Кровь Святого Сотника. Книга 1. Мост через Оку. Часть 1

Кровь Святого Сотника. Книга 1. Мост через Оку. Часть 1
Дмитрий Сергеевич Смыков

Сергей Анатольевич Смыков

Это фэнтези. Историческое, боевое, местами – религиозное, местами – основанное на реальных фактах. В человека попадает молния. Он не умирает и не становится суперменом. Он продолжает работать, как и прежде. Только изредка перед ним открывается дверь. В этот же мир, в это же место. Только разница во времени составляет 1500 лет…

Сергей Смыков, Дмитрий Смыков

Кровь Святого Сотника. Книга 1. Мост через Оку. Часть 1

«Боги обычно подобны тем, кто им поклоняется».

Анатоль Франс

«Ежегодно по всей России пропадает примерно

180 тысяч человек,

Из них 20 тысяч человек не находят»

Спасцентр «Лиза Алерт»

Глава 1. Начало

Всем привет. Я – Сергей Лонгин. Мне 61 год. Работаю стрелком ведомственной охраны на железной дороге. Охраняю мост через Оку. Меня устраивает эта работа. Режим сутки через трое. Имею городской камуфляж и старый АКМ 1966 года выпуска. Где-то в формуляре на меня еще и ПМ записан, но я его только в тире вижу, пару раз еще из ТТ пострелял. Самое главное – чужие тут не ходят. Два ряда колючей проволоки и злые собачки явно напоминают прохожим, что здесь запретная зона. Где-нибудь на вокзале или сортировочной станции я бы, наверное, сошел с ума от постоянного присутствия большого количества людей. А здесь тихо и спокойно. Бывает, конечно, когда в зону забредают по рельсам пьяные, бомжи или наркоманы. Мы их культурно выводим через калитку. Был один раз, когда пришлось стрелять в воздух и укладывать на шпалы упертого рыбака, твердо решившего пройти к реке прямо по рельсам. Все было сделано по инструкции, только мы потом полицию ждали три часа, чтобы задержанного сдать. И я еще семь раз объяснительные писал «по факту применения служебного оружия». До 1946 года наша служба входила в состав НКВД. И в то время меня самого расстреляли бы, если этот рыбак смог дойти до реки. А сейчас некоторые «товарищи» боятся, как бы у человека с боевым автоматическим оружием не появились посторонние мысли…

Это предистория. А сама История началась с того, что в меня попала молния. Дело было так. Шел июль. Я стоял в караульной будке на южном берегу Оки и бездумно смотрел во все стороны, контролируя охраняемый периметр. Наступил вечер, начался дождь, перешедший в грозу. Стемнело. Грохотало знатно. И молнии били в реку очень близко. Я закрыл дверь в караульную будку, оставил АКМ в угол. И в этот момент из розетки выдавился белый шарик. Он так забавно гудел и подергивался. То ко мне, то от меня. Я даже испугаться не успел, когда он ткнул меня в грудь…

В общем, врезало по мне здорово. Волосы сгорели все, включая брови. Все металл, который был на мне, а именно: пуговицы, эмблемы, ключи, люверсы на берцах – все расплавилось. Хорошо, что автомат успел от себя убрать. Неохота думать, что бы со мной стало, если взорвались все тридцать патронов разом. Крест нательный тоже исчез, остался только ожог крестообразный. Зубы вылетели все, включая искусственные, вместе со штифтами.

Хорошо, что видеокамеры у начальника караула работали. В караулке увидели, как у меня будка полыхнула. Добежали до меня за 20 минут. Да еще 40 минут ждали, когда «03» через дальний автомобильный мост до нашей точки доедет. Да еще до больницы доехать. Мне потом фото показали, которое сделали в приемном покое. М-да. Первая мысль – в таком виде не живут. Но я вот как-то еще дышал.

А на вторые сутки начались чудеса. Очнулся я ночью в реанимации от странного ощущения, будто у меня под всей кожей муравьи ползают. Прибежали дежурные интерны, чего-то мне кольнули, и я опять уснул. Утром ко мне пришел доктор. Делал всякие манипуляции со стетоскопом, тонометром и резиновым молоточком. А потом стал долго смотреть мне в лицо. Я тоже на него долго смотрел. Потом не выдержал:

– Сё п`охо?

– Отнюдь. Динамика настолько хорошая, что я поражаюсь…

Короче, через две недели меня выписали. Еще две недели я был на больничном. За эти две недели я понял, чему поразился доктор. Кожа приобрела нормальный цвет. Волосы стали расти. Зубы новые полезли! Чайные ложки стали к рукам прилипать. Гастрит пропал. Давление стало 120/80. И еще я стал понимать соседей!

Дом у нас многонациональный. Была такая фишка в СССР. Называлась МЖК. Молодежный жилой комплекс. Ты молодой и тебе надо квартиру? Ходи на субботники, рисуй стенгазеты, участвуй в соцсоревновании, получай путевку на стройку. Причем срок отработки для всех одинаков. Два года для многодетных, два года для одиноких. Естественно, все срочно стали жениться, рожать и выписывать из деревень бабушек и дедушек. Между однушкой и четырехкомнатной квартирой все-таки есть разница. У нас на автозаводе работало много иногородних. Татары, чуваши, мордва, армяне. Они, пожалуй, были самыми активными претендентами на строительные каски, поскольку у местных все-таки были папы и мамы с квартирами. У меня половина соседей по подъезду писала в пятую графу другие слова, а не только «русский».

Так вот весь этот интернационал я стал понимать. Как та самая собака, которая все слышит, но сказать ничего не может. Я поискал информацию в интернете и нашел много похожих случаев среди «стукнутых» молнией. Кто стал нечувствителен к холоду, кто избавился от онкологии, кто вспомнил свои последние семь жизней, причем рассказывал про них на семи языках. Я подумал и решил не афишировать свои новые особенности.

Итак, через месяц я вышел на работу. Прошел стандартную проверку в железнодорожной поликлинике. Признали меня абсолютно здоровым, и отправился я в свою смену, на график «сутки через трое». Пацаны встретили меня радостно. Вечно у нас нехватка персонала по причине минимальной зарплаты, а стоять на посту по восемнадцать часов в сутки желающих мало. В общем, наступили обычные будни простого стрелка четвертого разряда.

Глава 2. Я попал!

Сентябрь. Раннее утро. Туман. Самое мерзкое время для выхода на пост. Я снял автомат с предохранителя, оттянул затвор.

– Оружие осмотрено – буркнул за спиной начальник караула.

Отпускаю затвор, ставлю на предохранитель, пристегиваю снаряженный магазин, докладываю "оружие заряжено, поставлено на предохранитель" и иду к насыпи. Теперь две тысячи шагов по шпалам старого железнодорожного моста и я окажусь на южном берегу Оки, где стоит караульная будка, в которой мне предстоит бдить очередные четыре часа…

Ночь были холодная, поэтому под утро лег густой туман. Ничего не видно. Как бы ногу не подвернуть, гравий тут на рельсах крупный, никакие берцы не спасут.

Ну, слава Богу, последний пролет моста кончается. Сейчас караульная тропа упрется прямо в будку, мы вместе со сменщиком скажем в рацию: "Пост сдал. Пост принял" – и можно будет присесть…

Опаньки, а куда это я попал?

Туман резко кончился, как обрубило. Впереди ничего нет. Ни насыпи, ни рельсов, ни семафоров. Один лес. А сзади туман, обрезанный по прямой линии, как ножом. И что делать? Шагнул назад, в туман. Тут все в порядке, рельсы на месте. Шагнул вперед. Солнце светит, рельсов нет. Странно все это, но испуга нет. Старый я уже, чтобы бояться. К тому же у меня есть АКМ. Так что надо осмотреться…

Так, автомобильного моста, до которого по руслу Оки было 2 километра, не видно. От слова "совсем". Аэропланов, заходящих на посадку в аэропорт "Стригино", не видно. Рыбацких катеров на воде не видно. Высоких труб Автозаводской ТЭЦ – и тех не видно.

Шума не слышу. В смысле, техногенного шума. А так деревья шумят, птички поют. Звери рычат… Нет, не так. Ревут! Ревут дикие звери, которые на кого-то обиделись. И вроде бы еще кто-то кричит.

Побежал я на звук. Хотя побежал – это громко сказано. В густом лесу не побегаешь. Слава Богу, что недалеко пришлось. Показалось мне, что туман со мной двигался. Выскочил на поляну, а там медведь мужика дерет. Здоровый медведь, метра три, а то и больше. За мужиком две малявки к дереву жмутся…

Служил я в Красной Армии под Москвой. В знаменитом Особого Назначения Первом корпусе ПВО. Знаменитого тем, что после него в Подмосковье остались кольцевые трассы А-107 и А-108, которые использовались нами для подвоза ракет. На самом деле корпусов было четыре. И на вооружении у них стояли ракеты С-25. Потом к ракетам приделали атомные боеголовки малой мощности, чтобы сбивать не только самолеты, но и свободно падающие блоки баллистических ракет. К 80-м годам прошлого века этот комплекс устарел, его сняли с боевого дежурства. Однако, землю под пусковыми установками сохранили для последующего размещения С-300. Соответственно, остались солдатики, которые эту землю охраняли. А земли было очень много. Потому что в каждом дивизионе было по 60 пусковых установок. И располагались они на большом расстоянии друг от друга, чтобы не накрыло одним боеприпасом всех и сразу.

Вот я туда и попал. В основном, служба состояла из того, что мы ходили «через день на ремень». Охраняли все это старое железо, которое, однако, могло стартовать при острой нужде. У нас даже «калашей» не было. Были древние карабины СКС с запрещенными игольчатыми штыками. Как я уже сказал, земли было много, земля была пустая (сейчас в ближнем Подмосковье представить себе это – не получается). А на пустой земле, как в заповеднике, зверья было богато. Лоси, кабаны, волки, другая мелочь. За стрельбу на постах нас не наказывали. А что делать, если бойца волки окружили? (Это такая дежурная отмазка была). Офицеры, как и рядовой состав, свежатинку уважали. Стреляли мы довольно часто. СКС для таких ситуаций гораздо лучше АКМ. Потому и навыки, ближе к дембелю, были, как у опытных охотников. Выбор позиции, уязвимые точки, упреждение и т.д…

Вот и сейчас рефлексы сработали. Затвором щелкнул, приклад в плечо вжал. БАХ! Попал удачно. С сорока метров пуля вошла в правый глаз и вырвала мишке половину черепа. Блин, такое впечатление, что всю поляну мозгами забрызгало.

Огляделся я в наступившей тишине. Мужик живой, ногами скребет, из-под медвежьей лапы выбирается. Собачку порванная, копье сломанное рядом лежат. Девчушки живы, только все в мозгах и в ступоре. Мелкая вообще в комочек свернулась, старшая ее обнимает и на меня смотрит, не мигает. А глазищи голубые, в пол-лица. Красава!

Немая сцена. Пауза затягивается. И я сказал:

– На помощь звали? Я пришел.

Мужик, выбравшийся из-под туши, был полностью обессилен. Тем не менее, сумел встать, поклонится мне в пояс, и сказал какие-то слова. Переводчик, который заработал у меня в голове после удара молнии, довел до моего сведения, что меня благодарят, клянутся в вечном расположении, ля-ля-ля и все такое. Что за язык, я так и не понял. Кивнув дяденьке, я подошел к девчушкам. Присел на корточки перед мелкой. Достал носовой платок, на который с утра капнул каким-то мужским одеколоном. Хотел мордашку оттереть от красных брызг. Из кармана еще что-то выпало. Маленькая шоколадка "Аленка", та самая, где кукольная девочка в платочке на обертке. Аккуратно убрал маленькие ладошки от лица, аккуратно вытер глазки и щечки.

– Смотри, что у меня есть. Это вкусно.

Я зашуршал оберткой. У мелкой открылся один любопытный глаз. Отломил себе маленький кусочек, положил себе в рот. Почмокал, картинно закатывая глаза, и вложил в ручонки оставшуюся плитку. Робко, повторяя мои движения, девочка отломила кусочек и осторожно положила его на язык. Распробовала. Ишь, как мордашка в улыбке расплылась.

– Умарь? (Ягода? -сработал «переводчик»)

– Это шоколад. Называется "Аленка".

Дальше началась словесная пурга.

– А это ты медведя убил? А ты кто таков будешь? Охотник? Как батюшка мой? А меня Вежава зовут. А как тебя зовут?

Удивительно пластичная психика у детей. Только что в ступоре была, и вот уже фонтан не закроешь.

– Стоп.

Я прикоснулся ко лбу малявки.