Пан киллер

– Господи Иисусе… началось.

– После отмены концерта мы отмахали двести восемьдесят километров в самом удручённом настроении, с одной-единственной остановкой в Домбровице, где я забегала в туалет и подкрепилась бигосом. Вы меня понимаете?

– Чем дальше, тем больше я не понимаю ваших намёков, пани Дольская. Я в ступоре от вашей болтовни! Кажется, перспектива делить комнату с мёртвым телом пугает меня всё меньше.

– Прекрасно, скажу прямым текстом: я жутко воняю, пан киллер. Думаю, я пахну немногим лучше мёртвых тел, которых вы боитесь.

– О, есь-мась… Я не боюсь мёртвых тел, пани Любиция, уяснили? Просто избегаю их, когда это возможно.

– Но ведь вы собрались кого-то убить из моего окна?

– И что, чёрт побери? – взрывается киллер. – Выстрелю и уйду. Мне же не сидеть с ним четыре-пять часов под одной крышей!

***

– Лучше бы вам отпустить меня в душ, – гнёт своё связанная женщина в чёрных колготках. – Ей-богу, я воняю как заброшенная котельная. Мои трусики только с виду милые, а находиться в них дольше двух-трёх часов – просто смерть. Спандекс, хлопок, пот и жировые выделения – там всё слиплось. Дайте мне помыться, что вам стоит?

– Нет! – в изнеможении бормочет киллер в куртке курьера.

– И колготки, слышите, как страшно пахнут мои колготки? Хотите, я их сменю? Я быстро…

– Нет, не отпущу и покончим с этим. Пани Любиция, я устал от вас, будто перестрелял два батальона кубинских повстанцев.

– О-о-о, да что вы говорите? – негодует пленница. – Это ещё неизвестно, кто от кого устал! Или вы, с комфортом развалившийся в моём кресле, или я, стоящая в капроновых колготках коленями на полу и привязанная косой к заднице?

– Я не в кресле, а на подоконнике, – машинально поправляет мужчина. – Слежу за улицей перед костелом и «Альперисом».

– Отпустите меня, я вымоюсь и вам будет гораздо приятнее ждать свою жертву.

– Свидетелей нельзя отпускать, это главная заповедь киллера! Вы или сбежите или поднимете крик.

Любиция шевелит онемевшими пальцами рук, неловко дёргает связанными икрами и, ничего не добившись, заходит с другой стороны:

– Я поняла! Признайтесь, пан Збир, в душе вы половой извращенец? Фетишист? Вам импонирует нюхать грязное бельё незнакомых женщин?

– Что вы мелете? – обижается киллер. – Я нормальный, традиционал!

– Чем докажете? Вы женаты, пан киллер?

– Уймитесь наконец, пани пленная! Моё терпение на исходе.

– Вы дождались, пока я начну раздеваться, затем оглушили и связали… Даже боюсь спросить… вы сексуальный маньяк?

– Нет!

– Но у вас была эрекция, когда вы вязали мне руки?

– Нет! Не ваше пёсье дело!

– Но недавно вы признались, что связывали меня с удовольствием. Врали?

– Нет!

– Тогда почему у вас не было эрекции? Вы импотент?

– Да что это такое?… – сжимая виски, киллер принимается прохаживаться по комнате. – Я ей слово, она десять! Пани Любиция! Замолчите, пока я не застрелил вас или не застрелился сам!

– Вы любили в детстве подглядывать в щёлку за голыми девочками?

– Нет, чёрт возьми!

– Но ведь вы шпионили за мной не одну неделю, пан Збир? Наверное, привыкли ко мне, восхищались мной? Вы видели, какие сырники я выбираю в «Одзе» и какие прокладки покупаю в дни месячных? И какое пиво предпочитаю после работы?

– Ох, мой рассудок… Чудо, если к вечеру меня не отправят в психушку. Ваши сырники меня не касаются, госпожа Дольская.

– А когда я ходила в салон на интимную стрижку, вы подсматривали за шторкой? А вы видели, как я переходила улицу Хозьюша на красный?

– Мадам! – предостерегающе стонет киллер, в сотый раз нервно протирая винтовку. – Чересчур много тупых вопросов. Отвечаю: мне плевать, какое пиво вы употребляете и на какой свет переходите улицу. Тем более мне глубоко плевать на ваши менструации и прокладки. Меня интересовало только время вашего отсутствия в доме. Точка! И какой ляд вас принёс раньше срока?

– Это всё из-за Катаржины с её ненормальным любовником, я же рассказывала. А когда я ссорилась с этим подонком Юзеком, вы не видели?

– Три дня назад, возле клуба на аллее Армии Крайовой?

– Верно, когда мы ждали такси. Юзек обозвал меня «вариаткой крук», а я его – засранцем. Хоть бы вы подошли и вступились за бедную женщину…

– Я вам кто, ангел-хранитель? Сами разбирайтесь со своим хахалем-офтальмологом! Хватит нести бред, пани Любиция. Своим занудством вы вынудите меня снова вставить вам кляп!

– Извините, я не хочу кляп, тем более мои алые трусики не очень вкусные. Не вы один на свете чистоплотный. Видите, я же смирно себя веду? Зачем затыкать мне рот?

– Потому что мне нужно успокоиться перед работой.

– Развяжите меня, я сварю вам кофе с мускатом, и ещё у меня есть говяжьи флячки.

– Я ненавижу ваши дурацкие польские флячки!

– Да, я уже по акценту определила, что вы не поляк. Ужас, куда катится страна. Кадровый голод! После вступления в Евросоюз даже киллеров приходится вызывать из-за рубежа… ум-муму-мууу…

Концовка речи Любиции превращается в бессвязное мычание – раздражённый киллер Збир действительно снова втыкает ей в рот кляп из алых трусиков, а сверху грубо залепляет скотчем мускулистые губы трубачки. Пленница протестующе повизгивает, хрустит лентами скотча на ляжках и запястьях, но ничего не может поделать – кляп вошёл в рот слишком глубоко и заклеен двумя лентами крест-накрест.

***

Наёмный убийца возвращается к пункту наблюдения и, чтобы успокоиться, закуривает в приоткрытое окно – маскировка потеряла всякий смысл. В криминальных кругах его знают как человека со стальными яйцами и нервами, однако эта зеленоглазая дуделка в розовых трусиках положительно выведет из себя кого угодно. Как можно жить с ней под одной крышей? Неудивительно, что к тридцати пяти годам пани Дольская до сих пор не замужем.

В углу комнаты-студии мычит Любиция, засунутая в спинку стула. Её обтянутый трусиками зад, связанные ноги, связанные руки – всё выражает смертельную обиду. Контрольная верёвка между ягодиц впилась в женщину до самых костей и вот-вот пропорет её насквозь. Киллер связал хозяйку по японской методике шибари, но, пожалуй, слишком сильно пережал ей половые органы. Как бы Дольская не напрудила под себя от боли и возбуждения, тогда придётся обонять не только запах её розовых трусов, но и мочи.

Киллер мрачно отпивает кофе из армейского термоса. Есь-мась, как она оглушила его своей трескотнёй… Почему он не ликвидировал её сразу? Затащил бы в ванну, чирк по шее лезвием – и наслаждайся тишиной. Кто и где хватится этой бестолковой бабёнки, кроме работодателя и коллег по «Румиане полички»? Ни семьи, ни детей, даже в квартире прибраться толку нет. Хватит сантиментов, пора с ней что-то решать, чтоб не мучилась.

Проверив почту в телефоне, мужчина в куртке разносчика вынимает спецназовский нож с семидюймовым лезвием, плавно обходит засунутую в стул женщину с завязанным ртом и глазами. Голова Дольской оттянута за волосы, полный двойной подбородок заманчиво приподнят, и вот тут, пониже уха с серебряной серьгой в форме крестика, беззащитно бьётся сонная артерия. Одно круговое движение ножом – и нет на свете трубачки Любиции Дольской с пышной грудью и двумя неоплаченными штрафами за неправильную парковку.