О чем не думают экономисты

О чем не думают экономисты
Дмитрий Васильевич Валовой

В последнее время получила известность книга «О чем думают экономисты. Беседы с нобелевскими лауреатами». Но есть вопросы, о которых даже нобелевские лауреаты не догадываются, но которые являются исключительно важными. Так, книга известного российского экономиста Д.В. Валового посвящена актуальной проблеме предотвращения краха мирового хозяйства. Выводы и предложения автор иллюстрирует конкретными примерами, приводит выдержки из своих работ и комментирует письма по этим проблемам, направленные Владимиру Путину, Дональду Трампу и Папе Римскому Франциску I. Повесть написана простым языком, в ней много ярких иронических сравнений и замечаний.

Дмитрий Валовой

О чём не думают экономисты. Научная повесть

© Валовой Д.В., 2017

© ООО «ТД Алгоритм», 2017

* * *

Российский Нострадамус[1 - Это предисловие президента Академии труда и социальных отношений, доктора экономических наук, профессора, заслуженного деятеля науки Российской Федерации Н.Н. Гриценко к книге «Реформы» ИД АТиСО (2012).]

Никогда не происходило великих потрясений, которые не были бы предсказаны

    Никколо Макиавелли

В наше время среди немногих отечественных прорицателей трагического развала Советской сверхдержавы был автор этой книги – человек, прошедший войну, партийный журналист и известный экономист. В этой связи процитируем «Российскую газету»:

«Наиболее острый и глубокий критический анализ состояния советской экономики делался, между прочим, не агентами ЦРУ или диссидентами, а на страницах центральных изданий. Прославился своими аналитическими статьями в семидесятые годы заместитель главного редактора “Правды” Дмитрий Валовой. Именно он назвал хозяйственную систему периода развитого социализма “Экономикой абсурдов и парадоксов”».

Подтверждением этого являются сами названия его книг советского периода: «Экономика абсурдов и парадоксов», «Абсурд в квадрате», «От застоя к развалу», «Тайны Овального зала Кремля». Вывод автора тогда был категоричным: «Если в системе управления экономикой не будут сделаны серьезные изменения, то к середине 90-х годов народное хозяйство развалится. До 2000 года не дотянем!» Развалилось оно еще раньше. После этого лауреат Нобелевской премии В.В. Леонтьев назвал Валового «Российским Нострадамусом». Журналисты использовали этот титул в интервью и рецензиях работ Валового.

Свою принципиальность, честность публициста он не утратил и при новой власти. В феврале 1992 года Дмитрий Валовой опубликовал в «Правде» статью «Гайдаровская “бомба” для экономики», в которой утверждал, что «шоковая терапия» в России побьет все мировые рекорды по спаду производства, росту безработицы и падению жизненного уровня. К сожалению, и на этот раз его прогноз с лихвой подтвердился. Прошло 20 лет, а уровень экономики 1990 года до сих пор не восстановлен.

Особенность научных работ Д.В. Валового в области экономики состоит в том, что в них ставятся не только верные диагнозы экономических недугов, но и предлагаются рецепты для их излечения.

От автора: «от Монкретьена к кретинизму»

История и опыт учат, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из нее.

    Гегель

Двадцать лет назад в статье «От Монкретьена к кретинизму»[2 - Правда. 1995. 18 июля.] доктор экономических наук, профессор, лауреат премии Правительства Российской Федерации в области образования, мой верный друг и жена Генриетта Евгеньевна Лапшина предупреждала: «Если гайдаровский погром кафедр политэкономии будет продолжаться и мы ликвидируем эту науку, то к 400-летию трактата Монкретьена “Политическая экономия” в 2015 году мы придем от Монкретьена к… кретинизму».

Погром кафедр завершен. Политэкономия ликвидирована. Сегодня по образу и подобию Запада и в России кретинизм расцвел пышным цветом. Антуан Монкретьен задолго до того, когда пушкинский герой объяснил «почему не нужно золото ему, когда простой продукт имеет», писал: «Не обилие золота и серебра, не количество жемчугов и алмазов делают государство богатым, но наличие предметов, необходимых для жизни и для одежды, у кого их больше, у того и больше состояние… Воистину у нас стало больше золота и серебра, чем у наших отцов, но мы не стали зажиточнее и богаче».

А сегодня кретины включают в богатство не только золото, но и бумажные денежные купюры, облигации и акции. Теперь мы печатаем сколько угодно подобных разноцветных бумажек, но разве мы от этого богатеем?

Интервью о горбачевском «ускорении», которое ускорило развал Советского Союза, я назвал «Абсурд в квадрате». Мне тогда казалось накручивание «воздушного вала» просто безумием. Отсюда и заголовок – не просто абсурд, но «Абсурд в квадрате». Книгу о хозяйственной системе, изданную еще в эпоху Горбачева, я назвал «Экономика абсурдов и парадоксов»[3 - Валовой Д. Экономика абсурдов и парадоксов. М.: Изд-во полит. литературы, 1991. 432 с.]. Но все познается в сравнении. На фоне того, что творят сегодня кретины с экономикой, советские пороки представляются детской шалостью. «Воздушный вал» серьезно снижал эффективность экономики, но он накручивался в производстве. А теперь кретины накручивают фальшивый ВВП всюду и везде – в школах и больницах, в развлекательных шоу и кабаках, храмах и ритуальных заведениях. Своей абсурдностью кретинизм затмил не только науку, но и здравый смысл.

В повести показано, что в процессе вульгаризации экономической науки и маскировки вырождения капитализма и либерализма фундаментальные понятия подлинной науки извращены коренным образом. «Рыночная экономика» стала синонимом капитализма, а «глобализация» – синонимом империализма. Неолиберальная система является экономикой афер и спекуляций. Ее альфой и омегой является извращенный рынок, в маске которого орудует выродившийся спекулятивно-мошеннический капитализм. Но рынок нынче обожествлен и превращен в «священную корову». Раньше все «давал» Бог, а теперь – рынок.

Экономика афер и спекуляций ныне является «высшим достижением науки». Для ее облагораживания и пропаганды используются высокотитулованные ученые и мощные средства массовой информации. Ярким примером этого является книга «О чем думают экономисты. Беседы с нобелевскими лауреатами»[4 - О чем думают экономисты. Беседы с нобелевскими лауреатами. М.: Альпина, 2016. 490 с.]. Собеседники думают и говорят о всякой всячине. Поэтому проще сказать, о чем они не думают. Ниже я это покажу на конкретных проблемах. Но в целом можно утверждать, что они не думают о подлинной экономической науке, о ликвидации узаконенных афер и спекуляций и о построении социального государства. Центром притяжения их бесед являются свободный рынок и монетаризм.

Преклоняясь перед Западом, наследники Гайдара – Мау, Ясин, Кузьминов и иже с ними – с завидным упорством продолжают монтеристскую политику выталкивания государства из экономики и приватизации всего и вся. Невежество и мошенничество в экономическом образовании поставлены на поток. Главной трибуной распространения кретинизма является гайдаровский форум. Теперь и в России менее 5 % рыночных операций отражают движений товаров и услуг, а 95 % сделок – это аферы, спекуляции и мошенничество. Предлагаемые на этой порочной основе «стратегии» развития «кудринцами» и «столыпинцами» заведомо обречены. Давно доказано, что подлинная наука начинается лишь тогда, когда определен достоверный измеритель. Без меры нет науки. Поэтому без отказа от фальшивого ВВП и категорического запрета узаконенных афер, спекуляций и мошенничества стабилизация и развитие экономики будут недосягаемой мечтой.

Мне довелось быть участником всех советских реформ от Хрущева до Ельцина. В меру своих сил я пытался предотвратить развал Советского Союза. Теперь это история. Но я кратко рассказал о ней в повести потому, что это очень актуальная история. Сегодня по этому же сценарию разваливают и мировое хозяйство, что может привести и к краху нашей цивилизации.

Свое виденье путей предотвращения краха я подробно изложил в книгах, статьях и документальных фильмах. В повести я привожу лишь наиболее актуальные ныне выдержки с комментариями работ за 65 лет научно-практической деятельности.

«Экономика абсурдов и парадоксов»

Глупец в неведенье своем
Разрушит вмиг
То, что таким большим трудом
Мудрец воздвиг.

    «Мысли древних»

«Сталин отменил смертную казнь, а Валовой применил…»

– Вы жили при Сталине. Расскажите вкратце о той эпохе и о себе, – попросили меня в кружке любознательных, который я вел в Академии по субботам вне расписания.

На долю моего поколения выпало немало героических и трагических событий, изменивших ход истории. Важнейшим из них, безусловно, является победа в Великой Отечественной войне, избавившая мир от фашистской чумы. Тревожную юность поколения образно выразил замечательный поэт-блокадник Ленинграда Юрий Воронов:

«В блокадных днях
Мы так и не узнали:
Меж юностью и детством
Где черта?
Нам в сорок третьем выдали медали
И только в сорок пятом – паспорта».

Первую медаль я заслужил в 1943 году на трудовом фронте, а паспорт получил восемь лет спустя, после демобилизации.

В любой эпохе есть позитивное и негативное. В одной эпохе превалирует первое, в другой – второе. Властители, желая приукрасить свои заслуги, как правило, выставляли «на свет» все худшее, что отличало время правления их предшественников, однако спустя годы история ставит все на свои места. В социальной жизни эти оценки еще больше осложняются и становятся противоречивее: то, что для одних является позитивным, другие воспринимают как отрицательное явление. Что сказать о себе?

Родился я в городе Белореченске в мае 1927 года. Мой отец, Василий Петрович, в то время работал бухгалтером в железнодорожном депо, а мама, Татьяна Васильевна, была домохозяйкой. Мама – коренная кубанка – не скрывала желания вернуться на хутор. А папа был «иногородним»: в поисках лучшей доли его родители с Черниговщины перебрались на Кубань. Когда началась коллективизация, из создаваемого колхоза имени Сталина, объединившего 15 хуторов, пригласили папу бухгалтерствовать. Так мы оказались на одном из дальних хуторов Некрасов рядом с хутором Бережной, где жили родители мамы.

Кстати, о хуторах. В начале перестройки много критиковалась сама идея ликвидации неперспективных деревень – читай, хуторов. В этой проблеме много надуманного и спорного. Дело в том, что в абсолютном большинстве их ликвидировала сама жизнь и задолго до того, как стали известными имена академиков, которым приписывается «авторство». Вот представьте наш колхоз – самый большой в районе: из 15 хуторов половина имела от 30 до 50 дворов, а другая половина – от 4 до 10 дворов. Зимой и в распутицу связь малых хуторов с внешним миром прерывалась. А каких трудов стоило провести радио, электричество при такой разбросанности. Хутора, как и города, строились вдоль речек, а некоторые и от речки были удалены на 2–3 километра. У нас протекала небольшая речка Гончарка, впадавшая в реку Белую, приток Кубани. Весной она разливалась сильно, а летом пересыхала настолько, что кое-где приходилось делать заставы, чтобы можно было напоить животных. В этих хуторах были две школы: трех-, четырехклассные. Средняя школа была за шесть километров – в селе Воронцово-Дашковское. Летом и осенью мы ездили туда на велосипедах, а зимой приходилось снимать жилье на месте, неподалеку от школы. Вот так и протекала жизнь до тех пор, пока не грянула война. Известие о войне дошло до нас в тот день, когда мы, как обычно в летние каникулы, работали в колхозе. В каждой бригаде были детские ясли. Работал общеколхозный пионерский лагерь. 22 июня 1941 года мы на лошадях возили зерно от комбайнов на ток. И здесь во время разгрузки возница, доставивший с хутора воду, рассказал, что по радио передали о начале войны. Кто не связан был с работой комбайнов, поспешили в правление колхоза разузнать все поподробнее. Вскоре отца призвали. В 1943 году ушел в армию старший брат, Алексей, а в 1944 году наступил и мой черед.

Меня, как и многих моих земляков, направили в школу снайперов Северо-Кавказского военного округа, располагавшуюся на окраине Майкопа. Школа эта имела добрые традиции: многие ее выпускники уже были Героями Советского Союза, их портреты украшали ленинские комнаты, где проводились политзанятия. Курсанты жили в бывших конюшнях, так как до войны здесь размещался кавалерийский полк. Деревянные нары в 3 этажа, матрасы и подушки, набитые соломой. Зима была холодная, а «отопление» естественное: согревались, прижимаясь друг к другу. Когда рота выстраивалась на плацу, трудно было представить, как все мы втискивались в эту небольшую казарму. Подъем затемно, в 6 часов. Физзарядка, и умывались ледяной водой в реке Белой. После завтрака – на стрельбище за три километра. После обеда – чистка оружия, теоретические и политические занятия.

Поскольку перелом в войне уже наступил, мы слышали от своих наставников, что, возможно, некоторым из нас посчастливится штурмовать Берлин. Мы по-настоящему мечтали о такой возможности. Сразу по окончании школы нас перевезли на Малую землю под Новороссийском. Мы были наслышаны о героизме ее защитников. Но то, что мы там увидели, действительно достойно высоких слов. Сюда на формирование перед отправкой на фронт прибыли выпускники многих других школ и училищ Северо-Кавказского и Закавказского военных округов. Первые весенние месяцы 1945 года были теплыми. Жили в палатках и землянках. Но однажды ночью налетел шквальный норд-ост – такое нередко бывает в Новороссийске. И буквально смел с земли палатки. Многие остались вообще без обмундирования и документов, в землянках мало что уцелело. Практически формирование оказалось парализованным: требовалось время, чтобы восстановить всю документацию, доставить новое обмундирование. Временно нам вернули со складов ту самую амуницию, в которой мы ползали во время учебы. Внеплановая поставка серьезно задержалась, а когда наконец-то повторное формирование завершилось, то наши войска уже окружили Берлин, и там нам, конечно, было уже делать нечего. Такой поворот событий многих ребят очень расстроил, некоторые даже не скрывали слез.

Вскоре нас погрузили в товарняки, и состав направился совсем в другую сторону, куда, не объявили, но мы удалялись все дальше и дальше на юг. Выгрузились в Баладжарах, под Баку. Установили походные кухни, разбили лагерь и дней через десять пешим строем отправились в порт Баку – на погрузку. Уже на пароходе нам объявили, что плывем в Иран. На первый взгляд, это могло показаться странным: ведь Иран не участвовал в войне. Но дело в том, что договором 1925 года предусмотрено, что в случае угрозы со стороны южного соседа мы имели право ввести туда войска. Как известно, в 1942 году немцы попытались прорваться через Кавказ и захватить азербайджанские нефтяные промыслы, остававшиеся практически главным и единственным поставщиком горючего. Потерять Баку означало резкое ухудшение положения на фронте. Поэтому, несмотря на все попытки гитлеровцев, на азербайджанскую столицу не упала ни одна вражеская бомба. Баку охранялся в этом плане даже надежнее, чем Москва и Ленинград. Кто был в Баку, видел сплошной лес нефтяных вышек, которые располагались буквально в 20–30 метрах одна от другой. В старых нефтяных районах мелкие качалки располагались в 50 метрах одна от другой. В окрестностях города, в районах нефтепереработки нефть текла по улицам. И попади сюда даже несколько бомб, сплошной огненный факел горел бы не один месяц.

После провала кавказской операции немцы решили достичь Баку через Иран. Туда было заброшено много фашистских военных специалистов и ряд подразделений. Число их здесь неуклонно росло. Прибыла и группа высокопоставленных военных чинов, что не могло ускользнуть от нашей разведки. По ее информации, выбрав момент, в одну из ночей армия генерала А.А. Лучинского вошла на территорию Ирана. Захваченные в плен немецкие генералы, офицеры и солдаты свидетельствовали о наличии фашистской угрозы. Были приняты меры для защиты Баку с юга. Это имело огромное стратегическое значение еще и потому, что через Иран в Советский Союз шли поставки техники и снаряжения по ленд-лизу.

Пароход доставил нас в Бендер-Шах. Здесь в лагере для карантина мы стали нести первые потери… от тропической малярии. Не обошла она и меня, но, к счастью, санитар, грузивший трупы, обнаружил, что я еще не отдал Богу душу. Очнулся в госпитале в Сари, где дислоцировалась наша дивизия.

В конце войны правительство Мосаддыка попросило у СССР помощи в ликвидации иранской фашистской партии. То была необъявленная акция, и поэтому нас долгие годы не признавали участниками войны. Советские войска покинули Иран, как и обусловлено было договором, через год после окончания войны. Наша дивизия морем прибыла в Махачкалу на расформирование. Основную часть личного состава направили на Курилы, а группа примерно в двести человек занималась еще месяца два-три ликвидационными делами. После этого мы поступили в распоряжение Бакинского военного округа. Меня направили в танковый полк, размещавшийся в Сальянских казармах на тогдашней окраине Баку, которая ныне достигла Баладжар. Формировался этот полк в Тбилиси. Поэтому подавляющее большинство личного состава было грузинами, а командовал нами полковник Колхидашвили. На вооружении были новейшие самоходные установки Су-152 и тяжелые танки «Иосиф Сталин». Первоначально полк предназначался для возможного отражения нападения Турции, которая, как и Япония, обещала Гитлеру вступить в войну на стороне Германии после падения Сталинграда.

В штабе полка я встретил знакомого по Ирану капитана Бондарева, который пригласил меня к себе старшиной батальона. Через несколько месяцев Бондарев познакомил меня с начальником продснабжения полка Андреем Варламовичем Скляровым, который пригласил меня заведовать продовольственными складами. Предложение я решительно отверг: дело незнакомое, да и опасное. Он начал убеждать, что там, мол, есть материально ответственные лица, а ваша работа – это контроль. Больше ничего от вас, собственно, и не требуется.

– А куда уходит нынешний заведующий Церцвадзе? – поинтересовался я.