Воденников в прозе. Лучшие эссе

Но, честно говоря, мне это кажется гадким.

Это как привычные обвинения не насильника (ну он же мужик, что с него взять!), а жертвы. Сама виновата! Не так оделась! Не так улыбалась! И зачем пошла вечером? И зачем только что познакомившись? И зачем в лифт? А почему не в валенках и в тулупе, а в мини-юбке и еще сажей лицо не намазала?

Разумеется, виноваты жертвы. Не Капков, а Серебренников. Не гомофобное общество, а Антон Красовский, который, по мнению закаленных бойцов кулинарного фронта, просто не умеет держать себя в руках. Не судебная система, которая упрятала матерей на два года в тюрьму, а сами девушки из Pussy Riot, которые не сразу поехали к детям. А когда приехали – еще и фотографировались с ними. Совсем стыд потеряли. (Да-да, я и такое читал.)

Они-они виноваты, не мы.

Вот уж где печеный майонез!

Самый жир.

Фет, плюющий на Университет

Афанасий Фет очень любил плевать на Университет.

Вот едет он по Москве, стишок сочиняет, увидит вдруг знакомое здание, велит кучеру остановиться, откроет окно кареты, плюнет (слюна так далеко не долетит, упадет на круглую московскую землю, спугнет галку), вытрет варежкой рот, крикнет кучеру «Пшел!» – и едет дальше, довольный.

Ну был у него в его поэтическом запасе такой символический жест. Нам ли осуждать певца «Вечерних огней»? Не нам! Вот и близко его знавшие тоже не осуждали.

«Чудит барин! – скажет кучер на кухне, попивая чай из блюдечка. – Опять на университет плюнул! Неспроста!» – «Да уж, наверное, есть за что!» – ответит кухарка Дарья.

И, как всегда, окажется права.

Да, Афанасий Афанасьевич не любил либералов, не любил Университет, хотя там и проучился шесть лет, и вообще не любил демократии.

И ему было за что ее не любить.

Дело в том, что Афанасий Афанасьевич был посмешищем. В глазах молодых, новых, прогрессивных и, надо сказать, не очень чутких на ухо современников. Полжизни промучившийся как рожденный до брака с фамилией Фёт (да-да, это была еще и ё), желавший вернуть себе потомственную фамилию Шеншин, Афанасий Афанасьевич не был ценим прогрессивной критикой.

В год своего семидесятилетия Фет напишет стихотворение «На качелях», которое, конечно же, гениально.

Вот оно.

И опять в полусвете ночном
Средь веревок, натянутых туго,
На доске этой шаткой вдвоем
Мы стоим и бросаем друг друга.

И, чем ближе к вершине лесной,
Чем страшнее стоять и держаться,
Тем отрадней взлетать над землей
И одним к небесам приближаться.

Правда, это игра, и притом
Может выйти игра роковая,
Но и жизнью играть нам вдвоем. —
Это счастье, моя дорогая.

На что и получит в печатном виде от язвительного Виктора Буренина (кстати, сочинившего прочувствованное стихотворение на гражданскую казнь Чернышевского) дословно следующее: «Представьте себе семидесятилетнего старца и его «дорогую», «бросающих друг друга» на шаткой доске. Как не обеспокоиться за то, что их игра может действительно оказаться роковой и окончиться неблагополучно для разыгравшихся старичков!»

Расстроенный Фет пожалуется Полонскому: «Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, и платье ее трещало от ветра, а через сорок лет она попала в стихотворение, и шуты гороховые упрекают меня, зачем я с Марией Петровной качаюсь».

Но в партере уже безостановочно шикали. А некоторые, особо равнодушные, уже встали и шли в буфет. Зал катастрофически пустел.

Но больше всего расстроил Афанасия Афанасьевича писатель Федор Достоевский. Тот написал о нашумевшем (во всех смыслах) лиссабонском землетрясении и спросил с присущей ему обостренной нервностью: что, дескать, делать с португальским поэтом, напечатавшим в эти роковые дни что-нибудь вроде следующего: «Шепот, робкое дыханье, трели соловья»?

И сам же ответил: «Через сорок лет – памятник. А сейчас? А сейчас – казнить!»

И Афанасия Афанасьевича казнили. Попросту забыв.

Ну, бегает там какой-то малахольный душитель свобод, прижимистый кулак и крепостник, распекает работника Семена, из-за которого он потерял 11 рублей, и проклинает мужиков, гуси которых зашли в его, сатрапа и осколка прошлого, пшеницу. Гуси-гуси, га-га-га! Жаль, что только гуси, надо было ему туда еще и свинью подложить!

К слову сказать, об этих своих хозяйственных подвигах Афанасий Афанасьевич сам писал в ненавидимый всей прогрессивной российской интеллигенцией журнал Каткова, в скучный и консервативный «Русский вестник». Как будто желая подставиться еще больше. И это в тот момент, когда все русское общество ликовало по поводу наконец-то отмененного в России крепостного права!

То «Шепот, робкое дыханье» в разгар лиссабонского землетрясения, то гуси – в момент освобождения крестьян. Умел Афанасий Афанасьевич быть своевременным! Этого у него не отнять.

Но отняли и это.

Последним бастионом был Лев Толстой, долгие годы Фета поддерживавший. Но теперь он, увлеченный своими новыми идеями, постепенно начинает внутренне отстраняться, а потом и вовсе заявляет в дневниках, что ему надоела его, Фетова, болтовня. Переписка, длившаяся несколько десятилетий, иссякла. Теперь уже Фет бесповоротно один.

Но не знал Афанасий Афанасьевич, что однажды его времена вернутся! Что слово «либерал» станет ругательным. Желание поступиться свободами – приемлемым. Право на личное мнение – сомнительным.

И вот огромный, раздувшийся Афанасий Шеншин садится в гигантскую карету, едет ярко освещенными улицами Москвы, останавливается возле Университета, открывает окно и смачно плюет в его сторону. И попадает.

Это я все к чему?

А вот к чему!

Мы сейчас часто ведем себя как Фет, плюющий на свой Университет.

Зловредство и сиротство

Слышали ли вы новость? Курение на летних площадках ресторанов запрещено, если они имеют пол или навес. Так решил Роспотребнадзор.

В Париже, значит, курить на террасе можно, а вот в России, где есть Роспотребнадзор, нельзя. В Риме, где, куда ни плюнь, везде кватроченто, высокое или позднее Возрождение, курить можно, а в Торжке – нет.

В Амстердаме на балконе курят не только табак, но и черт знает что, а в Петербурге девушка всего лишь вынимает сигарету из сумки, выходя из зала, где слушала «Соловья» Алябьева (не закуривает, прошу обратить внимание, а только вынимает, крутит в нежных тонких пальцах, вся бледная от перенесенного эстетического наслаждения), а на нее уже шикают, провожают возмущенными взглядами. Некоторые даже осеняют себя крестным знамением.

Неудивительно, что там, у них, все загнивает и вообще творится евросодом. А у нас, тут, где Роспотребнадзор, лепота и благочиние. Роспотребнадзор еврокурения не допустит!

Впрочем, Таможенный союз (даром что не Европа) тоже не дремлет. Дай, думает, тоже что-нибудь запрещу. Например, кружевные трусы. Запретил. Сидит, довольный. «Ваш ход, Роспотребнадзор?»

И вот Роспотребнадзор наносит параллельный удар. Кто быстрей!

Когда по интернету прокатилась волна сообщений о запрещении кружевного белья, все девушки очень перенервничали. И некоторые юноши.

После уже выяснилось, что все всё не совсем правильно поняли. И замглавы Минпромторга РФ Виктор Евтухов объяснил нам, что никакой проблемы с женским бельем нет и откуда взялись слухи о возможном исчезновении кружевных трусов из продажи, он не понимает. Потом помолчал и добавил: «Лучше вообще хлопчатобумажные носить».

Но нам уже было все равно! Потому что вы слышали очередную новость? Нет? Ну так я вам опять расскажу! В Думе предлагают запретить продавать алкоголь по праздникам и в выходные дни. Что, выкусили? Что бы еще запретить? Таможенный союз корчится в родовых муках зависти, но ничего пока в ответ придумать не может.