– Какой ты неисправимый, – посетовала Фасолька.
– Если одни пустыни очень жаркие, а другие очень холодные – пусть их перемешают между собой, вот тогда будет хорошо!
– Почему, Гороховый Гномик?
– Ну как же, Фасолька! Ведь тогда и в жарких, и в холодных пустынях будет просто тепло. Лёд растает, потекут речки, а песок станет песчаными берегами.
– И вот тогда ты с удовольствием отправишься в пустыни. Чтобы поплавать по рекам. Я тебя поняла, Гороховый Гномик, – рассмеялась Фасолька.
– Вот только тогда туда многие отправятся, – посетовал Гороховый Гномик. – И они перестанут быть пустынями.
– Ага, – подхватила Фасолька фантазию друга, – они станут толпынями.
– Ну, нет, толпыни на свете и так есть, – возразил Гороховый Гномик. – Дядя Боб рассказывал про такую штуку: города.
– И что же он рассказывал про города? – поинтересовалась Фасолька.
– Не поверишь! Там люди живут друг у друга над головой. А у них над головой живут другие люди. А у тех ещё. И так много-много раз.
– Так не бывает, Гороховый Гномик. Как они удержатся друг у друга над головой?
– Каждый такой этаж как-то крепится. Я не знаю. Сам никогда не видел.
– Да и зачем им это? Места всем и так хватает.
– Видимо хватает, да не хватает. Это в пустынях никого нет. А толпыни на то и придуманы, чтобы толпиться на головах друг у друга.
– Какие-то нелепые эти люди, – фыркнула Фасолька. – Зачем сидеть друг у друга на головах, когда вон сколько необжитых лугов, полей, холмов, лесов.
– Пожалуй… – кивнул Гороховый гномик. – Я бы не хотел, чтобы кто-то жил у меня над головой. Допустим, в воротнике брезентовой куртки. А вдруг он однажды во сне упадёт ко мне в капюшон? И навалится на меня?
– Ох, и весело будет, наверное! – зажглась Фасолька.
– Ему-то, конечно, будет весело, – нехотя согласился Гороховый Гномик. – А вдруг он меня зашибёт?
– Значит, если и жить в толпынях, то только поверх всех! – вспыхнули глазёнки у Фасольки.
Глава 3. Гороховый Гномик и клоун Стручок
Клоун Стручок был самой настоящей игрушкой. Его тряпичную часть надевали на руку, а тяжёлой деревянной головенцией болтали направо-налево с помощью указательного пальца. Грубо вырезанное лицо клоуна было покрыто лаком и ярко-красной краской, которая обозначала рот и щёки.
Однажды он был позабыт детишками на огороде, когда те приходили лакомиться клубникой. И с тех пор там жил. В прошлой жизни он был Петрушкой, но дядя Боб прозвал его Стручком, потому что тяжёлая деревянная головенция клоуна была вытянутой и формой напоминала месяц на небе. Дяде Бобу, впрочем, она напоминала не месяц, а самый обыкновенный стручок, оттого он и выдумал такое прозвище.
Клоуну понравилось его новое имя. Он сказал, что Петрушек много, петрушка вообще есть в каждом огороде. Правда, Гороховый Гномик возразил, что в ином огороде стручков ещё больше. Вот, например, у них. Но клоуна это не смутило, он сказал, что существует только один клоун с таким именем – и это он сам. Тут возразить было нечего, и наши герои подружились.
Клоун Стручок был рождён для кукольного театра, но ни разу в жизни в нём не бывал. Однако он важничал, что всё про театр знает, и вообще, скоро за ним приедут и заберут его в город, так как он – известный и горячо любимый театральный актёр.
Но, жизнь катилась своей чередой, и клоуну Стручку нравилось пока жить на природе, потому что никто не мешал ему репетировать. Не хватал его. Не надевал на руку. Не болтал его тяжёлой деревянной головенцией направо-налево. Одним словом, никто не досаждал ему суетой.
А досаждали ему автоматический полив и редкие дожди, что в то лето не особо баловали подмосковных дачников. Клоун Стручок боялся, что покоробится его деревянная головенция и облупится лак на ней.
Поначалу он приметил огромный лопух под забором, но в одну из суббот его выкорчевали дачники, очищая участок от сорняков. Потом он стал прятаться под раскидистыми листьями капусты, но та принялась скручиваться в кочан. После этого клоун Стручок повадился таскать силиконовую смазку из тюбика, который лежал в теплице. Этой смазкой хозяева смазывали подшипник садовой тачки, газонокосилку и замок на сарае. Клоун называл смазку гримом и старательно наносил её поверх лака, защищая деревянную головенцию от влаги.
Обычно он сидел где-нибудь в тенёчке под кустом и сам себе строил смешные рожицы. Но это только так выглядело со стороны. Сам же клоун Стручок считал, что он репетирует. И относился к этому процессу очень серьёзно.
Так было и на этот раз. Гороховый Гномик встретил клоуна Стручка на пути к любимому пригорку на берегу ручья, где он собирался освободить свои кармашки от косточек. Клоун Стручок сидел под кустом жимолости, которая уже давно отошла, так как каждый год созревала раньше других ягод.
– Что ты делаешь, клоун Стручок? – спросил Гороховый Гномик.
– Я репетирую.
– А что ты репетируешь?
– Я репетирую смешные рожицы, – ответил клоун самым серьёзным тоном, который от него трудно было ожидать.
– У тебя же и так смешная рожица, – сказал Гороховый Гномик.
– Это для тебя она смешная. А для меня она самая обычная. Это моя обыкновенная рожица.
– Ну, так и смеши своей обыкновенной смешной рожицей!
– Ага? И давно ты последний раз смеялся над моей обыкновенной смешной рожицей? Может сегодня утром? Или всё-таки месяц назад?
– Давно не смеялся, – признался Гороховый Гномик, потупив глаза.
– То-то! Что же я за клоун такой, что даже друзей не могу рассмешить?
– Ну, друзья-то ладно… С друзьями можно и просто дружить.
– Как это ладно? Ведь если я не могу рассмешить друзей, значит незнакомого человека, обыкновенного зрителя, и подавно не смогу!
– А может наоборот? Друга рассмешить сложнее, чем незнакомого человека, – предположил Гороховый Гномик.
– Это почему же? – недоверчиво спросил клоун Стручок.
– Друга интересует, как ты поживаешь. Он серьёзно к тебе относится. Ему не до смеха. А незнакомый человек для того и пошёл в балаган, что ему охота повеселиться. Он уже готов смеяться. Ему многого не надо.
– Пусть так, – согласился клоун Стручок, – но я не могу на это рассчитывать. Я должен быть по-настоящему смешным, понимаешь? По-настоящему! А для этого я должен каждый день репетировать.
– Если честно, – не унимался Гороховый Гномик, – твоя обыкновенная рожица гораздо смешнее твоих смешных рожиц, которые ты репетируешь.
– По правде говоря, вот этого я и боюсь, – посетовал клоун Стручок, перестав спорить.
– Те рожицы, которые ты специально корчишь, вовсе не смешные, а глупые.
– Ты взаправду так считаешь?
– Взаправду, – кивнул Гороховый Гномик.