– К чёрту жижу, давай чего-нибудь, что раньше бегало и не мяукало. Ты, я знаю, монастырских зайцев держишь. Скажи, чтоб одного зажарили… – Он размотал свой шарф. – Уф… – Вытер шею. – Как дела, Жилис?
– Так это всё-таки вы – На лице кабатчика отразилась смесь тревоги с облегчением. – А я уже подумал, мне мерещится. А дела неплохо. В последние годы малость похуже, но пока испанцы далеко, то всё тип-топ и о-ля-ля… А вы куда?
– А мы туда, – мотнул головой Золтан. – Ещё вопросы будут?
– Хм…– Кабатчик потеребил свои густые бакенбарды, – Если подумать, нет. – Он сделал знак, и девчонка принесла им на подносе бутыль и две кружки. Откупорила, разлила, вильнула задницей. Ушла.
– Остановитесь здесь?
– Возможно. – Хагг потёр ладонью подбородок. Глаза его неотрывно следили за компанией у камина. – А много ль постояльцев?
– Да никого пока, все комнаты пустые. Ага… Жилис, что это за люди?
– Где? А, эти…– Волынка к этому времени стихла, скрипач едва водил смычком по струнам, извлекая скрежетливые задумчивые звуки, поэтому корчмарь невольно понизил голос. – А палач, – сказал он. – Заплечных, так сказать, дел мастер из города, с помощником. Звать не знаю как, не спрашивал. Монах – из местного монастыря. Я так понял, он за ним и ездил в Гарлебек, этот монах.
– Ишь ты… – со значением протянул Золтан, дважды гулко отхлебнул из кружки и поморщился. – Чёрт! Мог бы и сам догадаться по мечу: на швейцарца мужик не похож. Старею… А зачем им вдруг в обители потребовался палач?
– А чёрт его знает зачем. Зачем-то понадобился. Я не знаю. Испросить?
– Не надо! – Хагг поставил кружку и прищурился. – Не надо. Монах, говоришь? Что-то у него рожа больно знакомая, у этого монаха… Да не таращись ты на них, хватит того, что я таращусь. Прикажи-ка лучше своей девке подать ещё бутылочку вина на ихний стол: я к ним сейчас попробую упасть на хвост. Эй, постой. Наших много?
Трактирщик, похоже, понял, в чём вопрос, и кивнул:
– Есть трое мясников. Живут поблизости. Надёжные ребята. Есть ещё. Послать за ними?
– Рано. Эх, и знакомая же рожа… Погоди, пока я не удостоверюсь. Эти трое – кто?
– Те, что с ними? Топтуны от магистрата. Завсегда здесь.
– Вот как? Иоганн, – обернулся Хагг к Шольцу, – пока я не вернусь, держи язык на привязи. Ладно, я пошёл. Который палач-то?
– Лысый.
Золтан встал, одёрнул полукафтан и двинулся к камину. Шестёрка примолкла и с мрачным огоньком в глазах наблюдала за его приближением.
– С почтением! С почтением! – широко улыбаясь, с ходу выдал Золтан и уселся за их стол. Девица тотчас поставила перед ним новую бутылку и бокал в форме тюльпана. – Позвольте угостить вас, господа хорошие. Мерзкий сегодня ветер, холодает, и вообще, а тут… такие люди, такие люди! Трактирщик! – Золтан обернулся, – Эй! Подавай закуски.
Палач разлепил свои тонкие, почти бескровные губы.
– Я думать, – проговорил он скрипучим голосом, с акцентом сильным и немецким, – я думать, что ми не есть с вами знакомы. Ja. He думать так.
– С вами? – удивился Золтан. – С вами – вряд ли, господин хороший, это вы свинье в самое рыло дали – с вами я и вправду незнаком. Только при чём тут вы? Я про другое. Кто ж не знает достопочтенного брата Бертольда! – И отвесил монаху лёгкий поклон. – А? Неужто я не прав? Ведь это вы, святой отец?
Сидевший на скамье монах, который был уже изрядно пьян, стремительно трезвел. Он сидел и смотрел на Золтана снизу вверх, остекленело выпучив глаза.
– И-э… – наконец попытался выдавить он из себя.
Икнул и умолк.
Тут принесли яичницу с колбасками и ветчину; обстановка слегка разрядилась. Хагг сноровисто разлил вино и выпил с сыщиками, потом подцепил со сковородки шмат поджаренной колбасы и снова повернулся к монаху.
– Так, значит, это в самом деле вы, святой отец, – удовлетворённо сказал он. – А у меня к вам просьба. Я, знаете, хотел бы исповедаться. Прям сейчас. Ага, Исповедаться и получить отпущение грехов, если возможно. Вы же не откажете мне в этакой малости, а? Не откажете? А?
Монах, которого назвали братом Бертольдом, покосился на своих сотрапезников.
– И-э-э… я… собснно…
– О, я знал, я знал, что вы мне не откажете! Я уже обо всём договорился. Трактирщик предоставит нам на полчасика комнатку наверху, где нас никто не станет беспокоить. Какое счастье, что я вас встретил! Господа! – Он вновь разлил и поднял тост: – За государя и Святую Церковь! Аминь и да здравствует!..
Все закивали, поднялись и сдвинули бокалы. Как-то умудрился встать и брат Бертольд. Не дожидаясь, пока все допьют, Хагг пригубил вино, подхватил монаха под руку – и не успел никто в корчме опомниться, как оба уже поднялись по лестнице и дверь за ними закрылась.
Едва они вошли, улыбка с лица Хагга испарилась, как вода с горячей плиты. Он толкнул монаха на кровать, заложил засов, зажёг свечу и встал над собеседником, засучивая рукава.
– Ну, здравствуй, Бертольд, – проговорил он не спеша, так, чтобы тот как следует расчухал в его голосе медовый яд угрозы. Монах «расчухал» – вздрогнул. – А, узнал меня, морда немецкая? Не притворяйся: вижу, что узнал. Выходит, ты теперь у нас брат-бернардинец?
– Я… – пролепетал монах. – Я, ей-богу (da jurandil[21 - Позволь Господи! поклясться (лат.).]), господин Хагг… я ж ни сном ни духом… Вы чего хотите-то?
– Это ты ездил в город за палачом?
– Да… Меня послали, чтобы я… – Он гулко сглотнул и взмолился: – Господин Хагг, на честность вашу уповаю! Я везу сто пятьдесят флоринов под расписку, вот здесь, под рясой, в кошельке… Не отбирайте их, господин Золтан, не отбирайте их у меня! Они меня убьют, если узнают…
– Да плевать я хотел на твои флорины! – поморщился Хагг, поставил ногу на край кровати и теперь глядел на монаха глаза в глаза. – Кто в монастыре? Что за люди? Сколько? Где? Когда приехали? Зачем понадобился экзекутор? Для кого? Я знаю, что к вам недавно привезли девчонку.
– Так? Отвечай по-хорошему, Шварц. Я буду не я, если не доведу тебя до откровенности. Ты теперь без бороды и с тонзурой, но я найду, за что тебя оттаскать, ты меня знаешь. Ну? Говори.
Брат Бертольд дураком не был, а Золтана знал давно. Он даже не стал прикидывать все pro и contra. Он только нервно кашлянул и заговорил.
…Как Золтан и обещал, не прошло и получаса, а они с монахом уже спустились вниз, в общую залу. Монах, сказать по правде, выглядел каким-то бледным и помятым, ряса была выпачкана в пыли, а тонзура как будто малость увеличилась, зато Хагг буквально сиял от наступившего в душе просветления, На столе уже красовалась новая бутылка – трактирщик знал своё дело.
Выпьем? – Золтан поднял свой бокал.
– Выпьем! – сказал палач.
– Выпьем! – бодро ответили сыщики.
– Выпьем…– безнадёжным тоном согласился брат Бертольд и обречённо потянулся за бокалом.
Со всех сторон на дармовое угощение лезли посетители. Шольц смотрел на всё происходящее из своего угла и не уставал поражаться. Хагга будто подменили. Вместо хмурого, в летах, задумчивого седоватого мужчины по корчме носился юноша с горящим взором, скалил зубы, хохотал, кого-то хлопал по плечу, кому-то ставил выпивку… Что-то с ним произошло. А памятуя, каким человеком он знавал его в прошлом, Иоганн склонен был предполагать, что Золтан явно что-то затевает.
Меж тем за столом у камина снова выпили, и выпили ещё, после чего Золтан испросил разрешения минут на десять отлучиться.
– Виноват, виноват, господа! Я на время вас оставлю: хочу проведать своего приятеля – вон он, за столиком… Заодно закажу чего-нибудь ещё…
Расталкивая локтями кучкующийся народ, он подобрался к Иоганну, перед которым стояли тарелка с жарким и наполовину опорожненная бутыль, сел за стол и стал сгребать в охапку плащ, перчатки и всё прочее.
– Кролик уж остыл, господин Золтан, – укоризненно сказал Шольц. Физиономия его была красной и встревоженной.
– Чёрт с ним, – буркнул Хагг, нахлобучивая шляпу, – не до кроликов сейчас. Я выяснил, Девчонка и вправду в монастыре. С ней инквизитор и солдаты. Эта троица едет туда.