поэтому её здесь нет. Фёдор Кузьмич пропал без вести, может, не заслужил.

– Кто такие Фёдор Кузьмич и баба Поля? – ощущая себя в невесомости, глухо спросил Олег.

– Фёдор Кузьмич её – она указала на Антонину – муж. Мой прадед. Пропал без вести в сорок втором. Баба Поля – её дочь Полина. Моя бабушка, жива до сих пор, ей восемьдесят лет 10 мая исполнилось. Из всей семьи Лапиных она одна осталась в живых.

Ковшик выпал из рук Антонины, она выпрямилась. Глаза гневно сверкали.

– А ты врёшь, ведьма! – она стала медленно подходить к лавке, прижав к груди сжатые кулаки. – Фёдор Кузьмич, муж мой, сейчас на работе, Полинка корову в стадо отводит. Врёшь ты всё!

'Сейчас она Веронике врежет' подумал Олег, вставая и закрыв собой Веронику. Антонина остановилась в полушаге от него. 'Сейчас она мне врежет. Прямо как в кино'. Но до драки дело не дошло – хлопнула входная дверь, в горницу вбежала девочка-подросток лет двенадцати – тринадцати в таком же покроя сарафане, как у Антонины. Волосы у неё были полностью убраны под синий платок.

– Мама, какая-то машина иностранная перед воротами стоит, а двери не заперты. Ой – она увидела гостей – кто к нам из города приехал? Мама, что с тобой?

– Полина?! – изумлённо воскликнула Вероника – но как … я.....

Олег обернулся. Вероника уронила голову в ладони и беззвучно рыдала. Кулаки Антонины разжались, она подняла ковшик и со словами

– Воды принеси – отправила старшую дочь в сени. Олег растерянно сел обратно на лавку, Вероника ткнулась ему в плечо.

– Не плачь – он немного развернулся, обнял правой рукой девушку, рыдавшую теперь у него на груди. 'Точно, мелодрама'. Он гладил девушку по спине, приговаривая – видишь, никто не умер. Всё хорошо, не плачь.