Красный жук

– Фу ты черт! – выдохнул писатель, бегло перекрестился, и залпом выпил спиртное.

– Судьба… – едва слышно прошептал Сергей, и решительно отодвинул початую бутылку. Пить ему больше не хотелось.

* * *

Черный «шевроле» неторопливо выкатил с парковочной площадки, и скрылся за ближайшим поворотом. Аккурат возле того самого антикварного салона, где раньше подавали легендарный «чанах». Скорее повинуясь выработанному годами автоматизму, Авдеев зафиксировал в памяти номер машины. Хлопнула дверь, из салона выскочили девушки, и весело переговариваясь зашагали по проспекту.

– Наши умозаключения оказались ошибочны, дорогой классик! – улыбнулся Сергей. – Девушки не спят с директором этого магазина.

Он потянулся всем телом, хрустнули позвонки, затекшие мышцы налились силой. Впервые за последнее время у него было хорошее настроение…

Ставрополь. Институт молекулярной биологии.

– Сколько единиц препарата содержит последний образец сыворотки?

– Десять-двенадцать миллионов…

– Почему неточные данные?

– Наверняка сказать трудно. Вещество нестабильно. Мы даже не уверены можно ли применять к препарату PL-14 привычную схему расчетов. Не пенициллин все-таки…

– Не дерзите, господин Травкин! Знаете такую пословицу, свято место пусто не бывает!

Высокий мужчина покраснел как девушка, судорожно снял очки, и принялся протирать стекла подолом своего безукоризненно чистого халата. Он всякий раз тушевался, общаясь с этим чиновником. В противовес атлетически сложенному ученому, тот был маленький, щуплый, с бледным, изъеденным оспинами плоским лицом. И фамилия у него созвучна с внешностью – Хорьков, и в профиль гражданин Хорьков напоминает сушеную воблу. И тесный костюм, сшитый по моде 19 века, делает его фигуру похожей на Чичикова. Острый круглый живот выпирает из-под наглухо застегнутой жилетки, плечи узкие, грудь впалая. Но была в нем сокрыта некая внутренняя сила, привычка повелевать, отчего сухие, рубленные фразы, превращались в догматические изречения. Вероятно, такие люди и становятся дикторами, а спустя десятилетия, благодарные потомки облачают их в образы романтических героев. Недаром, Иван Грозный был хромым, Распутин плюгавым мужичком, и Петр Алексеевич Романов при росте две с лишком метра, носил обувь тридцать пятого нынешнего размера. Магия властителей преображает невзрачных приматов в величественных мужей.

– Прошу прощения, Роман Аркадьевич! Я и не думал вам грубить. Но проект весьма трудоемкий, мои люди работают без выходных…

– Это похвально, – смягчился чиновник. Он потрогал пальцами безукоризненно твердый узел галстука, повязанный так крепко, что при случае, его хозяин мог без хлопот удавиться. – Мы тоже не казенные чинуши, как это может показаться. В случае положительного результата испытаний, все сотрудники лаборатории будут премированы, а вы лично, Алексей Семенович, можете рассчитывать на высокую должность. Не говоря уж квартире в столице, и прочих привилегиях.

– Спасибо, господин Хорьков! Больше спасибо… – гигант часто кланялся, словно вернулись времена рабовладельческого строя, добрый барин сулит крепостному вольную. Он даже стал меньше ростом. Чиновник высокомерно наклонил плешивую голову.

– Благодарить потом будете. А пока, необходимо первые образцы сыворотки отправить в Москву.

– Это непросто сделать… – комкал слова Травкин.

– В чем дело?! – Хорьков уже намеревался покинуть лабораторию, но последние слова ученого заставили его остановиться. Он надменно поднял бровь. – Почему непросто сделать?!

– Это трудно объяснить. Период распада действующего вещества очень недолог. Пять-десять минут во враждебной среде.

– Что вы понимаете под враждебной средой?

– В воздухе PL-14 окисляется, в герметичной среде споры быстро гибнут, потому что им требуется кислород. Замкнутый круг!

– Чушь какая! Как же вы его фиксируете?

– Мы подобрали редкий физиологический раствор, наподобие плаценты. Искусственно насыщаем его макрофагами, кислородом и питательными веществами. Эндометрии, столь богатые гликогеном требуют поддержания стабильного атмосферного давления и температуры…

– Советую перейти на родной язык! – властно перебил ученого Хорьков.

– Слушаюсь. Проще говоря, транспортировка препарата на данном этапе крайне нежелательна. Самолет исключен – в салоне пониженное давление. В поезде или на автомобиле не избежать вибрации, мы не можем знать наверняка, как это скажется на сыворотке.

Чиновник подозрительно покосился на Травкина.

– И что вы предлагаете?

– Обождать… Я проведу еще серию тестов, возможно следующий образец PL-14 окажется стабильнее предшественника.

– Возможно… – как эхо отозвался Хорьков. Он равнодушно скользнул бесцветными рыбьими глазами по сверкающим стерильной чистотой никелированным шкафам, провел пальцами по стеклянным колбам, выстроившимся в ряд, как новобранцы на военном параде. Ученый старался не дышать, благоговейно взирая на высокого гостя. Чиновник смерил его громоздкую фигуру презрительным взглядом. Парень больше похож на киноактера в малобюджетном американском фильме, чем на гения! Широченные плечи, смуглое лицо, густые черные волосы без намека на седину. Напоминает Джона Траволту, только глаза прячет, словно деньги украл. Такому место на пляже, а не в скучной лаборатории! В классическом понимании, настоящий ученый должен выглядеть как замызганный сварливый старикашка, с дрожащими пальцами, и засаленными лацканами, усыпанными перхотью. Впрочем, это не важно. Мальчишке от силы сорок лет, а он уже является автором сенсационного препарата. Причем найденным дедовским методом, в провинциальном институте города Ставрополя. Сюда вроде и субсидии давно не поступают, люди работают на голом энтузиазме! Такое изыскание запросто тянет на нобелевскую премию, но едва ли оно станет достоянием общественности. Нечто подобное уже делали американцы, но безуспешно. Истинно говорят, земля русская богата талантами! Разработки уже засекречены, Москва с нетерпением ждет первых образцов сыворотки. Надо что-то предпринять…

– Ладно, – прервал затянувшеюся паузу чиновник. – Скиньте мне результаты последних опытов на почтовый ящик. Что-нибудь придумаем, – он протянул тонкую ладонь, Алексей пожал ее с великой осторожностью, рука Хорькова на ощупь напоминала остывшую сардельку, и утонула в огромной горячей лапе ученого.

– Слушаюсь! – чеканил он как в армии. – Немедленно вышлю.

Чиновник не оборачиваясь, вышел в коридор, Алексей только сейчас заметил, что при ходьбе тот слегка прихрамывает. Как Иван Грозный или лорд Байрон. Он подождал, пока шаги стихнут, и только после этого вышел следом.

Из окон лился безудержно яркий солнечный свет, весна в Ставропольском крае подчас бывает не мене жаркой, чем лето. Травкин достал сигарету, щелкнул колесиком зажигалки. Он ненавидел себя за эту рабскую покорность, всякий раз возникающую при встрече с господами подобного рода. Выдохнул колечко дыма, внимательно проследил за растекающемся в пыльном воздухе голубым облачком. Неприятно зудела губа, мужчина тронул пальцем подсыхающую простуду, и тихо выругался матом, что делал крайне редко. Идея возникла неожиданно. Как озарение. Он даже вскрикнул. Из соседней двери выскочила аспирантка Люда – недавняя выпускница университета, всеобщая любимица, умная, старательная девочка. Она ворковала над толстой крольчихой. Молодые ученые окрестили животное Самантой. Жирная, неуклюжая крольчиха выжила в результате действия сыворотки, и приобрела нетипичную для миролюбивых зверьков злобу. Она смотрела сквозь прутья решетки на окружающих круглыми глазами, и скалила плоские зубки. В настоящий момент Люда пыталась кормить непокорную крольчиху.

– Алексей Семенович! Что случилось?!

– Как чувствует себя Саманта?

– Очень агрессивная. Едва не откусила мне палец! – на щеках милой девушки играли чудесные ямочки. Мужчина смущенно отвернулся, свою увлеченность аспиранткой он будто школьник скрывал за небрежной грубостью, и плоскими остротами.

– Может быть, уколоть ее транквилизатором?

– Еще не хватало! Предложите ей водочки налить в мисочку. Вы что-то хотели спросить, шеф? – девушка кокетливо поправила русый локон.

– Черт возьми! Черт возьми!!! – спохватился ученый. Как ему это сразу в голову не пришло?! Он кинулся было немедленно догнать чиновника, но усилием воли притормозил свой порыв. Колечко дыма медленно расслаивалось, оставляя рваные клочья сизого тумана.

– Люда! У меня к вам просьба. Немедленно возьмите пять миллиграмм опытного вещества, и смешайте с образцами плазмы крови.

– Какой крови?! Мы прививали вещество крысам, кроликам, почти все сдохли, только Саманта живет, и еще две крысы. Вы ведь сами знаете…

– Вот видите! Из двадцати особей трое животных здоровы, и прекрасно себя чувствуют. Черт побери! Делайте, что вам говорят. Хоть бы у меня наберите крови в пробирку! – он швырнул недокуренную сигарету в ведро, быстро закатал рукав халата, обнажил мускулистое загорелое предплечье, и кинулся в помещение, едва не сбив с ног миниатюрную девушку. Заразившись энтузиазмом шефа, Люда сорвала упаковку с одноразового шприца, выхватила из шкафчика пузатую склянку, в ноздри ударил ядреный запах спирта.

– Будет немного больно! – улыбнулась девушка, пухлые губы чуть дрожали.

– Колите! – прорычал ученый.

– Колю! – тонкая игла впилась в вену, прозрачная колба наполнялась алой жидкостью.

Крупицы сигаретного дыма рассеялись не оставив следа, и только опальная взвесь кружилась в солнечных лучах, как невидимые волшебные пушинки. Сочная южная весна ликует на улице. Месяц апрель – юноша – безумец с огненной шевелюрой, и румяными щеками. Апрель – пора любви, надежд и великих открытий! Новая эра, новая эпоха, новая жизнь…

Пожилая уборщица выносила мусор через черный ход института. Это являлось нарушением мер секретности, все отработанное сырье надлежало запечатать в специальные емкости и сжигать. Но инструкции создаются для того, чтобы их нарушали. Женщина бросила два черных полиэтиленовых мешка на обычную помойку, и равнодушно оглядев залитый солнцем пустырь, захлопнула за собой дверь. К отбросам тотчас устремился бродячий рыжий пес. Собака осторожно протянула к пакетам черный нос, едко пахло формалином, известью и еще чем-то гадким, несъедобным. Пес рванул зубами пакет, сквозь прореху на землю посыпались одноразовые стаканчики, остатки еды, битое стекло, и пластиковые шприцы со следами мутных пузырьков на колбах. Неприязненно косясь на шприцы, собака жадно лизала засохшую мясную подливку. Громкие шаги заставили бродяжку зарычать, черная губа обнажила сточенные желтые клыки. Пес поджал облезлый хвост, и убежал в сторону пустыря.

Двое молодых парней подошли к свалке.

– Глянь, Артур, сколько баянов! Расточительная халатность, как базарят в новостях.