3.
Вскоре я вернулся на передовую.
Прошло несколько дней, пара штурмов удачных или не очень. Здесь трудно сказать, какое сражение удалось: одна и та же позиция переходила из рук в руки. Кажется, всё, продвинулись, но через 2-3 часа вы снова отступаете. Можно ли считать такой штурм успешным? Так тянулись дни, пока однажды полевой почтальон не доставил мне судьбоносное письмо из штаба.
Магнусу Бойсу.
За проявленный героизм и самоотверженность в сражениях вы переводитесь в бронетанковые войска. Просьба предъявить письмо действующему офицеру и отправиться в штаб, для дальнейшего распределения в тренировочный лагерь.
Я был рад. В наших солдатских кругах ходили легенды о непобедимости нового английского оружия, танков. От них отскакивали пули, и они могли с лёгкостью преодолевать траншеи и колючую проволоку. А несколько пушек и пулемётов эффективно изничтожали врага во всём круговом секторе.
Я поспешил последовать инструкциям и уже к вечеру того дня прибыл в штаб дивизии. Два дня и я просидел в землянке, проведя большую часть времени в кровати. Потом за мной приехал грузовик, который собирал таких же бойцов, как и я по всему фронту.
В кузове я познакомился с будущими товарищами по обучению. Их личности не заслуживают особого внимания, ведь пробыл я с ними всего пару недель. Меня назначили пулемётчиком. В моём экипаже было ещё 7 человек: второй лейтенант Джордж Хилл, сержант Роберт Миссен, артиллеристы Уильям Морри, Фредерик Артурс, Перси Бадд, Джеймс Бинли и Эрнст Бреди. Я обязан рассказать отдельно о нашем будущем командире. Его звали Дональд Ричардсон. Он был капитаном по званию, то есть стоял выше нас. Но это не мешало ему относиться к своим подчинённым как к друзьям, он не считал себя лучше других членов экипажа. В родном для него Ноттингеме он был бакалейщиком. Его жизнерадостный характер не давал понять, что он является бывалым военным.
Жизнь в лагере была спокойной, мы обучались всему, что нужно было знать танкисту. 18 августа нам сообщили, что мы будем участвовать в прорыве под Пашендейлем.
Конкретнее, нашей задачей было поддержать наступление 61-ой дивизии вблизи Сен-Жульена. В ходе наступления мы должны были захватить городок Менен, находящийся на границе Франции и Бельгии всего в восьми километрах от печально известного Ипра. Таким образом наша операция являлась составной частью Третьей битвы за этот город.
«Возвращаешься к началу», – усмехнулся Дональд. Всё его состояние не давало понять его волнения, хотя он, как и все, понимал важность нашей роли на поле боя. Ответственность за жизни других солдат, вчерашних боевых товарищей, лежала у нас на плечах, и этот груз не давал покоя ни ему, ни нам. Более того, это был наш первый бой на танке.
4.
21 августа мы прибыли на фронт. Тогда нам выдали наш танк- «самец» танка Mark.4. В отличие от «самки» он обладал только четырьмя пулемётами 7.7 мм Льюиса вместо шести. Но это с лихвой окупалось двумя шестифунтовыми пушками 57-мм Гочкиса. Он обладал мощностью двигателя 125 лошадиных сил при 1000 оборотах в минуту, что позволяло машине при боевой массе в 28 тонн и лобовой броне 16 мм разгоняться до 6.4 километров в час. Ромбовидная форма корпуса преодолевала траншеи до 3-х метров в ширину, стенки до 1.2 метров в высоту и броды до 0.6 метров в глубину. Один внешний вид машины вызывал трепет. Стальной гигант длинной 7930 мм, шириной 3900 мм, высотой 2610 мм казался невероятно большим. Складывалось впечатление, ничто не сможет его остановить. Конкретно наш танк мы назвали «Фрай Бентос» в честь полюбившейся нам фирмы тушёнки, которая к тому же принадлежала Дональду Ричардсону.
Перед боем все спали, как убитые. Конечно, все мы волновались, но за столько времени уже привыкли к кровопролитию, поэтому притупили страх.
Утром 22 августа мы собирались в атаку. Дональд Ричардсон, по обыкновению, шутил и подбадривал нас, хотя в его движениях проглядывалось волнение. Мы нанесли название на борт танка, загрузили внутрь боекомплект, несколько винтовок и револьверов, две канистры с водой и ещё одну с горючим, немного еды.
За час перед боем развели костёр около танка и стали завтракать. Ели мы молча, каждый думал о своём: о доме, о семье, о предстоящем сражении. Небо было пасмурным, а воздух влажным. Это не редкость для здешних мест. Но опыт подсказывал, будет дождь. Мы ели в тишине, пока Дональд не заговорил. Он шутил, а мы старались поддерживать его старания приободрить нас.
5.
Но вот по рации поступил сигнал к началу боя. Мы оперативно сели по местам. Механик-водитель по имени Джордж Хилл завёл двигатель и неспешно сел за руль, как будто поднимая градус накала своей неторопливостью. В салон тот час же повалили клубы выхлопных газов. Не стоит этому удивляться. Двигатель располагался прямо вместе с экипажем, без какой-либо перегородки. Поэтому, несмотря на выхлопную трубу и систему водяного охлаждения, в салоне было, как в бане. Ситуацию усугубляла тряска. Ни о какой подвеске не было и речи, поэтому каждая кочка на пути отдавала в позвоночник. Я надел защитный шлем, но поднял кольчужные «шторки» на нём, призванные защитить мои глаза от осколков, попадающих в смотровую щель. Бронестекла не было, поэтому брызги свинца часто лишали танкистов зрения.
Примерно в 4 часа 40 минут мы проехали прямо над нашими окопами. Дональд видел, как за нами поднимаются пехотинцы, такие же солдаты, как и мы когда-то. Это усиливало чувство ответственности.
Пейзаж вокруг мог шокировать неподготовленного зрителя. Но для бывалого бойца он был уже обыденностью. По сторонам были воронки от снарядов, заполненные грязью до краёв, в этой же гнилой жиже лежали тела погибших здесь людей, а иногда можно было увидеть лошадей, отдавших жизнь ради человечества. Кое-где торчали обугленные стволы деревьев, чудом не срезанные осколками и пулями. Они были молчаливым напоминанием красоты здешних лесов до войны. Встречались искорёженные останки бронеавтомобилей. До принятия на вооружение гусеничных танков они должны были прикрывать пехоту, но в такой грязи колёса моментально застревали и автомобиль превращался в удобную мишень для артиллерии.
Мы двигались медленно. Я сидел за главным пулемётом, расположенным в носовой части машины. Рядом со мной сидел мехвод Джордж. Я видел всё перед танком, но что происходило с флангов, я не знал. Едва мы пересекли наши окопы, я надел «шторки» и прильнул к «Льюису».
Стоило нам проехать 50-60 метров, по нам открыли шквальный огонь. Пехота пряталась за танком. По нашей броне барабанной дробью стучали пули. Неподалёку от нас то и дело вздымаливзмывалив воздух столбы грязи и огня—взрывы вражеских снарядов. Естественно, мы стали мишенью номер один для артиллеристов кайзера.
–Фредерик, орудие противника на 2 часа! Оно замаскировано под дом фермера! – прокричал Дональд
–Вижу сэр, можете не уточнять, что делать,—ответил, усмехнувшись, он.
Я присмотрелся туда и действительно, оно было там. Выстрел. Снаряд попал метрах в пяти.
–Стоп, машина,– скомандовал Ричардсон, понимая, что на таких ухабах практически невозможно прицелиться.
Выстрел. Точно в цель. Командир велел продолжить наступление.
Я стрелял длинными очередями. Видны были вспышки винтовок противника. Я старался стрелять точно в них.
Конечно, целиться было практически невозможно, но процент, должно быть, был высоким.
Примерно в километре от нас шли другие танки. Я не знал, как у них дела. Я видел лишь позиции врага. До них оставалось около 150 метров.
–Мы ведем атаку за собой! – радостно крикнул Дональд, – будем первыми, кто пересечёт окопы немцев!
–Ура! – в один голос отозвались танкисты.
В азарте сражения мы уже не замечали ни страха, ни жары, достигшей уже 50 градусов, ни задымлённости помещения. Мы стали забывать об опасностях на поле боя, нам казалось, что мы были неуязвимы. Я с улыбкой собирал свой кровавый урожай.
Мы пересекли три линии траншей противника. Казалось, мы пробили панцирь и вошли в мягкое подбрюшье "черепахи" немецой обороны. Пехота отстала от нас, но это не заставило нас остановиться, ибо мы уже не встречали никакого сопротивления.
И вдруг всё резко изменилось. Из фермы "Галлиполи" по нам открыли пулемётный огонь. Танк остановился для выстрела, и мы почувствовали, как почва под нами проседает. Механник-водитель начал разворачивать машину, как вдруг в лобовой бронелист попал снаряд. Чудовищный грохот прозвучал перед моей головой, в смотровую щель полетели куски стали, но кольчуга спасла мои глаза. Что-то тяжёлое, но мягкое упало мне на колени.
Попадание было прямой наводкой. Из-за чудовищной энергии снаряда и взрыва броня треснула изнутри, и Джорджа ранило в шею осколком брони, он потерял сознание. Кроме него, осколки задели Перси и Уильяма, однако их ранения были не столь серьёзны. Механик-водитель упал мне на колени, надавив своей ногой на рычаг. Танк начал резко поворачивать. Дональд сел на его место и попытался выровнять танк. Но было уже поздно. Фрай Бентос накренился и съехал в воронку с грязью. Весь левый борт, включая спансон, оказались под водой. Поэтому орудие и пулемёт на нём вышли из строя. Несколько человек ушиблись при падениии и рассекли себе кожу о внутренности танка. Канистра с водой раскрылась и залила рацию. Мы остались без связи.
Я услышал:
–Небольшие технические трудности,– постарался пошутить Ричардсон. – Скоро мы выберемся отсюда и продолжим бой.
–Боюсь, но застряли мы тут намертво, – сказал я шутя.
Танки были тогда относительно новым изобретением, поэтому нельзя было дать врагу захватить его. Предстояла длительная осада. Более того, наша позиция оказалась костью в горле для немцев. Ни о каком наступлении с их стороны не могло быть и речи, пока мы находились здесь. Это значило, что немцы применят все силы, чтобы избавиться от нас.
Тут я почувствовал страх. Впервые за довольно долгое время меня сковывал суеверный ужас. Осознание безысходности и уязвимости, несбывшихся надежд и грядущих бед, всё это встало в одну картину у меня в голове. Я не могу сказать, что я был абсолютно бесстрашным всё время пребывания на фронте, однако, к настоящему моменту оно буквально атрофировалось по причине ненадобности. Человек боится, потому что не хочет выполнить действия, ведущие к неудаче, в нашем случае к смерти. Но на фронте большая часть твоей живучести заключается в везении. И поэтому мало что зависит от солдата. А значит, зачем бояться, ведь снаряд всё равно прилетит тебе под ноги или шальная пуля ударит в голову. Но сейчас я чувствовал страх, вытеснивший рациональную сторону мышления из моей головы. Я осознал, что я ещё чувствую, что я всё ещё жив.
6.
Мы наблюдали в бойницы и смотровые щели за действиями союзных сил. Танки вязли в болоте, немецкие артиллеристы подбивали их. Пехота ползла по грязи, как облако ядовитого тумана. Мы ждали, что сейчас англичане настигнут нас. Я волновался, наши боевые товарищи остались без поддержки. Из-за крена танка пушка правого спансона не могла ,навестись на противника. Лобовой пулемёт был уничтожен осколками. Мы не могли ничем помочь. Это чувство бессилия не давало мне покоя. Наша судьба была предоставлена пехоте. Но очереди немецких пулемётов заставляли их снова и снова прижиматься к земле.
Вдруг меня осенила идея. Я рассказал о ней другим членам экипажа. Они поддержали её. Мы сняли пулемёты с кармы и правого спансона и начали стрелять из них через бойницы для личного оружия. Это не принесло плоды. Очевидно, вражеский пулемёт находился в защищенной огневой точке и стрелковым оружием его было не достать. Более того, его поддерживали отступающие части ведя фронтальный огонь на подавление.
На крыше танка располагались балки для самовытаскивания. Роберт решил воспользоваться ими. Он начал вылазить из левой спансонной двери, но заметил немца, целевшегося в него. Он нырнул в танк и вылез через правую дверь, спрятанную в воронке. Тем временем Ернст решил помочь ему. Он вылез через левую и тут же был застрелен. Времени для скорби не было, а пулемётный огонь не позволял даже добраться до его тела. Пришлось оставить его там.
В одиночку, под огнём и по колено в грязи Роберт не смог установить балку и залез обратно в танк.
Примерно в 7 часов утра войска повернули назад и засели в занятых траншеях, оставив нас на произвол судьбы. Вероятно, потери были слишком велики. Многих убегающих догнали пули, несмотря на то, что мы продолжили стрелять по позициям немцев и по пулемётной точке.
Бой был окончен, но не для нас.
«Не стрелять, пусть думают, что мы подбиты», – скомандовал Дональд.
Мы так и сделали, стали ждать. Пошёл дождь, и вода сочилась изовсех щелей танка. Более того, ещё 31 июля 1917 года в результате 24-дневного обстрела была уничтожена Британская дренажная система. Ничто не боролось с обильными грунтовыми водами. Танк начал медленно тонуть.