Россiяне на Сандвичевыхъ островахъ (1815-1817), или Похожденiя доктора Шеффера. Документальная историко-авантюрная трагикомедия в четырёх актах

Решительно отметём сомнения и инсинуации. Они не только не уместны, но и некорректны. Отцы-директора Российско-Американской Компании своё дело знали. И ответственнейшую миссию – поиск нового командира «Суворова» – доверили кому надо. Результат – не только налицо, но и в анналах: мудрейший Леонтий Васильевич Спафарьев не просто безукоризненно точно рекомендовал идеальную кандидатуру, но и – сам, скорее всего, того не ведая, – выдал пропуск в историю мирового мореплавания поистине выдающемуся человеку.

Никаких сомнений: как только низложенные Макаров и Кo, чиновники Адмиралтейств-коллегии, директора РАК и даже сам Первый Пайщик услышали имя того, кто – по мнению Спафарьева – достоин возглавить экспедицию, все они недоумённо переспросили: кто-кто??. Какой ещё Лазарев?

Тем не менее, факт остаётся фактом: командиром Третьей Российской Кругосветной Экспедиции и капитаном шлюпа «Суворов» был назначен никому не известный выпускник Морского Кадетского Корпуса лейтенант Михаил Петрович Лазарев (1788 – 1851).

Михаил Петрович Лазарев

Невероятно, но сверх-ответственную миссию поручили человеку, которому не исполнилось и 25 лет. Без всякого преувеличения можно сказать: к тому времени Лазарев стал самым молодым из всех капитанов, которым предстояло обогнуть земной шар[28 - Даже легендарный королевский пират Томас Кавендиш (1560 – 1592), отправившийся в свою первую кругосветку в 1586-м, был, получается, старше Лазарева. Примерно столько же – 26 лет – исполнилось также коллеге и предшественнику командира «Суворова» – капитану Л. А. Гагемейстеру (1780 – 1833), который, как мы уже знаем, возглавил Вторую Российскую циркумнавигацию в 1806 году; однако завершить экспедицию и обогнуть-таки глобус ему было не суждено…]!

Но юный – не значит неопытный: за плечами блестящего морского офицера уже были и отличие в учёбе, и пятилетняя стажировка в действующем британском флоте, и даже две войны – с Швецией (1808 – 1809) и Отечественная 1812 года (лейтенант Лазарев отличился при высадке десанта в Данциг).

Тогда, в сентябре 1813-го, будущий первооткрыватель Антарктиды и впоследствии прославленный черноморский адмирал скромно служил первым помощником на бриге «Феникс», стоявшем на якоре тут же, в гавани Кронштадта. Так что далеко ехать к месту нового назначения ему не пришлось – уже на следующее утро он принял командование готовящегося к отплытию «Суворова».

С самого начала Лазарев решительно взялся за капитанское дело, и в первую очередь – пригласил с собой в плавание своих друзей-ровесников: блестящих и молодых морских офицеров-дворян – 26-летнего Павла Повало-Швейковского и 25-летнего Семёна Унковского. Именно мемуарам последнего, кстати, мы обязаны интереснейшим подробностям той кругосветки – из них можно почерпнуть кое-что любопытное и о нашем герое: докторе Шеффере.

…Когда знаешь о том, чем именно закончилось для Егора Николаевича пребывание на «Суворове», невольно представляешь себе это 13-месячное плавание из России на Аляску как непрекращающийся – иногда затихающий, иногда вспыхивающий с новой силой, – конфликт с лейтенантом Лазаревым и его людьми. Почему корабельного лекаря невзлюбил экипаж? Чем таким немец мог насолить молодым русским офицерам? Что – конкретно или вкупе – скрывается за официальной формулировкой, с которой командир оставил Шеффера в Ново-Архангельске: «…лицо, нетерпимое на судн?…»?

Дело, как мы увидим, не столько в Лазареве, сколько в самом Егоре Николаевиче: если не считать таинственной размолвки с приснопамятным Леппихом, нашего героя как минимум уже второй (и ближайшее будущее покажет – отнюдь не последний) раз в жизни со скандалом выгоняют из, так сказать, коллектива – вспомните, с какой аттестацией его в 1808-м «турнули» из вюрцбургского Юлиусшпиталя. Из-за чего? За что?

Неуживчивый дурной характер? Психологическая несовместимость? Или нечто более неприемлемое в замкнутом кругу судового экипажа – козни, манипулирование людьми, сколачивание оппозиции против капитана??

Помилуйте, – скажет недоверчивый читатель, – наш скромный доктор стал интриганом и заговорщиком?

Что ж. Осмелюсь кивнуть: да. Только не «стал», а был. Глубинная суть, квинтэссенция его характера, долгое время находившаяся словно в анабиозе, – стремление половить рыбку в мутной воде, попытки лёгкого и незаметного манипулирования людьми, жуликоватость, ушлость, если хотите, не очень умело выдающая себя за обаяние и общительность, – вот что начало раскрываться, распускаться, разворачиваться в его душе.

Плавание на «Суворове» – четыреста с лишним суток в кругу российских моряков – ознаменовало собой новый этап метаморфозы Георга Шеффера: тихий утёнок постепенно превратился в гадкого лебедя.

Впрочем, произошло это не сразу.

Россия – Европа – экватор

Наверное, любой, впервые ступивший на борт парусного судна в уже сознательном возрасте, не забудет этот момент никогда. Будь то скромный учебный ялик на городском водохранилище или роскошный пятимачтовый круизный фрегат в океанском порту – подобные плавсредства как-то сразу настраивают душу (какой бы очерствевшей от повседневных забот она ни была) на особый лад: возвышенный, романтический, авантюрный, трепещущий – как гюйс на ветру.

Изо всех сил сдерживаясь, чтобы в тысячный раз не присоединиться к бесчисленному сонму воспевателей морских путешествий под парусом и не сочинить очередную оду музе дальних странствий, автор лишь позволит себе короткую реплику. Почти все те редчайшие мгновения истинного, головокружительного и перехватывающего дыхание Счастия, что имели место в его преимущественно сухопутной жизни, так или иначе были связаны с парусными судами – начиная с легендарной «Bounty», о которой ваш покорный слуга даже написал книжку, и заканчивая (нет! не заканчивая – продолжая!!) незабываемой яхтой моих удивительных французских друзей – «Sauvage». О них – позже, в своё время…

Не верю тем, кто заявляет: «Не люблю путешествовать» или, скажем, «Терпеть не могу море». Я, к своему непреходящему изумлению, лично знаком с парой-тройкой подобных уникумов. Как такое может быть, объясните мне?! Ведь если вам не интересен, скучен, утомителен сам Процесс Перемещения В Пространстве (тем более – по воде!), вам, похоже, обрыдла сама жизнь.

А как же морская болезнь??? – сурово уперев руки в боки, грозно спросят понимающие. – Мы бы рады без устали бороздить океаны, но что нам, Нептун подери, делать, если любая маломальская качка неумолимо норовит вывернуть нас наизнанку?!.

Прошу прощения. Преклоняю голову. Молчу. Ибо таких людей я тоже знаю. И даже мне самому этот самый seasickness, оказывается, тоже не чужд с недавних пор. Но! С уверенностью хочу сказать вот что: морская «болезнь» – это не болезнь. А так, недомогание. Более чем излечимое, факт. И с ним можно и нужно бороться – как мы сопротивляемся, например, насморку или мигрени.

Как? Есть масса способов, в том числе и проверенных-народных: глубоко дышать морским воздухом, цепляться взглядом за горизонт, много пить etc. Не говоря уже о разнообразных современных лекарствах. Наверное, и среди гомеопатических средств XIX века опытный травник нашёл бы что-то анти-укачивающее. Однако судовому врачу шлюпа «Суворов» – нашему герою Егору Николаевичу – это не удалось: кругосветное плавание началось для него с кошмара.

До того, как выйти на борту шлюпа «Суворов» в открытое море, Георг Шеффер, скорее всего, лишь однажды становился пассажиром парусника (возможные увеселительные прогулки на Майне да грузовой караван по Оке, разумеется, не в счёт): в 1811-м, когда наш герой, как мы помним, по некоторым данным был направлен в Константинополь на закупку опиума для нужд госпиталя.

Как он выдержал то недолгое черноморское плавание – мы не знаем. Зато хорошо известно, что происходило с Шеффером в первые дни на «Суворове»: не успел корабль выйти на просторы Балтики, как судового врача скрутила жесточайшая морская болезнь.

И не его одного. Судя по обрывочным сведениям, больше всех от качки и тошноты начал страдать суперкарго[29 - Приказчик, отвечающий за перевозимый груз и закупаемые в пути товары.] «Суворова» – совсем молодой человек по имени Герман Николаевич Молво. Этот «нарвской гражданинъ» и его помощник приказчик Красильников (пьяница и дебошир, как вскоре выяснилось) составили компанию немецкому доктору. Именно эти трое, объединённые недугом с первых же дней пребывания на судне, в течение всего плавания немало попортят крови и капитану Лазареву, и всему экипажу в целом.

Ещё не скрылся за горизонтом остров Котлин, как бледный от рвотных спазмов Молво, размахивая своим мандатом РАК., требует у капитана… разворачивать судно и возвращаться в Кронштадт: дескать, неудачное время вы выбрали для плаваний, мы все погибнем от этой болтанки! На что Лазарев спокойно и уверенно отвечает ему, что морская болезнь – обычное явление для персон, непривычных к качке; мол, надо потерпеть. И всё пройдёт.

Увещевания не помогли, и тогда командир «Суворова» напоминает господину суперкарго, что, между прочим, задание у них общее – доставить грузы и людей на Аляску. И что срыв этой ответственной миссии будет приравнен к должностному преступлению. Того, по чьей вине это произойдёт, настигнет суровая кара заказчика и работодателя – Российско-Американской Компании. Похоже, этот аргумент сработал, и детские капризы Молво на время прекратились.

Но острая антипатия к Лазареву у суперкарго сохранилась. И на протяжении всего плавания юный Герман Николаевич делает всё, чтобы как можно дольше оставаться на суше – в портах стоянок – словно назло капитану.

Четырежды (!) по ходу плавания – в Гётеборге, Портсмуте, Рио-де-Жанейро и Сиднее – Молво отправлялся «в город» по делам РАК и – пропадал там. Иногда неделями! Довольно часто компанию ему составлял доктор Шеффер. Именно из-за этого – из-за отсутствия суперкарго – отправление «Суворова» каждый раз задерживалось: срывались планы капитана по срокам, и Лазарев, конечно, приходил в негодование.

Надо ли говорить, что личная неприязнь командира корабля и вверенных ему служащих РАК очень быстро переросла в плохо скрываемую взаимную ненависть?..

Впрочем, не будем забегать вперёд…

После коротких стоянок у шведских портов Карлскруна, Мальмё и Гётеборг, «Суворов», пройдя в сопровождении охранного конвоя проливы Каттегат и Скагеррак, вышел в Северное море и 27 ноября бросил якорь у берегов Англии – в гавани Спитхэд близ Портсмута.

Гавань Спитхэд (начало XIX века)

О, старый славный Альбион! Для Лазарева и его помощника Унковского эти места были связаны с прекрасными воспоминаниями юности – о том, как несколько лет назад они, совсем ещё мальчишки, стажировались здесь на судах Британского Флота. Мужественно преодолевая антипатию к Молво, капитан самолично вызвался проводить неопытного суперкарго в Лондон – дабы помочь ему побыстрее уладить дела с закупками для РАК.

И Унковский с Повало-Швейковским, должно быть, сгорая от нетерпения, сели в экипаж и тоже направились в столицу мира, великий город на Темзе, – вместе с составившим им компанию Шеффером.

В мемуарах Семёна Яковлевича упоминается об этом ночном путешествии, и именно из них мы с вами – не без изумления и улыбки – узнаём о том, что наш герой, оказывается, весьма недурно… пел!

Вот запись Унковского от 20 декабря 1813 года: «…Докторъ Шеферъ также былъ нашимъ спутникомъ, который услаждалъ насъ во время путешествiя своими латинскими мелодiями. Въ карет? были еще дв? дамы и одинъ армейскiй офицеръ. Стало быть, компанiя наша была довольно прiятна, притомъ же посл?днiй говорилъ изрядно по-русски и во время своихъ разговоровъ и латинскихъ п?сенъ Шефера ночь протекла не скучно…».

Что же это за «латинские мелодии»? Ли Б. Крофт считает: Шеффер пел не что иное, как отрывки из «Кармины Бураны» – знаменитого средневекового сборника стихов бродячих бардов и менестрелей. Мне же почему-то (сам не знаю; возможно, безосновательно) кажется, что наш доктор тешил слух своих спутников тем, что называется «йодль», – тирольским пением, виртуозным вокалом альпийских пастухов. Ведь и по сию пору в родном Шефферу городке Мюнннерштадт, не говоря уже про Вюрцбург и – тем более – Мюнхен, в биргартенах и на Октоберфестах можно услышать эти залихватские переливчатые песни.

Только представьте: по ночной осенней дороге к Лондону катит вместительная карета, из которой на всю округу раздаются жизнерадостные фиоритуры быстро сменяющих друг друга голосовых регистров, сопровождающиеся хохотом дам и офицеров… Die Freude!

Это было первое (и – насколько известно – единственное) посещение Шеффера столицы Британской Империи. Мне думается, Лондон не понравился бывшему аптекарю из Мюннерштадта. Самый передовой в ту пору мегаполис планеты, бурно развивающийся, стремительный, великолепный «город сокровищ» и всемирная «клоака» одновременно – скорее всего – утомлял нашего героя, привыкшего к несколько иным ритмам жизни.

Лондон (начало XIX века)

Чего не скажешь о юном Германе Молво: выходец из Нарвы, воспользовавшись (точнее, злоупотребив) служебным положением, вместо отведённых пары недель проторчал по «компанейским делам» в Лондоне целых… три месяца. Судя по всему, дела эти – закупку товаров и грузов для Ново-Архангельска – неопытный суперкарго вёл довольно бестолково, да и все искушения центра мировой цивилизации, конечно, же, утянули жадную до сухопутных удовольствий младую душу, как сегодня говорится, «к вершинам лондонского дна».

Уже несколько раз был пропущен попутный военный конвой (необходимый для безопасного выхода «Суворова» в Атлантику) … Уже европейская зима подходила к концу, делая плавание вокруг Мыса Горн – из-за бушующих там в это время года штормов – весьма проблематичным… Уже весь экипаж начал буквально изнывать от бездействия, – а Молво всё не было и не было.

28 января нового 1814 года, с трудом разыскав Молво в одном из пабов Лондона, из последних сил держащий себя в руках «…Лазаревъ предъявилъ значительный убытокъ, безполезное стоянiе зд?сь и опасности, какимъ мы должны подвергаться въ плаванiи по южному океану по причин? поздняго времени. Но всё было безусп?шно и, какъ кажется, всё нарочно устроено этимъ молодымъ и неопытнымъ челов?комъ для своихъ собственныхъ видовъ по прихоти…».

Проходит ещё месяц, и терпение капитана, в конце концов, лопается. Он объявляет своему суперкарго: если тот не завершит все дела до 1 марта, то «Суворов» уйдёт без него.

Угроза подействовала – видимо, как ни прельщали юного Молво соблазны Лондона, потенциальная кара от руководства РАК всё же грезилась пострашнее гнева Лазарева, качки и прочих ужасов предстоящего плавания. Герман Николаевич наспех, кое-как, буквально за сутки сворачивает свои «хлопоты».

Лично у меня нет никаких сомнений: рядом с неискушённым суперкарго практически всё это время – почти все три месяца – находился человек, уже успевший набить руку (и, даже, возможно, «съесть собаку») в некоторых снабженческих хитростях закупок и поставок – бывший директор физхимпринадлежностей, а ныне корабельный доктор, наш герой Егор Николаевич Шеффер. Нравился ему Лондон или нет – но «Суворов», наверное, вызывал ещё большее отторжение: в любом случае твёрдая почва под ногами надёжнее и привычнее зыбкой палубы, и, надо думать, судовой лекарь делал всё, чтобы максимально продлить пребывание здесь – и оттянуть момент возвращения на борт.

– Вы хотите сказать, – снова слышу я въедливый голос придирчивого критика, – что за всеми задержками безалаберного суперкарго Молво стоял «серый кардинал» Шеффер?

Отвечу, как всегда, честно: не знаю. Никаких прямых доказательств этого не обнаружено. Равно как и доподлинных свидетельств, опровергающих сие предположение. Всё могло быть…

В предпоследний день календарной зимы, 27 февраля, судно, наконец, покидает воды Англии. И – выходит в открытый океан.