История запорожских казаков. Борьба запорожцев за независимость. 1471–1686. Том 2

Жолкевский после сражения у Острого Камня отступил назад, дошел до Белой Церкви и здесь на некоторое время задержался. Причиной того было, во-первых, то обстоятельство, что он хотел дать отдых своему войску, уставшему от длинного перехода и жаркой битвы с казаками; а во-вторых, то, что он хотел дождаться давно желанного подкрепления в виде коронного войска.

Находясь в Белой Церкви, Жолкевский отправил посланцев в Запорожскую Сечь с целью отвлечения низовых казаков от совместных действий их с товарищами под начальством Лободы. На ту пору атаманом казаков был шляхтич православной веры Каспар Подвысоцкий, а всех товарищей в Сечи оставалось до 500 человек. Посланцы Жолкевского должны были всеми мерами стараться, чтобы не допустить запорожцев соединиться с Лободой и действовать заодно с ним против польского правительства. В то же время, находясь в Белой Церкви, Жолкевский узнал о задержке одного казацкого полка под начальством Кремиского при переправе с правого берега Днепра на левый возле города Канева и немедленно отправил отряд жолнеров под главным начальством Ходкевича против казаков. Ходкевич вышел в Страстную субботу Великого поста в апреле и, напав на казаков, ниоткуда не ожидавших беды в такой день, многих из них изрубил, многих во время переправы через реку потопил. Сделав свое дело и забрав всю заготовленную, но покинутую казаками соль в городе Каневе и местечке Терехтемирове, Ходкевич дальше не преследовал казаков и вернулся к Жолкевскому. А казаки, переправившись с правого берега на левый, чтобы сделать затруднение Жолкевскому, нашли нужным собрать в одно все лодки и сжечь их огнем.

После этого Жолкевский, дождавшись в Белой Церкви подкрепления, снялся со своей стоянки и двинулся к Днепру. Он задался решительной целью добыть главных начальников казацких и рассеять все скопище казаков. Дойдя до Днепра и увидя себя отрезанным от левого берега, Жолкевский прежде всего распорядился, чтобы к Днепру доставили с Припяти и Тетерева все имевшиеся там лодки и байдаки, а потом послал приказание обывателям города Киева заготовить новые лодки и выгнать в известное место старые для переправы польского войска на левый берег Днепра. Последнее распоряжение Жолкевского скоро стало известно казакам, и они поторопились в Киев, чтобы помешать исполнению гетманского приказания: удержать киевлян от постройки новых судов и предать огню старые суда, а в случае сопротивления со стороны жителей – даже сжечь и самый город Киев. О намерении казаков в свою очередь узнал Жолкевский и, чтобы разрушить планы их, поспешил в Киев. Не доходя Киева, в Василькове, к Жолкевскому присоединился Потоцкий, стоявший дотоле в Молдавии с войском, но посланный королем на подмогу польному гетману. Желая во что бы то ни стало раньше поляков прийти в Киев, казаки вошли в переговоры с Жолкевским и тем хотели несколько задержать его движение. Но Жолкевский, всегда отличавшийся особенной дальновидностью и подозрением, не поддался и на этот раз казакам: не останавливаясь в своем движении, он опередил казаков на два часа времени и немедленно подошел к Киеву. Не входя в самый город, гетман стал в полумиле от Киева, под Печерском, и, окружив город пикетами, тот же час принялся за сооружение лодок, везде лично наблюдая за работами. Против польских жолнеров, через Днепр, расположились казаки со своим предводителем Григорием Лободой. Но они, не имея лодок, не могли оказать никакого противодействия Жолкевскому, а ждали лишь с Низу запорожских казаков, которые, плывя в челнах, могли помешать работам киевлян и жолнеров польского гетмана.

Запорожцы уже давно оповещены были о всем происходившем между жолнерами и казаками. Еще в конце Великого поста к ним отправлены были посланцы Жолкевского с увещанием не приставать к казакам Лободы; но низовые молодцы в ответ на это заковали в кайданы гетманских посланцев, а сами, сев на сто лодок, поднялись от Сечи вверх по Днепру, имея своей целью город Киев. Река к тому времени уже была свободна от льда, и запорожцы беспрепятственно поднимались против ее течения под начальством атамана Каспара Подвысоцкого. Но польский гетман, заранее узнавши о движении запорожской флотилии, расставил по нагорному берегу Днепра пушки и направил их отверстиями на реку. Не предвидя никакой опасности, запорожцы весело плыли на своих чайках при звуках сурьм и бое котлов. Погода, все время благоприятствовавшая им, под конец вдруг переменилась: подул «верховой» ветер и произвел некоторое замешательство между казацкими чайками. Жолкевский воспользовался этим моментом и внезапно отдал приказание стрелять из пушек по запорожским лодкам. Тогда запорожцы, не будучи в состоянии управлять своей флотилией при встречном ветре, лишившись нескольких лодок и гребцов, потеряли надежду соединиться с казацким лагерем и повернули назад, причем едва не потеряли своего атамана, в лодке которого поляки успели сделать несколько пробоин.

Все это делалось в течение недели Светлого воскресения. В субботу этой же недели польские жолнеры увидели на Днепре колоду с воткнутым в нее листом и пригнали ее к своему берегу. Лист был доставлен Жолкевскому и оказался письмом Лободы, который просил польского гетмана о помиловании. Жолкевский был не прочь вступить в переговоры с казаками, и на следующий день, в Фомино воскресенье, в польский лагерь явился казацкий сотник Козловский и стал просить о помиловании. От имени казаков он просил прислать в табор уполномоченных для заключения перемирия, но для этого попросил сперва глейтовый (охранный) лист, а потом, когда такой лист был выдан, потребовал от гетмана заложников. Но Жолкевский нашел последнее требование несогласным с королевским достоинством и известил казаков, что с них довольно и глейтового листа для безопасности их уполномоченных. Казаки с этим не согласились, однако осведомились, на каких условиях мог бы польский гетман даровать им мир. На этот запрос Жолкевский, посоветовавшись с каменецким старостой Потоцким и некоторыми ротмистрами, через своего посланца ответил казакам, что мир может состояться лишь тогда, когда казаки выдадут ему Наливайко с главными виновниками бунта и отдадут всю свою армату и все знамена, подаренные казакам иностранными государями. С ответом на эти требования казаки прислали Жолкевскому на следующий день двух своих есаулов и через них просили гетмана положить гнев на милость, но вместе с тем объявляли, что ни людей, ни знамен они выдать не согласны.

Видя, что переговоры с казаками не могут привести ни к чему определенному и решительному, Жолкевский снова стал готовиться на бой с ними, но прежде всего ему нужно было обеспечить переправу с правого на левый берег Днепра. Для этого, не отпуская еще от себя казацких есаулов, Жолкевский придумал две хитрости. Прежде всего, он распустил слух, будто бы отправил к Острополю часть своего войска под начальством Каменецкого старосты Потоцкого для переправы через Днепр и для похода его в Переяслав с целью захватить там жен, детей и имущества казаков. А для того чтобы уверить казаков в действительности распущенного слуха, Жолкевский приказал Потоцкому отойти на несколько миль от Киева и от себя послать 24 воза с 10 лодками для мнимой переправы через Днепр. Не довольствуясь этим, Жолкевский выбрал из своего стана двух каких-то пахолков, внушил им мысль назваться польскими перебежчиками и сообщить казакам ложную весть о том, будто к гетману из Литвы идет на помощь большое войско, а староста Потоцкий переправляется через Днепр под Гострым, чтобы обойти казаков с тыла и потом двинуться к Переяславу и напасть там на казацкие семьи и имущества. Для того чтобы окончательно убедить казаков в мнимых известиях, принесенных им пахолками, Жолкевский отправил к казакам посланца и через него потребовал выдачи перебежчиков, чтобы казнить их в своем стане, в противном случае обещал задержать у себя присланных казаками есаулов. Тогда казаки, не желая нарушать своего исконного права выдавать из своей среды всякого приходившего к ним и в то же время желая спасти двух своих товарищей, находившихся у Жолкевского, в присутствии гетманского посланца сняли головы несчастным пахолкам, а гетману послали упрек в том, что он наружно затевает с казаками переговоры, а в действительности строит им засады. Послав такой ответ Жолкевскому, казаки тем не менее, боясь засады, очистили левый берег Днепра и тем открыли свободное место для переправы поляков, двинувшись «шумно» вперед табором. У берега остались только Лобода да Наливайко с отрядом конницы, человек в полтораста. Они имели целью еще раз вступить в переговоры с Жолкевским. Севши в лодку, казацкий предводитель Лобода подплыл к правому берегу Днепра и стал «трактоваться» с брацлавским старостой Юрием Струсем. Но трактование и на этот раз окончилось ничем, и Лобода с Наливайко поспешили к своим, а вернувшись к своим, направились с казаками на Переяслав.

После этого Жолкевский стал переправляться за Днепр и в течение двух дней, вторника и среды Фоминой недели, «по милости Божией», успел перевезти свое войско на «татарский» берег реки, «без всякой потери», а в четверг той же недели уже гнался по следам за казаками.

Между тем казаки, оставив левый берег Днепра, в один день доскакали до Переяслава, а чтобы иметь верные сведения о направлении Жолкевского, расставили во многих местах дороги тайные и явные чаты. Но оставленные казаками чаты скоро донесли казацким вождям, что поляки перебрались через Днепр и двигаются к Переяславу. Казацкие вожди, получив эту весть, не знали, на что решиться, то есть оставаться ли им в Переяславе или уходить дальше, в глубь Украины. Идти в степь трудно было, потому что нужно было тащить с собой не только запасы, артиллерию и боевые снаряды, но также жен, детей и имущество. Оставаться в Переяславе было рискованно, потому что в городе нельзя было найти корма для 10 000 лошадей, да и невозможно было защищаться в нем вследствие его обширности, доходившей до мили вокруг. По этому поводу между казаками поднялся горячий спор и явились партии; одни кричали, что надо уходить, другие доказывали, что надо оставаться, а третьи находили, что надо войти в мирные переговоры с поляками. После долгих пререканий и споров решили наконец взять с собой семьи, захватить часть имущества и бежать по направлению к городу Лубнам, там переправиться через речку Сулу по имеющемуся мосту, уничтожить после себя мост и расположиться в открытой, но малодоступной для поляков степи. Тогда повторилось бы то же самое, что произошло у Синих Вод.

Решив отступление, казаки поспешили оставить Переяслав, потому что к нему быстро подвигался Жолкевский со своим войском. Придя к Лубнам, казаки на некоторое время остановились в замке города и стали ожидать здесь известий от расставленных на дороге от Переяслава к Лубнам чат относительно направления польского войска. Решено было переправиться через Сулу лишь в том случае, когда Жолкевский станет приближаться к самим Лубнам.

Узнав о плане казаков, Жолкевский решил перехитрить их: обойти с тыла, задержать у реки Сулы и тут напасть на них. С этой целью он отправил к ним прежде всего старого их знакомого и так называемого «приятеля», галицкого кастеляна Претвича, с видимой целью вступить с ними в мирный договор, но с действительной целью выиграть время и задержать их у реки. Затем, узнав о том, что на 20 верст ниже Лубен, у Горошина, имелась переправа через Сулу, весьма удобная по мелководью реки и оттого известная с давних пор татарам, Жолкевский отправил к Горошину отряд своего войска под начальством Юрия Струся, вместе с Кириком Ружинским и Михайлом Вишневецким, и приказал ему, переправившись через Сулу, обойти казаков и, в случае, если они будут еще в городе, стать с правой стороны реки, против моста, и задержать их переход через мост; в противном случае, если казаки успеют перейти мост, стать им в тыл и не пускать от реки в степь, но в том и другом случае стараться сохранить мост через Сулу. Не довольствуясь этим, Жолкевский отправил и другой отряд жолнеров, всего в 500 человек всадников, под начальством пана Белецкого, некогда учившегося в запорожском войске «рыцарскому порядку и деятельности», и приказал ему идти прямо к Лубнам и быть наготове, чтобы подать помощь, когда окажется в том надобность, пану Струею. Сам гетман с главными силами двигался не торопясь по прямому шляху к Лубнам и в это время, 24 мая, принял под свои знамена в городе Переяславе литовское войско, приведенное к нему князем Богданом Огинским.

Во всем этом виден строго обдуманный и хорошо соображенный с местностью план, и от исполнения его зависел исход всего дела борьбы с казаками. Лица, на которых возложено было Жолкевским поручение осуществить часть этого плана, вполне оправдали доверие гетмана.

Кастелян Претвич, явившись к казакам, стал предлагать им разные, одну за другой, льготы и держал их в Лубнах до тех пор, пока не успел сделать своего дела Юрий Струсь. Струсь, снабженный инструкциями Жолкевского, двинулся сперва по прямой дороге к Лубнам; но потом, пройдя половину пути, круто взял направо и, не сообщая никому о своем плане, взял направление вдоль правого берега Сулы и дошел до Горошина. Казаки, ожидавшие поляков только по главному к Лубнам шляху, не позаботились расставить свои чаты в окрестностях Лубен и потому совершенно просмотрели движение Струся к Горошину. Дойдя до переправы, Струсь перевез боевые снаряды на рыбачьих лодках и связанных из камыша плотах, а конницу перевел вплавь. Белецкий стоял наготове и ждал только момента, чтобы оказать помощь Струею.

Казаки прежде всего заметили Белецкого и, вообразив, что за ним по пятам следуют главные силы польского войска, прервали сладкие переговоры с Претвичем, оставили лубенский замок и поспешили к мосту, чтобы перейти Сулу. Видя это, Белецкий бросился было к казакам, но наступившая ночь помешала ему сделать нападение на них. Когда казаки перешли мост ранним утром следующего дня и зажгли его огнем, Белецкий успел только потушить огонь и исправить сделанную порчу в нем. Казаки не препятствовали, да и не могли препятствовать Белецкому в этом, так как вслед за ним поспешно пришел к Лубнам и сам Жолкевский, и потому казацкие вожди старались, главным образом, о том, чтобы поскорее отойти от Лубен в степь. Не зная ничего о приготовленной им засаде в тылу, казаки заметили, однако, позади себя облако пыли, но далеки были от мысли предполагать близкое присутствие поляков и постарались объяснить это движением в степи татар. Только тогда, когда Струсь, заняв позицию позади казаков, выпалил из пушки, по предварительному условию с гетманом, казаки поняли, что они очутились в тисках. Они стояли табором за Сулой, в пяти верстах от Лубен, на урочище Солонице и, увидев безвыходность своего положения, сразу не знали, на что им решиться – идти ли дальше в степь или же остановиться на месте; но в степи войско могло быть лишено воды, а в речной низменности, обиловавшей озерами и заточинами, оно было обеспечено водой. Сообразив это, казаки стали устраивать табор и делать окопы. Прежде всего они сделали круг из четырех рядов повозок и сковали цепями колесо с колесом каждой повозки; внутри, за рядами повозок, выкопали кругом ров и вдоль рва насыпали высокий, выше повозок, вал; между рвом и валом, в разных местах, сделали несколько ворот, а против каждых из ворот, для прикрытия входа в табор, насыпали по одной горке и на каждой горке поставили пушки; кроме того, в центре табора сделали высокие, выше вала, наполненные землей срубы и на них поместили особые пушки. В общем, казацкий табор одной стороной своей выходил в степь, а другой примыкал к непроходимым болотам реки Сулы.