Деловая история

Разумеется, что трехтомник является серьезной научной работой. В нём основательно представлено историческое развитие советской экономики. Но он сыграл роковую роль в дискредитации последней косыгинской реформы. В 50-е годы, когда академик Струмилин выступил с критикой повторного счета, олицетворяющего «догму Смита», против него ополчился Институт экономики АН СССР. «Доводом» института было Постановление правительства СНК о том, что главным директивным показателем является «валовая продукция».

Но в 80-годы защита вала противоречила не только науке и здравому смыслу, но и Постановлению ЦК КПСС и советского правительства, принятому в июле 1979 года. Это была единственная советская реформа, свергнувшая вал. Но, как показано выше, Экономический отдел ЦК КПСС при активном содействии Правительства похоронил ее заживо. Таким образом, вклад официальной советской экономической науки в нанесении смертельной «раны» трудно переоценить. Трудно заподозрить и современный Институт экономики в критике еще более порочного измерителя экономики – ВВП. В книге «Реформы» я опубликовал реплику на интервью директора Института экономики Р.С. Гринберга в «Комсомольской правде» – «Надо ли ползать на брюхе перед долларом?» Дело в том, что Руслан Семенович фетешизирует доллар. Вот как он это сформулировал: «В тот момент, когда американское правительство задумается о дефолте, остальные страны об этом узнают. И весь мир приползет к ним на брюхе и будет уговаривать. Поймите, обесценивание доллара – это катастрофа для всех. Американскую валюту можно сравнить с кровью финансового организма Земли. Это уже не только валюта, это мера измерения, как метр или килограмм. И если мера исчезнет, начнется вавилонское столпотворение, бартерные сделки, протекционизм, хаос на рынках».

Что можно сказать о такой фетешизации цветных бумажек? После отмены «золотого стандарта» поток денег неуклонно возрастает. Среди резервных валют безусловным лидером гонки являются доллары. За этот период количество напечатанных долларов увеличилось более чем в 20 раз! Образно говоря, «метр» оказался резиновым и стал в 20 раз длиннее. Соответственно, удлинились и другие резервные валюты, так как они «привязаны» к доллару. И вот эти цветные бумажки (официальная стоимость долларовой купюры составляет 5,7 цента) главный экономический теоретик страны Руслан Семенович предлагает на роль «метра». Если мы сознательно постепенно не откажемся от такого «метра», произойдет стихийный «взрыв» грандиозного «мыльного пузыря», тогда «начнется вавилонское столпотворение, бартерные сделки, протекционизм, хаос на рынках», о которых говорит наш уважаемый членкор. Образно говоря, Руслан Семенович поставил проблему с ног на голову.

Рынок не регулировал, не регулирует и не может ничего регулировать

23 мая 1990 года руководителей ведущих средств массовой информации срочно пригласили в Кремль. У раздевалки встретился с Юрием Дмитриевичем Маслюковым, который в ту пору был первым заместителем главы правительства и возглавлял Госплан СССР.

– Никогда не думал, что Госплану придется ратовать за стихийный рынок, – сказал ему, пожимая руку.

– Полная неразбериха. Рынок каждый трактует по-своему. Вы бы написали толково, популярно, как всегда, на эту тему. Нужна ясность в этом деле.

– Я внимательно слежу за публикациями. Очень много путаницы. К сожалению, антинаучный тон задают, как это парадоксально ни звучит, известные вам академики. Они-то должны были бы знать, что экономика по своей природе рыночная. Вот послушаю вас с Абалкиным и после доклада Рыжкова на сессии Верховного Совета опубликую статью на эту тему.

Что же нам сообщили в Кремле?

– Мы хотели, чтобы вы узнали все от нас, – сказал во вступительном слове Маслюков. – Н.И. Рыжков поручил мне с Леонидом

Ивановичем Абалкиным провести эту встречу и сообщить, что завтра он выступит на сессии Верховного Совета с правительственной программой перехода к рынку.

Для ориентации нам были предложены материалы, которые направлены в Верховный Совет СССР. Беседа была очень откровенной и в тот момент весьма интересной. Маслюков сказал, что в материалах и докладе пока что поставлены общие вопросы, а примерно через два месяца будет разработана более точная модель перехода к рынку. Маслюков и Абалкин обратились к представителям средств информации с призывом оказать поддержку правительству в этом непопулярном деле. Основной вопрос, вокруг которого шел разговор, – повышение цен без совета с народом, который был обещан Горбачевым. Возникал вопрос: нельзя ли в какой-то форме показать в печати, что повышение цен учитывает пожелание снизу, то есть, грубо говоря, сделано по просьбе трудящихся? Это было нами единодушно отвергнуто. Не те времена!

24 мая на III сессии Верховного Совета СССР Рыжков выступил с докладом «Об экономическом положении страны и о концепции перехода к регулируемой рыночной экономике». После его публикации в стране начался рыночный переполох. С одной стороны, восторги и хвала рынку, переходящие в эйфорию, а с другой – непонимание, растерянность и страх!

Итак, рынок стартовал! Если до этого лишь отдельные ученые робко и осторожно высказывали свои идеи о переходе к рынку, то после объявления его официальным курсом правительства начался рыночный марафон. Пальму первенства захватили ведущие экономисты. Тут особенно ярко проявился их приспособленческий талант. Они почуяли в рынке наиболее быстрый и верный путь «ловли званий и чинов». Среди экономистов возникла цепная реакция «перевертышей», любой ценой стремившихся вырваться вперед, сметая на своем пути все и всех. Академики и членкоры, доктора и профессора, десятилетиями доказывавшие и пропагандировавшие преимущества плановой системы хозяйства и получавшие за это не только высокие научные степени и звания, но и лауреатские премии (С. Шаталину Госпремия присуждена «за разработку методов анализа и планирования межотраслевых связей и отраслей структуры народного хозяйства, построения плановых и отчетных межотраслевых балансов»), в одночасье превратились в стойких рыночников. На этот путь встали и научные учреждения. В Советы народных депутатов страны и республик, в правительственные органы и в редакции средств массовой информации хлынул поток рыночных концепций и предложений, в которых царила невероятная путаница божьего дара с яичницей и честного с грешным. Спрос, как говорится, рождает предложение. Среди мутного потока состряпанной за месяц-полтора рыночной халтуры (в августе концепции обсуждались на Совете министров, в сентябре – в парламенте) были и трезвые, разумные предложения, но их, как правило, прятали в долгий ящик.

На основе беседы с Маслюковым и Абалкиным и обсуждения доклада Рыжкова в парламенте я подготовил для «Правды» статью, но новый главный редактор И. Фролов публиковать ее отказался, подчеркивая, что он противник критики Горбачева и официальной политики. Фролов установил в «Правде» жесткий режим, которого в редакции никогда не было. Поскольку в статье высказывались практические соображения по ряду принципиальных положений рыночной эйфории, Фролов сказал мне: пусть статья полежит до XXVIII съезда. Это означало сыграть старую пластинку, то есть пропагандировать решения партии. А я, наоборот, стремился обнародовать свою позицию перед съездом, на котором данная проблема занимала одно из центральных мест. Тогда я воспользовался предложением газеты «Правда Украины» дать интервью на эту тему. И 12 июня в рубрике «Актуальные интервью» редакция опубликовала мои ответы «Рынок и стихия».

В «Правде» свою позицию о рыночной эпопее я смог изложить лишь 27 августа 1990 года. После публикации материала «О рынке» в перерыве очередного заседания Совмина Николай Иванович Рыжков подошел ко мне и пригласил к себе, где они с заместителями пили чай. Его очень интересовали отклики на мою публикацию. Я коротко рассказал, что откликов очень много и они разные. Но большинство осуждают поспешность в этом деле. Я вкратце рассказал о них. Некоторые зачитал и оставил копии Рыжкову. Он посоветовал не задерживать их публикацию, так как страсти вокруг этого вопроса накаляются. Приведу ряд выдержек из откликов, опубликованных в «Правде» 6 декабря 1990 года под заголовком «Бомба для рынка».

«Редактору газеты «Правда». Профессор Д. Валовой в статье «О рынке» наконец-то, мне кажется, дал вразумительное экономическое определение рынка. Я с удовольствием прочитал эту статью, и стало намного яснее, а то как-то путался. Не к рынку переход, а от планового регулирования производства – к рыночному, когда закон стоимости будет проявлять себя автоматически.

Дрозд Владимир Федорович г. Житомир, ул. Щорса, 127, кв. 100».

«Уважаемый товарищ профессор! Прошу принять от меня искреннее спасибо за статью «О рынке». Считаю ее наиболее реалистичной, разумной и полезной работой среди всех, какие затрагивают вопросы перехода к так называемой рыночной экономике. Если нам нравится такая рыночная экономика, какая создана в Англии и других передовых капиталистических странах, то нельзя рассчитывать на введение ее в новогоднюю ночь с 1990 на 1991 год. Права М. Тэтчер, что па это им понадобились столетия. Ведь социализм в действительности имеет крупные преимущества перед капитализмом. Однако у него есть один очень крупный недостаток: он не содержит такого механизма, который отталкивал бы от проникновения в руководство людей некомпетентных, неумных, непорядочных, враждебно относящихся к интересам народа. Ни один капиталист, даже миллиардер, не позволит себе такой роскоши, чтобы назначить на пост руководителя предприятия родного слабоумного сына. У нас же подобное делается запросто. Потому что за счет государства, всего народа. Так неучи и ничтожества оказываются во главе всего государства, Госплана, министерств, ведомств. И выше, и ниже.

С уважением, Н. Верков, член КПСС с 1942 года, доктор экономических наук.

Киев, бульвар Л. Украинки, 5, кв. 4.»

Во многих откликах отмечалось, что предлагаемая академиками– рыночниками приватизация, разгосударствление в конечном счете приведут к капитализму. Понимали это академики? Видимо, понимали. Но лукавили и пытались подпевать Горбачеву в том, что переход к рынку не ведет к капитализму, а, наоборот, будет способствовать укреплению социализма.

Помощник Горбачева академик Н.Я. Петраков объявил: «Рынок – это главный рычаг реализации принципа «Больше социализма!» В своем интервью «Сотворение рынка» Петраков сделал вывод: «Наша беда в том, что у нас не было рынка!» Заместитель главы правительства академик Л.И. Абалкин заявил: «Переход к рынку – это последний шанс, который дает история социализму. Только рынок способен принести нашему обществу процветание.» Академик Шаталин: «Для преодоления кризиса нужен рынок!»

На сессии Верховного совета СССР при обсуждении перехода к рынку лишь один депутат говорил по существу проблемы, с научных позиций. Это был рабочий-таксист из Харькова Л. Сухов:

– Мы хотим втянуть народ в пучину, а надо сказать, что шаталинская концепция перехода к рынку – это капитализм. Нужен референдум, и коль примет народ эту концепцию, то, ладно, пойдем мы в этот капитализм, если там лучше жить. Правда, меня лично, как многодетного отца, такая перспектива очень пугает.

Когда выступал Сухов, я сидел рядом с Назарбаевым, а сзади сидел А.А. Собчак. Он наклонился к нам и скептически сказал:

– Вот, Нурсултан Абишевич, как понимает простой народ переход к рынку. А вы ратовали за то, чтобы с народом посоветоваться…

– В отличие от академиков и политиков рабочий правильно понимает суть перехода. А ваши коллеги-демократы трубят на этот счет несусветную чушь! – резковато парировал я на замечание Анатолия Александровича.

Сразу же после объявления перерыва Собчак взял меня под руку и уводя в тихий уголок сказал: «Я все-таки хочу уточнить вашу реплику». Но я, решив идти в атаку, спросил его:

– Вы слышали когда-нибудь как ревет белуга?

– Нет, конечно. Но при чем тут белуга? – растерянно спросил Анатолий Александрович.

– Специалист-исследователь изучил и поведал о том, что звуки морского зверька «белухи» подобны голосистому реву-плачу. Но редактор никогда не слышал о белухе, а белугу знал и употреблял и поэтому внес «исправление» одной буквы. С тех пор белуга «заревела». Рынок тоже никогда ничего не регулировал, не регулирует и регулировать не может. Экономику регулировали и регулируют люди. И только люди! А формы регулирования меняются по мере концентрации производства. Но в результате искажения мысли Адама Смита рынок превратили в вечный регулятор экономики.

P.S. На фоне разгрома расточительство меркнет

Если советская хозяйственная система была порочной, то возникает вопрос: как же нам в течение одного поколения удалось отсталую аграрную Россию превратить в мощную сверхдержаву?

В советское время я часто бывал в командировках и каждый раз выступал перед областным и республиканскими партийно-хозяйственными активами. Часто выступал и в союзных ведомствах: Госплане, Госкомитетах, Генштабе Минобороны, не говоря уже о научных учреждениях. И, разумеется, в устных докладах и выступлениях мне приходилось критиковать хозяйственную практику еще более резко, чем в печати, приводить убедительные доводы. В большинстве аудиторий среди многочисленных вопросов чаще всего повторялись два.

Первый уже назван: как при расточительной системе нам удалось добиться всемирно признанного «Русского чуда»? И второй вопрос: не являются ли отрицательные явления в экономике следствием вредительства, нет ли тут злого умысла?

На второй вопрос я с ходу и уверенно отвечал отрицательно. Хотя в свое время, когда на производстве вынужден был мириться с расточительством, порой тоже думал о вредительстве в верхах. Но когда я изучил подробно хозяйственную систему снизу до самого верха, я постепенно отказался от такой мысли. Заседая в Совете министров СССР, я попытался взглянуть на проблему глазами правительства. Стремился найти логику в действиях руководителей. Своя «логика» у них была. И к тому же, если бы в их действиях был злой умысел, то вольно или невольно в равной мере к вредителям следовало бы отнести всех партийно-хозяйственных руководителей, начиная с заводов, колхозов и райкомов и до правительства.

Первый вопрос приходилось объяснять. Здесь следует иметь в виду, что до середины прошлого столетия вся мировая экономика развивалась преимущественно экстенсивным путем. Это означает, что увеличение товаров и услуг происходило за счет расширения производственных мощностей и роста численности рабочих. Затраты и результаты в этих условиях в основном совпадали.

В ту пору справедливо говорили: без солидных затрат не получить больших результатов. Поэтому пороки затратной системы не проявлялись столь остро, хотя и существенно снижали эффективность производства.

Однако во второй половине XX столетия ситуация в мировой экономике стала коренным образом меняться. Благодаря огромным достижениям научно-технической революции, применению электронно-вычислительных машин мировая экономика начала активный переход к интенсивному развитию: при использовании тех же или даже меньших материальных и трудовых ресурсов резко увеличивался выпуск продукции. В этих условиях затратная система сдерживала повышение эффективности производства, но она была минимум на два порядка эффективнее, чем нынешняя полуколониальная сырьевая экономика.

Переход на интенсивный путь развития на базе технического прогресса вел к общему снижению затрат, на базе которых определялись темпы роста экономики и все другие стоимостные показатели. В этих условиях измерение экономической динамики от достигнутого уровня противоречило здравому смыслу, о чем, как показано выше, я многократно писал и выступал на заседаниях Совета министров СССР.

Но на фоне разгрома, которое началось с января 1992 года, прежнее расточительство меркнет. В лихие девяностые, чтобы выбраться из кризиса объем ВВП накручивался любыми путями. К тому же либеральная трактовка ВВП открывает неограниченные возможности и для официального накручивания его объема. Поэтому удвоение ВВП будет ускорять развал российской экономики, подобно горбачевскому «ускорению» развала Советского Союза.

Ельцин: «Всю власть Советам!», которые он расстрелял, а власть приватизировал

Гаррисон: «Ельцин груб, нетрезв и непредсказуем»

Стремительное восхождение Ельцина по «демократической» дорожке началось с пленума ЦК КПСС, который состоялся в октябре 1987 года. К этому времени недовольство Горбачевым и особенно его вездесущей Раисой Максимовной приобрело широкий размах и серьезно накалилось. Но Борис Николаевич шел на пленум не для критики Горбачева. Он шел в надежде, что наконец достигнет своей мечты – станет членом Политбюро ЦК КПСС. По традиции первый секретарь Московского горкома партии входил в состав Политбюро ЦК КПСС. Поэтому, когда Ельцина назначили на эту должность, его избрали кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. Перевод его из кандидатов в члены Политбюро ЦК КПСС был вполне логичным, и тогда Горбачев не нажил бы себе столь злостного преемника. Когда пленум практически завершил работу и Ельцин понял, что его не избрали, он, как говорится, под занавес попросил слова. Обиженный Борис Николаевич выступил с критикой Горбачева и даже задел его жену. Скромная информация о критике Горбачева упала на благодатную почву. Даже многие члены ЦК разделяли критику, а уж в стране какой был восторг: «Нашелся все же человек, который сказал этому пустобреху правду в глаза».

В день пленума Московского горкома партии, освобождавшего Ельцина, я был дежурным по выпуску «Правды». Часов в 17, когда я готовился «закруглять» периферийный номер, мне позвонил секретарь ЦК КПСС М.В. Зимянин и сказал:

– Номер придется задержать. Расчищай вторую полосу и строк 300 на первой полосе для начала отчета о московском городском пленуме.

Получив отчет с московского пленума, я позвонил Михаилу Васильевичу:

– Вы читали этот материал?

– Нет. Его готовили помощники Генерального и тассовцы. А в чем дело?