Закон Черного сталкера

Хотя это было не так.

Через несколько минут после ее падения на землю к ней, трясясь от ужаса, подошел лысый чернобыльский еж, которого она просто всосала в себя, отчего немного увеличилась в размерах.

И ей это понравилось. Поэтому, немного подкрепившись, она продолжила.

Живые существа боялись, но беспрекословно подчинялись, идя на ее зов, – и исчезали в бугристой черной субстанции, питая ее и становясь ее частью.

Мертвое ненасытно. За четверть часа ее жертвами стали еще один еж, лесная крыса-мутант и два десятка червей.

Но этого было мало.

Она хотела есть. И расти. В ее случае это было одним и тем же. Но поблизости больше не было ничего съедобного. А значит, нужно было учиться двигаться.

Кривое подобие конечности, данное ей при рождении, немного подросло, став похожим на изломанное щупальце. Но этого хватило, чтобы передвинуться на несколько метров вглубь леса, где с пищей было получше.

Намного лучше!

Молодого кабана-мутанта привлекло шуршание в кустах, и он решил проверить, насколько съедобно то, что там возится. Сунул морду под куст – и ее немедленно облепило нечто скользкое и вонючее настолько, что мут заревел от омерзения и замотал башкой, пытаясь стряхнуть мерзкую субстанцию.

Но она прилипла намертво.

Более того, за несколько секунд она успела выесть глаза мутанта и проникнуть к нему в череп, где еды было просто навалом.

Кабан заревел, чувствуя, как нечто невыразимо ужасное пожирает его изнутри, но рев быстро перешел в предсмертный хрип. Мутант рухнул на землю и забился в конвульсиях. Но его мучения продолжались недолго. Кабан вздрогнул всем телом – и умер. А внутри него уже стремительно разрасталось нечто, получившее наконец вдосталь пищи для строительства собственного тела.

* * *

Растерзанные тела бандитов выглядели жутко. Их убили, обобрали, выпили кровь и съели плоть, выгрызая из мертвых тел самое вкусное – а именно сердце, печень и глаза. Я не разбираюсь в гастрономических изысках каннибалов, это мне Хащщ пояснил.

– Гурманы кушали, – сказал он. – Мясом побрезговали, сожрали самое изысканное. Как я понимаю, ты знал ту самку хомо?

Я не ответил. Свыкался с мыслью, что Рут теперь вроде и не Рут, которую я знал, а нечто совсем иное. Оставляющее следы своих зубов на куске недоеденной человеческой печени, валяющейся возле потухшего костра.

Между тем Хащщ, поморщившись, раздел третий труп, у которого были только глаза вырваны. Видимо, Рудик и Рут наелись первыми двумя.

– Все остальное в кровище, – пожаловался ктулху, натягивая на себя широкие спортивные штаны, изрядно потертые на коленях, и толстовку с криво зашитыми прорехами. – Разве это одежда? Я теперь не на сталкера, а на бомжа похож.

– Так лучше, чем было раньше, с болтающимися причиндалами, – заметил я. – Теперь капюшон накинь, и нормально. Твои унылые щупла за бороду сойдут, а ласты свои когтистые особо не свети.

– Да знаю я, – поморщился Хащщ. – Блин, на мои лыжи только сорок шестой размер налезает. Чуть меньше ботинки натянешь, сразу когти кожу рвут и наружу лезут.

– Грустная история, – заметил я. – Сочувствую, но ничем помочь не могу. Босиком походишь, тебе не привыкать. Ты лучше посмотри, не осталось ли чего из оружия.

– Похоже, все забрали, – сказал ктулху, который лучше меня видел в темноте. – Хотя вон там подальше в траве что-то виднеется.

Мутант сходил в темноту, где кривые деревья отбрасывали глубокие тени, и принес оттуда на редкость неухоженный наган с четырьмя патронами в барабане.

– Сойдет на первое время, – сказал я. – Револьвер вообще оружие надежное, не должен подвести.

Хащщ выразительно покосился на мой арсенал, но ничего не сказал. Личной артиллерией, подобранной под себя, что в Зоне, что на войне делятся только в особо крайних случаях. Не таких, как сейчас. Ктулху знал, что с оружием я обращаюсь лучше него, поэтому возникать не стал, а лишь сунул наган в дырявый карман толстовки так, что ствол через прореху наружу высунулся, и воззрился на меня своими немигающими глазами.

А я стоял и думал, глядя на мертвых бандитов, которые все-таки были существами моей породы. Думал про то, что хищники, однажды попробовав человечину, никогда не откажутся при случае полакомиться ею снова. И эти хищники – существа, ради которых я когда-то был готов не задумываясь пожертвовать жизнью.

Когда-то.

Но не сейчас.

Потому что сейчас это были уже не они.

Не Рудик, Рут, Фыф, Настя, Харон, а нечто совсем другое. Горько было признать, но мои друзья погибли. Прав был Болотник: оживлять мертвых – не самое благодарное занятие. Если бы я столь фанатично не пытался вернуть своих друзей к жизни, семья Хащща не погибла бы, а я не стоял сейчас столбом, оцепенев от осознания того, что я натворил.

Но, с другой стороны, сделанного не воротишь. И, надо признать, Хащщ имел полное право на месть. А я со своей стороны не имел морального права отпускать его мстить в одиночку. Потому что Фыф со своей колоссальной ментальной силой убьет его, не пошевелив и пальцем, и еще одна смерть будет на моей совести. Да, я совершил ошибку, вернув к жизни своих друзей, которые превратились в чудовищ.

И теперь мой долг – исправить эту ошибку.

– Думаю, я знаю, куда пошел тот, кто лишил тебя семьи, – сказал я.

– Ну так чего же мы ждем? – с нетерпением отозвался Хащщ.

Хотелось мне рассказать ему все – о том, что я натворил, и что ни старый наган, ни моя внушительная ручная артиллерия не помогут против шама, который, похоже, достиг пика своей силы.

Но я не мог. Язык не поворачивался. Порой это нереально трудно – признаться, что на самом деле во всем произошедшем по большому счету виноват ты…

Поэтому я сказал другое.

– Ну, пойдем.

– Далеко? – осведомился Хащщ.

– Нет, – покачал я головой. – Следы на земле свежие, ведут на юг. Думаю, если поторопимся, не доходя до Новоселок, мы их догоним.

Мутант нахмурился.

– С юга чем-то нехорошим сильно тащит. Такое ощущение, что мозги нагреваются.

– Это ЗГРЛС шарашит, аж сюда доносится, – сказал я. И, поймав вопросительный взгляд Хащща, пояснил: – Загоризонтная радиолокационная станция генерирует аномальное излучение нереальной силы. Поэтому придется ее обойти.

* * *

Они возвращались.

Фыф знал, куда идти. Он чувствовал своего ребенка… и от этого чувства ему становилось страшно.

Мертвое шевелилось. Жило своей странной жизнью, непонятной для тех, у кого бьется сердце, гоняя по жилам кровь. Оно могло существовать, лишь поглощая живое – в отличие от живых, которые преимущественно едят уже убитую пищу. И то, что оно делало с этой пищей, внушало Фыфу ужас. Сейчас оно ело кабана-мутанта, и это пожирание изнутри напоминало стремительно разрастающуюся раковую опухоль, вследствие которой животное погибало в невыразимых муках…

– Что с тобой? – спросила Настя.

– Я боюсь того, что мы породили, – деревянным голосом произнес Фыф. Он уже освоился с новым речевым аппаратом – говорить шеей оказалось не сложнее, чем раньше ртом.