ПИОНЕРОВ. Не то, что сейчас… (градуснику) Ну давай же, поднимайся.
ЭСТ. Зря стараетесь, Виктор Васильевич. В вашем возрасте если поднимается, то не благодаря, а вопреки, с трудом и в самый неподходящий момент. А ну-ка, дайте я попробую!
ЕЖОВ. Помнится, примерно в это время году в тридцатом наши коллеги из ФБР арестовали всех главных мафиози.
РЮРИК. У нас мафии не было и не будет. И без неё плюнуть некуда.
МАЛЮТИН. А сегодня случайно не третье воскресенье мая?
РЮРИК. Нет, а что?
ПИОНЕРОВ. Это, Юрий Ильич про жертв СПИДа вспомнил.
РЮРИК (тяжело, с угрозой глядит на Малютина) Штэ…э! Малютин, я тебе баню с девками простил, а ты опять за своё. СПИДа в России не было и не будет, и без него граждане великой державы мрут как мухи.
РУДАК. (держит горящую стодолларовую купюру в руках) Прямо лампочка Ильича какая-то, только ещё и греет. Господа, вам не кажется, стало намного теплее. Так мы и товарища Зю догоним.
МАЛЮТИН (Рудаку). Авангард Борисович, вы бы того… по-экономнее.
РУДАК. О чём вы, Юрий Ильич! Бабла хватит – это только первый транш кредита МВФ.
ЕЖОВ. А если придут проверять?
РУДАК. Так вы же уже здесь. Проверяйте.
МАЛЮТИН. И проверим!
Рудак бросает в печь последнюю ножку от сломанного стула, принимается за второй.
РУДАК. Проверяйте… (поёт) А был ли мальчик бородатым, высоколобым, волосатым, иль нее..ет? Кто даст теперь отве…ет?
МАЛЮТИН. (с угрозой). Дерзите, Авангард Борисович…
ПИОНЕРОВ (шипит). Да подождите вы, дайте Папе речь закончить.
РЮРИК. Юрий Ильич, ты это… задвижку-то пошире открой, тяга сильнее будет.
МАЛЮТИН. Понял, не дурак.
РЮРИК (то ли про себя, то ли в открытый эфир, но громко и грозно). И вот этот день настал. Я много раз слышал: Рюрик…, я то-есть, любыми путями будет держаться за власть, он…, я то-есть, никому ее не отдам. Это – вранье! Дело в другом, понимашь. Я всегда говорил, что не отступлю от Конституции ни на шаг, что в конституционные сроки должны пройти думские выборы. Так это и произошло…
На мгновение выходит из сомнабулического состояния.
… Но как?
Рюрик снова надолго замолкает, сидит как Будда, покачиваясь.
МАЛЮТИН (Ежову). Плохи наши дела. Это он к импичменту готовится. Сейчас опять Калку вспомнит.
Гвардин прислушивается к их разговору, многозначительно высоко поднимет бровь.
РУДАК. Господа, а как по-вашему, сколько стоит один избирательный голос? Не знаете. А вот наши заморские друзья посчитали. Всё очень просто!
Рудак выводит угольком на стене: Транш 5 млрд.$ / избир. 70 млн.
МАЛЮТИН. Это среди нас нет товарища Затейника. У него из этих пяти не меньше трети на ум бы ушло и исчезло за ушами, как туз из колоды фокусника.
ГВАРДИН. Семьдесят миллионов стоят пять миллиардов – это понято. Но сколько же стоит один голос.
РУДАК. Чему вас учили в школе, Шура. Пять делим на семьдесят…
ГВАРДИН. Это всё «ангельская», саксонская, арифметика, а мы люди православные. У них и у нас дважды два те же четыре, но у нас – бойчее будет.
РУДАК. Это как?
ГВАРДИН. А ты, Авангардушка, всех обстоятельств не учитываешь.
РЮРИК (внезапно открывает глаза). А я тебя, Авангард, спрашиваю, и штаб ваш здесь, и всех вас тут! Это же жо…Калка какая-то! Зю – орлом, Вольф – соколом, а Наш дом – газпром на третьей полке сбоку! Это же, понимашь, мой дом! И ты, рыжий, глаза свои бесстыжие не прячь. Ты и в прошлом декабре вот так же у печки сидел, а толку. Сначала Гохран подразорили, теперь до МВФ добрались. А всё от чего?
ГВАРДИН (прячет «стечкин» в кобуру). Золото партии проворонили.
РЮРИК. А…а…а! Стыдоба! Ох, хо-хо! Да ну вас всех к…!
ПИОНЕРОВ. Александр Силыч, ну как вам не стыдно. Могли бы подождать с контрольным выстрелом.
ГВАРДИН. Так я же пошутил. Это когда было-то.
РУДАК. Рюрик Феодорыч, что с вами. Господа! Скорую срочно…!
Сцена 8. Таинственный грот – пять лет назад, осенний вечер
Отец и сын совершают обряд прощания с погибшим Ухватовым – князем «худоолуулгэ». На алтаре ставят лампадку, зажигают ароматные палочки. Над алтарём вешают пиджак погибшего и фуражку, захваченные с места аварии.
ДАНЕРУН-ГУРЭ. Вот так, сынок. Вчера князюшка наш ушел в мир теней-на…. Мы для души его место приготовили, если она захочет вернуться, погостить. Прибери-ка пока здесь, а я пойду поклонюсь Шаман-Камню.
Отец встаёт идёт к выходу и вдруг, со всего маху, ударяется грудью в косяк.
ДАШИ (кидается к отцу). Отец, что с тобой?
ДАНЕРУН-ГУРЭ (опускается на землю). Ну вот, сынок, видно очень хороший человек был наш князь. Ушёл и глаза мои с собой забрал-на…, чтобы не видел я грядущего бардака. Спасибо ему. Так что ты здесь всё обустрой по-особенному, а я пойду на воздух-на….
Отец выходит, с палочкой, на ощупь, медленно идёт в сторону реки (оркестровой ямы).
Даши срывает со стен паутину, не убирает, а разбрасывает мусор по сторонам, крушит всё, что попадается под руку (он страшно огорчён и злится).
Внезапно ногой в мягкой мокасине нащупывает кольцо в полу. С трудом поднимает крышку тайного лаза. Спускается с лампадкой в руках. Выбегает наружу. В руке у него сверкает золотой слиток. Кричит.
ДАШИ. Золото, отец! Я нашёл золото! Князь за твои глаза калым заплатил.