Хай-тек господень (Не киберпанк, не пост-апокалипсис, не антиутопия… и совсем не про супергероев)

– Тогда почему он не двигается? – удивился проверяющий. – Остальные вон как…

Доктор долго смотрел на монитор жизнедеятельности, потом снова на экран, показывающий происходящее в боксе, и, наконец, сказал:

– Потому что ему больнее, чем другим. Это та стадия боли, в которой… Черт, мне даже страшно представить себе что это за стадия. Введите им обезболивающее, – приказал он ассистенту.

– Уже, – отрапортовал ассистент. – Всем ввели максимальную дозу. Судя по показателям, обезболивающее на них просто не действует. Никак. Повышение дозы может оказаться летальным.

– Тогда вводим их в медикаментозную кому, – решительно приказал доктор. – Подготовьте препараты.

Однако, медикаментозная кома не состоялась. Все испытуемые скончались еще до того как медики успели подготовить процедуру. Все. Кроме безногого. Ему ввели препарат, но… Он явно не подействовал.

Безногий все так же лежал на кровати, в позе напряженной, вытянутой, словно готовясь изогнуться дугой и не имея сил на такое действие.

Но доктор не был бы тем самым доктором, если бы не умел интуитивно, на уровне рефлексов, вычленять главное в любой критической ситуации. Среди всей этой дурной фантасмагории – от прибытия загадочного фальшивого генерала с загадочными жуткими образцами до последствия сего происшествия – он четко для себя сформулировал приоритеты. Вернее, не сформулировал даже, а отреагировал как кошка реагирует на посторонний шум, а жаба на движение.

– Образцы! – заорал он на подчиненных. – Быстро!

– Но… они самоуничтожились, – проблеял один из ассистентов. – Шприцы же были…

– Черт, я знаю! – рявкнул доктор. – Образцы крови, тканей, спинного мозга, всего. Взять образцы у всех. Я хочу знать, что именно он приволок.

И образцы бы, разумеется, взяли, но в этот момент…

– Что это? Пожар? – мрачно поинтересовался все еще путающийся под ногами проверяющий.

И в самом деле, вокруг зазвенело, заверещало, замигало красным.

Дымом, вроде, не пахло. Да и не могло пахнуть – в лаборатории где даже сортиры были герметичны. Поэтому доктор сверился с показаниями мониторов и как-то совершенно не удивился, обнаружив, что, согласно датчикам, горит в тех самых боксах, где только что умерли отравленные генеральским зельем подопытные. О том, что в других боксах умерли подопытные, отравленные его собственным зельем, доктор как-то даже не задумался.

Он нажал на клавишу и уставился на экран, ярко и красочно демонстрировавший то, что творилось в одном из боксов.

Тело горело. Горело, правда, только тело, все остальное, присутствовавшее в боксе, не занялось и даже не закоптилось. Яростно стуча по клавишам, доктор мог удостоверится, что во всех остальных четырех боксах происходит в точности то же самое.

Врубилась система пожаротушения и принялась поливать содержимое боксов огнеборческой жижей из сопел под потолком. Буквально через минуту все было кончено. Дым, пар, последствия огня и борьбы с ним медленно оседали перед глазами изумленных исследователей.

В лаборатории повисла нелепая тишина.

– А… а где тела? – поинтересовался, наконец, один из ассистентов.

И в самом деле, тел не было. Ни в одном боксе. Только на полу в каждом остался размытый силуэт, смутно напоминающий то ли человеческое тело, то ли что еще.

– Снежный ангел, – пробормотал доктор.

– Что? – с какой-то прямо дрожью в голосе спросил проверяющий.

Доктор искоса посмотрел на него. Надо же, оказывается даже у такой бюрократической крысы могут проскакивать какие-то эмоции.

– Снежный ангел, – повторил доктор. – Был такой старый фильм. «Пророчество[1 - «Пророчество» – мистический триллер (1995 г.) Автор сценария и режиссер Грегори Вайден.]». Там архангел Гавриил в морге сжег труп погибшего ангела. Выглядело очень похоже.

– И что?

– Ничего. Просто вспомнилось. Надо брать образцы у безногого. Пока и он…

Ассистенты дружной гурьбой бросились к выходу из лаборатории и далее к последнему боксу.

Доктору, как начальнику всей этой вакханалии, вроде бы не полагалось бегать и суетиться, но даже он ускорил шаг, стремясь успеть… Что? Полюбопытствовать? Ухватить за хвост ускользающую загадку?

Когда он (а следом, само собой, и проверяющий) вошли в бокс, там, как ни странно, все было вполне себе мирно и почти благополучно. То есть, короткое (безногое) тело испытуемого продолжало выгибаться в противоестественном напряжении, не дрожать даже, а прямо-таки вибрировать, но в остальном… Никто и не думал самовозгораться и падать на пол в позу распластанного ангела.

– Капельница выпала, – констатировал ассистент, ухватился за катетер, заменил иглу и попытался вогнать ее обратно в вену.

Он возился долго, даже, как будто, пыхтел.

– Ну, что ты там возишься? – возмутился доктор.

– Не могу, – объяснил ассистент.

– Чего не можешь? – фыркнул другой ассистент. – Попасть в вену?

– Проткнуть кожу. Она как из… я не знаю даже чего.

В общем, в итоге, вместо хоть каких-то ответов, возникла еще одна загадка. Кожу испытуемого не брали иглы, и даже скальпель, который в отчаянии попытался применить один из ассистентов, просто скользнул по коже, не оставив на ней ни царапины.

– Чертовщина какая-то, – заявил проверяющий, и доктору вдруг нестерпимо захотелось дать ему в морду. Или даже накормить одним из генеральских образцов.

– Мы возьмем образцы слизистых, мазки, и сделаем МРТ… – проявил инициативу ассистент.

– Делайте, – вздохнул доктор, и направился к выходу. – Только ни черта вы там не найдете.

– Почему вы так уверены? – спросил проверяющий.

– Потому что…

Уже в дверях доктор остановился и посмотрел на испытуемого. Ну, вот тебе и первый выживший в результате эксперимента, разве нет?

– Потому что все это как-то… неспроста, – это было единственное, что он смог из себя выдавить. А потом снова посмотрел на безногого, и пробормотал: – Господи, как же ему больно. Если появится возможность его вырубить – сделайте.

Но он точно знал, что такой возможности не будет.

3.

Боль была Абсолютом. Она была белая, твердая, совершенная… Как мраморный член Давида, засунутый в душу. Как холодное пламя, как… Как все. Да, точно – она была всем. И все было ей.

Раньше он думал, что многое знает про боль. Что ж, человек только и делает, что ошибается. Всякий раз что-то поняв, с чем-то столкнувшись, что-то пережив, человек считает, что он стал умнее, искушеннее, что-то понял… И так до следующего раза. И до следующего. И опять. Независимо ни от чего – ни от опыта, ни от ума, ни от тупости. Ни от чего.

Иногда, правда, боль делала какое-то как будто… не движение, не облегчение, не переводила дух, а словно… Словно перекладывала его тело и его разум в другое положение, перехватывала поудобнее. Чтобы сподручнее было мучить. И в такие моменты появлялись галлюцинации. Он видел что-то странное. Каких-то непонятных типов в мрачных черных длиннополых френчах, но почему-то, с крыльями. Вернее, не с крыльями даже, а… Не описать. Или других таких же, но с каким-то непонятным то ли оружием, то ли просто окунувших руки с горючую жидкость и опаляющих все вокруг безо всякого вреда для самих себя. Это напоминало катсцены из компьютерных игр, но какие-то невнятные, и, в то же время, пугающе отчетливые и реальные. Как в бреду, в горячке. Но ведь он там и находился – разве нет?

Время от времени возникало лицо некоего немолодого типа. Благородное лицо, умное, даже мудрое, с глазами, светящимися осознанием своей власти и самоценности. Лицо, вроде бы, смутно знакомое, но он готов был поклясться, что никогда его не видел. Почему-то очень хотелось увидеть его другим – молодым, озорным, с яркими глазами. Этот тип явно был гением, но почему – сказать было трудно.