– Я думала ты ушел… – бросается мне на шею, обнимает почти как раньше. Прижимаю ее теплую к себе. – Не хочу…
Зарываюсь носом в ее волосы, дышу шумно в шею. Как скучал по ее запаху. Когда последний раз у нас что-то было? Какая же я скотина. Я же отвоевал ее у всего мира. Как я мог об этом забыть?
– Я за цветами ходил, – шепчу ей в ухо, вспоминаю ту старую фразочку: – Красивая метла для такой же красивой ведьмы.
– Ты помнишь, – всхлипывает она, забирая у меня букет, перевязанный ленточкой. – Помнишь… Я так скучала, – прижимается губами к моей шее. – Ты блинчики хочешь? Сто лет их не пекла.
Хочу не блинчиков, но разве могу сейчас ей это сказать? Разве что получить герберами по морде снова. Хотя заслужил.
– Я скучал, – проговариваю, прижимая ее еще крепче. – Такой идиот… Самая красивая. Самая нежная. А я конченый урод. Хочешь, отходи меня герберами?
– Нет, – отпускает меня, а мне так не хочется терять ее тепло. – Цветы жалко, живые же, больно им. Клетку у шиншиллы убери. Пойдем завтракать, – сплетает наши пальцы.
– Да, сейчас уберу, – киваю, иду к одному из наших питомцев. Алиса готова всех собрать дома. И собрала бы, если бы был свой дом. А я так и не купил. Может быть, ей вообще воздух этот не подходит? Может, где-то в другом месте у нас получилось бы?..
– Попозже, Макс, – мягко проговаривает. – Давай притворимся, что время перемоталось на пару лет назад. Не хочу думать о нас таких, какие мы сейчас.
– Совсем перемоталось? – сглатываю, не намекаю нет, просто…
– Медленно перемоталось, – шепчет мне в губы. – Я хочу… знаешь, но не могу…
– Да, я понимаю, да, – чуть дотрагиваюсь кончиком носа до ее щеки. – Я просто… Я не к этому.
– Просто я мужчин других, кроме тебя, не знала, – внезапно отворачивается. – И ты был только мой, а теперь… Господи, прости, я пытаюсь забыть, я очень стараюсь…
– Ты что, тебе не за что извиняться, – замираю в сантиметре от нее. Так близко и так далеко. Сам во всем виноват.
– Я превратила наш дом в ад, в который тебе не хотелось возвращаться, – я вижу, как вздрагивают ее плечи, как наклоняется вперед голова. – Мне так жаль, что все так… Что все испорчено.
Не удерживаюсь, сгребаю ее в охапку. Как хочется, чтобы она ответила, чтобы хоть когда-нибудь сможет смотреть на меня без брезгливости, без боли во взгляде. Прижимаю спиной к своей груди.
– Ты что, ты что, детка, – целую ее в висок, в волосы. – Нет, ты ни в чем не виновата. Я должен был говорить с тобой. Должен был говорить так, чтобы ты поняла. Должен был сам понять. Я… много чего не сделал, чего должен был. Прости меня. И сделал то, чего не должен был делать. Сумасшедший парадокс, который я не знаю, как теперь решать.
– Я так хотела родить тебе ребенка, – прижимается ко мне, не вырывается. – Так маниакально хотела… А теперь это уже никому не нужно.
– Мне нужно, – я знаю, что она не поверит. Не заслужил. Но я понимаю, что она единственная женщина, от которой я бы хотел детей. Ни от кого больше. «…а потерявши плачем», вспоминается вдруг расхожая фраза. – Мне очень нужно, но я все понимаю.
– Макс, а может, не просто так тебя потянуло к другой женщине, здоровой. А я бракованная какая-то.
Конечно, не просто. Вискарь хорошо так помог.
– Не говори так. Не говори, – переплетаю наши пальцы. – Сейчас скажу грубую и ужасную вещь, но мне в целом дети, если не от тебя, не нужны. Вот такой я эгоистичный мудак.
– Я тоже не представляю, что рожу от другого. Ясно, что дело во мне, но я бы хотела, чтобы у моего ребенка были твои глаза, – проворачивается в моих руках, кладет голову на грудь, слушает, как стучит мое сердце. – Останься сегодня на весь день со мной.
– Останусь, – от ее близости вдруг, как раньше, ускоряется пульс.
– А пойдем в кино? – просит жалобно, и я физически чувствую, каких усилий Лис стоит держать себя рядом со мной.
– Пойдем, куда захочешь, – отпускаю ее нехотя.
Пошатывается, опирается рукой о стену, смотрит на меня расфокусированным взглядом.
– Лис? – подхватываю ее за талию. – Тебе плохо, детка?
Кивает и обмякает в моих руках, отключается, становится как кукла.
Адреналин ведрами выливается в кровь, поднимаю ее, быстро несу на диван.
– Эй, девочка моя, – набираю скорую, пальцы не попадают куда нужно, руки трясутся. Что ж я наделал! – Детка, очнись, пожалуйста, – прикасаюсь к ее щекам, жду ответа оператора.
Ее ресницы подрагивают, но она в абсолютной отключке, не реагирует на меня. Мне становится так страшно, что горло перехватывает металлической рукой.
– Лис! – беспомощно выкрикиваю я.
Глава 6. Алиса
– Я точно не беременна? – спрашиваю я доктора, поморщившись из-за боли в руке, которую сильно сдавливает манжета тонометра.
– Точно нет. Можете не волноваться, – зачем-то добавляет он. – Просто устали. Витаминов не кушаете, на воздухе не бываете, да?
– Я и не волнуюсь, – проговариваю разочарованно. Я просто опять потеряла надежду. Я думала, мне все равно, что больно уже не будет, а нет… Все так же жжет в груди. – Бываю, витамины пью. Могу идти?
– Да, конечно, – заполняет какие-то последние бумажки. – Ваш муж говорил, зайдет. Подождите, пожалуйста, в коридоре.
– Угу, – киваю и поднимаюсь, выхожу за дверь и иду по больничному коридору.
Хочется на воздух. Хочется прочь из города. Прочь от него. И от себя. От своей дефективной беспомощности.
Выхожу из больницы и сгибаюсь пополам, пытаясь хоть немного сдержать боль, которая разрывает солнечное сплетение. Не хочу, чтоб он приезжал. И в то же время так хочу ухватиться за него, потому что другой точки опоры просто нет. Есть только пара подруг и мои животные, но это я для них опора…
– Пошли уже, сколько можно? – мужской голос раздается совсем рядом.
Поднимаю голову и вижу высокого мужчину в джинсах, кожанке, с очень короткой стрижкой и совершенно прямой спиной. Напротив него идеальный немец. Корпус, лапы, стоячие уши. У хорошего заводчика брал, точно.
– Ты мне всю душу вымотал уже, – продолжает увещевать его мужчина. – Кто тебе сказал, что тебя не пустят? Не выдумывай, а? Пошли уже. Делать мне нечего тут с тобой, кроме, как вести философские беседы.
Пес только склоняет голову набок, внимательно слушает мужчину.
– Я расскажу все, ты понял? – опускается до угроз и тычет в собаку пальцем. – И угадай, что будет?
Пес вздыхает, поднимается и все же идет к мужчине. Тот удовлетворенно оборачивается, видит меня и ойкает.
– Я, если что, не сумасшедший.
– Просто методы дрессуры у вас специфические, – прыскаю со смеху. Тоже хороша, городская сумасшедшая.
– Кто дрессирует? Я? Да ну что вы, – отмахивается он. – Рой – друг, за дрессуру и схлопотать можно.