Россiяне на Сандвичевыхъ островахъ (1815-1817), или Похожденiя доктора Шеффера. Документальная историко-авантюрная трагикомедия в четырёх актах

«…Никто изъ насъ не ожидалъ наслаждаться столь вкуснымъ об?домъ въ кра?, совершенно удаленномъ отъ просв?щенныхъ земель и въ столь дикихъ уще-линахъ горъ, покрытыхъ в?чнымъ сн?гомъ и гд? дикiй американецъ питается только однимъ кореньемъ и рыбою. Но столъ г-на Баранова представлялъ совершенную роскошь – около 10 блюдъ, со вкусомъ изготовленныхъ, составляли нашъ об?дъ и прекрасн?йшая мадера разливалась въ изобилiи. По окончанiи об?да пили здоровь? императора Александра, причемъ п?ли „многая л?та“ и палили изъ пушекъ, потомъ подали пуншъ, а вечеромъ танцевали. Музыка г-на Баранова состоитъ изъ двухъ скрипокъ, флейтъ и одного баса. Такимъ образомъ проводили мы вечеръ весьма прiятно и совершенно забыли, что мы въ дикой стран?…».

Однако будничные реалии дикой страны вскоре напоминают о себе. Пиршества и салютования первых дней быстро заканчиваются, и моряков «Суворова» начинает засасывать унылая рутина ничегонеделания. Опасаясь тлетворного влияния подобного farniente на своих людей, командир несколько раз на протяжении месяцев торопит (если не сказать «тормошит») Баранова: дайте нам какое-нибудь задание! Судно отремонтировано – и готово к любым походам! «…Но ни просьбы, ни предложенiя Лазарева не были приняты, и мы, противъ своего желанiя, должны равнодушно смотр?ть на безд?йствiе…».

Шеффер, вспомнив юность, с естествоиспытательским пылом карабкается по окрестным скалам – в одиночку или с моряками «Суворова». И как-то раз ему даже приходится проявить своё лекарское мастерство.

Дело было так. 18 декабря Унковский вместе с Повало-Швейковским и Подушкиным (тем самым капитаном «Невы», взявшим позорный «самоотвод» на борту судна, а ныне как ни в чём не бывало служащим у Баранова) на вёсельном ялике в сопровождении четырёх алеутских байдарок отправляются исследовать пролив, отделяющий Ситху от других островов. Отойдя миль на десять, на пустынном берегу решают сделать привал, и лейтенант Унковский сам вызывается развести огонь. Но происходит ужасное: медная пороховница от случайной искры буквально взрывается в его руках. Жуткая боль, много крови – правая кисть серьёзно повреждена.

Раненый Семён в сопровождении друга Швейковского спешно возвращается в Ново-Архангельск, но путь не близкий. Только через четыре с половиной часа ялик достигает цели – рука, наспех перевязанная первой попавшейся тряпкой, обильно кровоточит, но Унковский мужественно терпит боль.

«…По прибытiи на корабль г-нъ Шеферъ, нашъ корабельный л?карь, вскор? прi?халъ съ берега и перевязалъ рану, которая оказалась не столь опасной, чтобы можно лишиться руки…».

К счастью, обошлось: гангрены удалось избежать, и кисть Унковского в конце концов благополучно зажила. А мы – вскользь – отмечаем: Шеффер жил не на судне, как остальные члены экипажа, а где-то на берегу.

Скорее всего, именно тогда он и приглянулся Баранову.

Несмотря на серьёзную рану руки, Семён Унковский продолжает свои записи. И первоначальный пиетет к РАК и её аляскинскому правителю постепенно сменяется на критику местных порядков. Особенно это касается того, как бестолково здесь используется квалифицированная рабочая сила, в том числе – и экипаж «Суворова»: «…Если компанiя пожелала им?ть хорошихъ матросовъ въ её селенiяхъ, то для сего нельзя оныхъ снимать съ судовъ для береговыхъ работъ и не отягощать ихъ излишнею должностью. Но зд?сь всякiй промышленникъ, который ходитъ на судахъ, также употребляется къ разнымъ постройкамъ и береговымъ работамъ, иногда его посылаютъ рубить л?съ и копать огороды, а на другой день видишь онаго работающимъ на судн?, на которомъ онъ долженъ служить матросомъ…». И далее: «…При такихъ распоряженiяхъ невозможно и помышлять, чтобъ компанiя сд?лалась богатою и торговля ея процв?тала. Буде не посл?дуетъ перем?нъ, то должно ожидать ея упадку…».

…Только в мае нового 1815 года Баранов отправляет «Суворов» на задание: идти в Камчатское море, на острова Прибылова, и доставить оттуда груз «мягкой рухляди» – каланьих и прочих шкур. Судя по всему, Шеффер остаётся в Ново-Архангельске.

Всего через несколько дней после отплытия российского шлюпа, 25 мая 1815-го, в гавани столицы Русской Аляски бросает якорь американский корабль «Альбатрос», пришедший с Сандвичевых островов. С его палубы на берег высаживается немного потрёпанный морской волк по имени Джеймс Беннетт, капитан другого – компанейского – судна «Беринг». Пылая гневом, он докладывает ошеломлённому Баранову: вверенное ему плавсредство потерпело крушение у берегов острова Атувай, и почти весь груз (в основном, драгоценная пушнина и оружие) захвачен туземцами.

Присутствовал ли при этом рапорте Егор Шеффер (который к тому времени существенно сблизился с начальником Аляски и даже вошёл в его узкий круг) – неизвестно. Но событие, произошедшее с судном «Беринг» за тридевять морей, в водах неведомого клочка суши со странным названием, очень круто – в очередной раз – повернёт судьбу немецкого лекаря.

Сандвичанские приключения «Беринга»

…Парусники молодых Северо-Американских Соединённых Штатов (бывших колоний Великой Британии на Атлантическом побережье континента, ставших независимым государством в 1776 году) начали появляться в водах Аляски на рубеже XVIII и XIX веков – в то самое время, когда имперский Альбион, имевший серьёзные виды на тамошнего калана, был занят наполеоновскими войнами в далёкой Европе. Очень скоро, однако, старая добрая Англия потеряла интерес к добыче меха в этом суровом краю (не до того было), и на местные пушные угодья обратила пристальное внимание Англия Новая.