Закон Шухарта

Трейлер затрясло, потом он накренился набок, но довольно скоро вернулся в нормальное положение. Транспорт Жилы въезжал в Страхолесье, из которого не вернулся еще ни один сталкер, волей Зоны попавший в это загадочное и страшное место.

* * *

Хороший рынок – это тот, где есть всё. Надо тебе, скажем, картошки, не в Зоне выращенной, размером с арбуз, а нормальной, с кулак, в грязи и культурной сеточке, – пожалуйста. Или водки, например, душа захотела. Не паленой, местного разлива, выгнанной из табуретки, найденной в Припяти, а настоящей «Столичной». Да не вопрос! А если автомат нужен? Чтоб прям в складском сохране, блестящий от смазки. Пожалуйста, хороший человек, всё для тебя. Вот он, прям рядом с прилавком стоит, открытый армейский ящик с пятью «калашами» рядком, магазинами и принадлежностями. Или рабыня тебе срочно понадобилась. В меру симпатичная, хозяйственная, со всеми бабскими округлостями, не очень дорогая, но и чтоб по утрам с души не воротило от кривой рожи. И такое найдется. А уж раба подобрать – вообще не проблема. Работящего, не прожорливого, нормально забитого. Не до полусмерти, конечно, но и чтобы знал цену плетки в хозяйской руке. Все для вас, уважаемый. На то он и хороший рынок, чтоб на нем все было…

Рынок богатого поселка Страхолесье был очень хорошим. А чего ему плохим-то быть? Безопасность торгового люда гарантирована военными. Поселок еще в восемьдесят шестом, после взрыва на ЧАЭС, мигом стал стратегически важной точкой. Страхолесье расположено на берегу громадного Киевского водохранилища, часто называемого Киевским морем, в которое несколько рек впадают, и Припять в том числе. Считай, перекресток водных дорог, к тому же расположенный прямо на границе Зоны. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, каким образом хабар вывозится из Зоны, минуя все армейские кордоны, понатыканные отсюда до самого Киева. Ночью загрузил тючок в моторку, да и погнал себе куда душа пожелает. Хочешь – практически в любую точку незалежной, а хочешь – прямиком через Днепр в Беларусь, ежели тебе там рады, конечно.

А если вдруг какая незадача образовалась в поселке, незапланированный труп, например, так решается все проще простого. Не зря ж в Киевском море рыбы плавают таких размеров, что если б случилось иной акуле увидеть, скажем, сома-мутанта, удирала бы она, нервно хихикая, со всех своих плавников от греха подальше…

Все эти ценные сведения о житье-бытье местных аборигенов я узнал из разговоров покупателей, подолгу торчащих возле прилавка Жилы. А чего бы не постоять? Посмотреть есть на что, товар качественный, хозяин радушный. Кого хочешь заговорит, словно паук зазевавшуюся муху, оплетая потенциального клиента тонкой, незаметной паутиной из слов. Глядишь, и поплыл пассажир, уже и неудобно ему уйти без покупки…

Торговал Жила всем. Продуктами, водкой, оружием (как подержанным, заляпанным плохо отмытой кровью, так и новым, по виду только что с завода), запчастями для машин, само собой, хабаром в освинцованных контейнерах, обернутых войлоком. И рабами. Но с этим у него сегодня было неважно, товар хреновый, и всего в одном экземпляре. Товар – это я, накрепко привязанный к одному из столбов, поддерживающих навес над длинным и широким прилавком.

– Что-то у тебя нынче со скотинкой слабовато, Жила, – хохотнул амбал в понтовой, с нуля «цифровой флоре», подходя ко мне вплотную. – Мне как раз «отмычка» нужна, хочу в Толстый Лес за хабаром сходить. Как думаешь, подойдет?

– Не подойдет, – недовольно буркнул торговец. – Я эту породу знаю. Такой только на остров Хильча сгодится, в мастерские. Прожженный сталкерюга, вишь, глаза какие…

– А что мне его глаза? – осклабился амбал, подходя ко мне вплотную и кладя мясистую граблю на рукоять «стечкина», болтающегося в кобуре на поясном ремне. – Мне его глаза пофигу, меня его зубы интересуют. С гнилыми зубами в Зоне делать нечего. Слышь, ушлёпок, оскалься-ка.

Я улыбнулся одними губами.

– Чо лыбишься? – вызверился амбал. – Жвала свои покажь, пока я тебе…

Не люблю я такое слушать. Тем более что изо рта понтового обладателя дорогого в Зоне камуфляжа воняло премерзко. Поэтому я просто боднул его лбом в переносицу.

Получилось. Почувствовал я, как от удара смачно хрястнула спинка носа – значит, попал куда хотел, несмотря на ремни, плотно стягивающие за спиной мои руки.

Амбал несолидно ойкнул, отступая назад. На новую «цифру» обильно хлестануло красным. Постояв мгновение столбом, незадачливый покупатель качнулся назад и рухнул на спину, раскинув руки и ноги, словно выброшенная на берег морская звезда. Угу. Значит, я ему не только нос сломал, но еще и мозг сотряс, вон как лоб гудит, словно об рельсу приложился. Ну, ничего, теперь невежливому камуфлированному франту светит не поход в Толстый Лес, а покой, постельный режим и сеансы шоковой терапии, когда будет в зеркало смотреться. От такого удара морду на пару недель разносит в пельмень, остаются лишь глаза-щелочки, а вокруг – тесто бесформенное.

– Ну, что я говорил, – вздохнул Жила, бросив в мою сторону неодобрительный взгляд. – Приедут хрен откуда, накупят снаряги и корчат из себя сталкеров-ветеранов. Эй, кто-нибудь, уберите тело с дороги, пока его собаки не обоссали.

Какая-то местная одноухая шавка уже и вправду крутилась неподалеку, явно с недобрыми намерениями поглядывая на неподвижную кучу мяса. Насчет обоссыт – это, конечно, вряд ли, для этого столбики есть, а вот уши обгрызть может запросто. Собаки призонья хоть и не мутанты, но их повадки такие же, как у кошмарных тварей, обитающих возле ЧАЭС и в прилегающих районах. Сильного боятся, слабого и беспомощного рвут на месте.

– Дык, может, оно б и к лучшему, – заметил крепкий, коренастый дедок, сосед Жилы, торгующий черными кожаными плащами образца сороковых годов прошлого века с характерными синими петлицами на воротнике и желтыми пуговицами со звездами. Такие носили во время Второй мировой «сталинские соколы», летчики Рабоче-крестьянской Красной армии. Где только нарыл дед столько раритетов – непонятно, небось, какой-нибудь старый потайной склад вскрыл или у вскрывшего скупил по дешевке. Хотя для Зоны товар в самый раз. Толстая, хорошо выделанная натуральная кожа, байковая подкладка, идеальное состояние. Под таким и от слабокислотного дождя укрыться можно, и от «жгучего пуха» спастись, спрятав лицо в высокий воротник…

– Что к лучшему? – не понял Жила.

– Ну, ежели обоссут. Может, глаза несытые мочой собачьей промоет, мозги на место встанут. Глядишь, живой домой вернется, а не по частям.

– Это да, – задумчиво произнес Жила, наблюдая, как незадачливого сталкера уносят четверо рыночных рабов, подгоняемые жилистым парнем, на рукаве которого красовалась повязка с криво намалеванной надписью «Адмiнiстрацiя». – Это да… Только ведь этот администратор сейчас клиента отнесет и вернется. И придется мне либо этого сталкерюгу ему за бесценок продать, либо…

– Почем работничек, уважаемый?

Жила моментально отвлекся от грустных мыслей и расплылся в тренированной улыбке.

Перед прилавком стоял высокий, худой тип с бледным аристократический лицом, одетый в черный кожаный плащ. На ногах покупателя красовались до блеска начищенные хромовые сапоги, на руках – перчатки того же цвета, сработанные явно на заказ из того же материала, что и плащ, напоминавший фасоном униформу эсэсовцев из фильмов про войну.

– Для вас почти за бесценок, профессор Гебхард, – промурлыкал Жила. – Тысяча – и он ваш.

– Тысяча гривен? – уточнил покупатель с немецкой фамилией, что, впрочем, не мешало ему абсолютно без акцента изъясняться на русском.

– Долларов, – мягко поправил клиента торговец. – Американских.

– За эти деньги я куплю пяток бомжей, которые все равно через неделю сдохнут в мастерских, – скривился тип, которого Жила назвал профессором, явно собираясь угодить.

– Этот протянет намного больше! – уверенно заявил продавец. – За кордоном встречаются экземпляры, слабо восприимчивые к радиации и пагубному воздействию хабара. Этот – один из них. Доверьтесь моему опыту, я знаю, что говорю. Некоторых Зона ломает, многих убивает и лишь единицам дарит иммунитет к своим порождениям. Такие ветераны могут без последствий голыми руками брать даже «рачьи глаза», не говоря уж про «брызги», и таскать их чуть ли не в карманах…

– Откуда такая уверенность? – спросил профессор, останавливаясь на полпути.

– Я сам из таких, – негромко проговорил Жила. – Меня Зона отметила, и я своих распознаю сразу.

– А потом продаешь их на рынке за американские доллары, – хмыкнул профессор, обнажая в улыбке острые зубы, смахивающие на звериные.

– Бывает и так, – расплылся в ответ торгаш. – На все воля Зоны.

– Как ты его брал? Своими знаменитыми гранулами со снотворным?

– Ими, – кивнул Жила. – Польщен, что вы наслышаны. Не мое изобретение, но моя доработка под ружейный патрон. Никаких побочных эффектов, только травматический шок от удара, за которым следует глубокий, здоровый сон…

– Двести пятьдесят, – перебил торговца Гебхард. – И ни центом больше.

– Семьсот, – заупрямился продавец.

– Триста, или я ухожу.

Жила явно собирался еще поторговаться, но тут в глубине рынка обозначилась знакомая фигура парня с повязкой.

– Ваша взяла, – махнул рукой торговец. – Забирайте.

Три зеленые бумажки, которые швырнул на прилавок профессор, исчезли, словно по волшебству. После чего, как следствие какого-то безмолвного заклинания, за спиной Гебхарда выросли два типа с каменными рожами, запакованные во «флектарн» – причем не в нашу «ряску», а именно в немецкие пехотные камуфляжи. Профессор кивнул на меня, и два молодца, практически одинаковых с лица, синхронно шагнули в мою сторону.

Судя по тому, как они двигались, я решил не дергаться и до поры до времени покориться судьбе. Глупо безоружному, голодному и изрядно помятому драться с двумя вооруженными, хорошо выспавшимися и отлично тренированными типами, судя по повадкам и намозоленным костяшкам кулаков, не понаслышке знающими, что такое рукопашный бой. Тем более что бежать-то все равно некуда. Вон над крышами домов вышка пулеметная виднеется, справа еще одна. Значит, поселок огорожен по периметру, дабы не совались в него излишне любопытные и не убегали из него те, кому убегать не положено. Поэтому я, стараясь не делать резких движений, дал себя отвязать и связать снова. Поймав удивленный взгляд Жилы, я лишь нехорошо улыбнулся обожженными губами. Хрен его знает, куда я попал на этот раз, та это Зона, где я бывал раньше, и тот ли это Жила, которого я знал, но по-любому должок у меня к торговцу появился немаленький.

Подошел администратор, поглядел на меня, на профессорских «флектарнов», почесал в затылке и все же решился.

– Этот раб только что ударил свободного сталкера. За такое полагается штраф и конфискация раба в пользу села Страхолесье…

– Ударил сталкера? Связанный? – поднял тонкие брови профессор. – Хороший экземпляр, удачная покупка. Но, как я понимаю, он проделал это до того, как стал моей собственностью?

– Ну да… – протянул администратор, не понимая, куда клонит новый хозяин опасного товара.

– Значит, теперь все претензии – к его бывшему владельцу, – ехидно осклабился Гебхард. – Моя собственность таких фортелей не выкидывает. Так что ауфвидерзейн, майн либер фройнд.

И кивнул своим телохранителям – пошли, мол.

Ну, они и пошли. Гебхард впереди, «флектарны» за ним, я – между ними. После рассказа администратора они явно стали относиться ко мне более внимательно, один из них даже достал из кармана стальной цилиндр и показал мне. Что это такое, я знал прекрасно. Одно движение кистью – и цилиндр превращается в телескопическую дубинку, которой профессионал может запросто сломать человеку руку или ногу. Или убить на фиг, если понадобится. Прозрачный намек, не требующий разъяснений.

– Кстати, у вас сильный ожог лица, – заметил профессор на ходу. – Ганс, вколи-ка ему сыворотку «зета три». Не беспокойтесь, это чисто мое изобретение – предотвращает возникновение булл, эрозий, язв и всех типов ожогового некроза. Не панацея, конечно, но вероятность сепсиса снижается в разы.