Легенды Сэнгоку. Дракон Этиго

–Я приказал не пускать на берег никого, без особого разрешения!– Кагетора был недоволен. Он пронзал своим взглядом напуганного оруженосца, не применяя своих ментальных способностей. Он вообще старался не делать этого со своими вассалами. Только в крайних случаях.– Ты получал такое разрешение от гун бугё? Может, твои гасира получали разрешение? Что ты молчишь Генширо?

–Я-я сам разрешил им.– заикаясь, ответил Нагаацу.– Они решили сыграть в «живую мишень», как наши бусё.

Какидзаки расхохотался. Он сидел позади молодого косё, вызванный князем за то, что самовольно покинул свою позицию, рискуя потерей конницы. Даймё приструнил его испепеляющим взглядом и Кагеие умолк.

– Ну, так, что Генширо?– продолжил Кагетора.– Объясни мне, как твои ашигару могли без жертв сыграть в такую игру? Ты первый раз видишь этих людей, которые тебе подчиняются?

–Нет, господин.– виновато и сдавленно произнёс Нагаацу. КажетсяЮ он хотел заплакать, но держался изо всех сил.– Я не первый раз вижу их.

–Тогда ты должен знать, что ашигару выбраны из простолюдинов, крестьян, земледельцев, наскоро обученных воевать. Даже год обучения не хватит, чтобы хеймин смог поймать или отбить стрелу, выпущенную с пятидесяти шагов.– Кагетора стал ещё суровей, его голос уже раздавался в голове оруженосца колокольным звоном.– Скажи мне, можешь ли ты отбить или поймать стрелу?

–Я-я не…

–Отвечай чётко!

–Я не уверен.– глаза Нагаацу всё же увлажнились.

–Тогда почему ты разрешил делать это своим ашигару? Как видишь, твой поступок привёл к ряду последствий. Сначала ранение, потом убийство и в заключении ненужное сражение, которое чуть не лишило нас конницы.– Кагетора перевёл взгляд на Какидзаки.

–Господин я… Простите меня! Я готов понести наказание!– отчаянно и надрывно выдавил Нагаацу.

–Понесёшь.– коротко бросил князь не глядя на своего косё.– Кагеие, тебе сколько лет?

–Сорок три, господин!– почтительно поклонился самурай.

–Генширо исполнилось восемнадцать. Объясни мне Кагеие, чем воин восемнадцати лет, отличается от воина сорока трёх лет?– спросил Кагетора.

–Опытом и умением, господин!– прорычал Какидзаки.

–Кроме того, этот воин, сорока трёх лет, является бусё, дайсё и кокудзин с очень большими землями.– дополнил князь ответ своего вассала.– А теперь скажи мне Кагеие, почему я сегодня не заметил разницы между тобой и Генширо?

– Я спасал молодого Нагаацу от гибели!– громко заявил Какидзаки.– Если бы мои всадники не подоспели вовремя, его отряд перебили бы враги!

–Он сам повинен в том, что чуть не погиб.– строго сказал Кагетора.– Тем более, рядом стояли воины Сайто, они смогли бы вывести Генширо из боя.

–Отряд Сайто пеший, он не поспел бы вовремя!– отстаивал свою позицию Кагеие.– Кагетора-сама, вы сами всегда говорили, что нужно уберечь каждого человека! Это значит, что мы должны поддерживать друг друга, выручать, не бросать!

–Это верно.– согласился князь и казалось он смягчился, но нет.– И мы уберегли бы больше людей, если бы не ошибка Генширо.

Все умолкли. Нагаацу ждал приговора, а Кагеие переживал больше за него, чем за себя. Кагетора выдержал долгую паузу.

– Шибата Генширо Нагаацу!– после долгого молчания провозгласил князь.– Ты больше не мой косё! Теперь ты самостоятельный бусё, представитель своего клана в моей армии. Я лишаю тебя командования над двумя сотнями ашигару и передаю их Шимоде Шинсиро Фуджикаге, моему родственнику. Ты же поступаешь под начало Санпонджи Саданаги и будешь стоять у слияния рек Сусохана и Сай. Ты понял меня?

– Да господин!– Нагаацу чувствовал себя угнетённым. Мало того, что даймё прогнал его от себя, так ещё лишил командования и отдал под начало Санпонджи, этого бахвала, грубияна и пьяницы. Его, наследника клана Шибата, самого богатого клана в Этиго, после Нагао. Так низко пасть из-за одного лишь проступка. « Лучше бы я совершил сэппуку.– подумал про себя Нагаацу.– Хотя, нет, не лучше. Ничего, я ещё докажу князю, что достоин его похвалы!».

–Господин!– обратился к Кагеторе Кагеие.– Но Санпонджи ведь стоит рядом со мной? А в том месте, о котором вы говорите, сейчас рыщут нокидзару вместе с Каджи!

–Больше не стоит.– отрезал князь Нагао.– Я слышал, что во время атаки ты был пьян. Саданага весьма способствовал этому, навещая твой лагерь каждый вечер, разве не так?

–Так, господин.– сквозь зубы процедил Кагеие, проклиная про себя шпионов и доносчиков Усами.– Я всё понял.

–Я рад.– одобрительно кивнул Кагетора – Отныне, дисциплина в лагере будет усилена вдвое! Все вопросы будете согласовать с гун бугё Иробэ Кацунага! Ни одного шага без его согласия, это понятно?– вассалы дружно согласились. Теперь князь позволил себе немного улыбнуться.– И всё-таки, даже сегодняшняя глупость обернулась для нас небольшой победой. Наши воины показали, что гораздо лучше подготовлены, чем воины Такеды.

Последние слова немного сняли напряжение. Они заставили самураев Этиго расслабиться. Чувство, что они превосходят врага в умениях, усыпило их бдительность. Это была ещё одна ошибка, допущенная воинством севера, а значит и самим Кагеторой.

***

Ночь была безлунной, поэтому в лагере Этиго удвоили число факелов и фонарей. Стража на стенах и ягура не смыкала глаз, но всё же, из-за отдалённости вражеской армии и многодневного затишья, внимание их ослабло. Лагерь очень хорошо освещался внутри и немного снаружи. Патрули нередко ходили и по периметру наружной стены, что усиливало безопасность. Несколько раз за ночь были слышны переклики и каждый раз новые пароли, обговоренные заранее. Казалось, через такую защиту невозможно проскользнуть даже какой-нибудь ползучей гадине. Но, то гадина, а для человека нет никаких преград. Особенно, если человек способен подражать птице.

Человек спустился с неба на самой тёмной стороне лагеря, в самом тылу, в то самое время, когда патрульные разошлись в разные стороны. Человек или же существо, очень похожее на человека, невысокое, лохматое и пернатое, оказавшись на земле, юркнуло в тёмный угол лагерной стены. Замерев в одной позе, он укутался в накидку из тёмных перьев и практически слился с темнотой. Никто не мог его заметить, если специально не посветит. Патрульные не светили и проходили мимо.

Человек, если это был он, дождался, когда стражники снова разойдутся и повернутся к нему спиной. Он высунул из под перьев свою уродливую, длинноносую голову, приложил к губам, вполне человеческим, узкую трубку и едва слышно дунул. Сначала упал один из стражников, потом, когда пернатый дунул второй раз, свалился второй. Пока на стенах не появился очередной патруль, ночной летун убрал тела, спрятав их в густой траве, в пятнадцати шагах от лагеря. Сделал он всё быстро и без лишнего шума.

Вскоре, на стене появился очередной страж и перегнулся через заграждение, чтобы осветить местность снаружи. Удивление его было не долгим. Мало того, что он не увидел своих соратников, которые должны были появиться здесь одновременно с ним, так ещё и увиденное заставило его замереть от страха. Некое пернатое существо с красным лицом, длинным носом и всклокоченными, седыми волосами смотрело на него, лёжа на земле. Оно поднесло к губам трубку и через мгновение, стаж повалился через стену, упав рядом с чудовищем. Этого летун утаскивать не стал, а приложил плотно к стене.

Выждав немного времени, пернатый заскользил вдоль стены, ещё дальше удаляясь в неосвещённую часть лагеря. Всю дорогу он проверял почву под ногами, используя некую раздвижную трость, которую достал из-за своей оперённой накидки. Наткнувшись на небольшой валун, летун остановился. Издав, исключительно точный, крик совы, он прислонился к стене ухом. Через какое-то время, по другую сторону раздался шёпот:

–Тэнгу, тэнгу, научи меня ждать.

–Ждать – удел вечных, людям не понять.– последовал ответ из уст пернатого.

– Тэнгу, тэнгу, покажи, как горит огонь.– вновь зашептали за стеной.

–Огонь – оружие вечных, людям не совладать.– ответил тэнгу.

Через недолгое время, пернатый услышал потрескивание подожжённого дерева и звук горящего пламени. Тэнгу бесшумно зашевелил губами, будто читал молитву и загнул пальцы в замысловатый знак, замерев на месте. Простояв так несколько ударов сердца он сорвался с места и расправив свою накидку, словно крылья, устремился в противоположную от лагеря сторону. За спиной послышались человеческие крики и ругань. Люди требовали воду, чтобы потушить горящий амбар. Если со стены, кто-то не отвлёкшийся на пожар, увидел, как от их лагеря летит одинокая сова, то не придал этому значение. Сова – ночная птица и нередко залетает к людям, а увидев пламя, каждый зверь бежит и ищет спасения.

Наутро, в нескольких ри к востоку от лагеря армии Этиго, у придорожного святилища, высеченного в скале, сидел одинокий монах. Помолившись за усопших, он поклонился алтарю и присел рядом, прислонившись спиной к камням. То был обычный ямабуси, в дорожной, красно-белой одежде, с четырьмя помпонами-бонтэн на груди, в маленькой шапочке на завязке, сдвинутой на лоб и длинным посохом с металлическим навершием, с закреплёнными на нём кольцами. Подобным образом одевались последователи сюгэндо – бродяги и отшельники, жившие в горах и странствующие по стране в поисках знаний и занимавшиеся пропагандой своей веры. Этот монах был не исключением и по его виду, легко можно было догадаться, что он давно уже странствует по земле, неся свет своей веры. Помимо пыльной одежды, рваных сандалий и грязных, седых волос, у него был пошарпанная, наверняка пустая, корзина, которую он таскал за плечами. В такую корзину, они обычно собирали подаяния,– еду, одежду, дрова для костра и очень редко деньги. Казалось, странствующий монах задремал, но его глаза были полуприкрыты и он следил за всем, что происходит вокруг него.

Вскоре, к святилищу подошёл ещё один человек, тоже монах, но совершенно другой веры, что можно было определить по одежде. На этом другом, была тёмная, длинная хламида, с прохудившейся сумкой на гуди и соломенная, широкополая шляпа, покрывавшая бритую голову. Он присел перед алтарём, поклонился, помолился, и не отрывая глаз от святилища, произнёс:

–Томита Годзаэмон, я полагаю?

Ямабуси лишь медленно опустил веки, тоже не глядя на второго монаха.

–Говорят, этой ночью было очень жарко, словно при свете дня?– спросил молящийся.

– Во всём виновата бешеная пляска тэнгу.– ответил бродяга, названный Годзаэмоном.– У них очень скверный характер, поэтому от их веселья часто страдают люди.

– Что есть, то есть.– согласился монах в шляпе.– Но некоего господина из Каи, весьма забавляют подобные вещи.

–Передайте ему моё почтение.– Томита еле заметно поклонился.

–Непременно.– произнёс другой монах. Он ещё раз поклонился и поднявшись молча пошёл своей дорогой. Вскоре и Годзаэмон поднялся, закинул корзину за плечи и направился в противоположную сторону, звеня кольцами своего посоха.

Примечание

1.Гэнсэн или котобататакаи – «война слов». Как правило, сражения начинались с таких поединков. Выходили два воина-специалиста и начинали покрывать друг друга всеми возможными и невозможными ругательствами, на которые были способны.