Сны сбываются по пятницам

Заметив, что Валентина вот-вот упадёт в обморок, так побледнело ее лицо, коллеги переполошились:

– Всё нормально, – синими губами произнесла она. – Знаете, что мне свекровь сказала? Говорит:

– Я всегда знала, что ты совсем не та женщина, которая нужна моему сыну. Но теперь я вижу, что ты – никудышная мать. Ты своих детей вчера не потеряла? Они у меня были. Пришли среди ночи, слышу, кто-то в дверь скребется. Мокрые. Я им говорю: «Вы зачем сюда пришли, мать, наверное, волнуется!» Это всё твое неправильное воспитание. Я их побоялась провожать, у нас тут женщину в подъезде убили недавно, гроб в подъезде стоит, маньяки стадами ходят, а у неё дети по ночам гуляют. Да тебя надо лишить материнских прав. Говорю твоим детям: «Домой идите и больше так не делайте!» Я об этом еще Алексею скажу, молчать не стану!

– Не может быть! – возмутились все без исключения.

И действительно, потом она позвонила сыну и с возмущением поведала о происшествии. Но к удивлению своему, сын не разделил её мнение. Мало того, Алексей, когда узнал об этом, запретил всем общаться с его мамашей. Самое страшное, что свекровь искренне считала, что ничего предосудительного она не сделала и во всём винила сноху. Искренне радовалась, что после смерти мужа ушла жить в двухкомнатную квартиру, которую приобрёл ей Алексей, чтобы «пожить для себя» и поменьше платить за коммунальные услуги, – как объясняла она всем.

Умерла свекровь от этой же болезни, что и свекор. И только незадолго до смерти впервые по-человечески поговорила со снохой. Неужели, чтобы понять что-то в жизни, нужно дождаться смерти?

Но по какой-то непонятной причине Алексей запретил менять обстановку в квартире.

Вся мебель осталась той же, что при жизни родителей.

Елена Ивановна, как женщина состоятельная, могла себе позволить в течение года побывать в разных странах. Она делила отпуск на части и, когда весь российский народ мёрз у себя на родине, Леночка загорала где-нибудь в Тайланде или Африке. Летом или весной она любила прокатиться в Европу.

– Я была в Руане. На месте сожжения Жанны Д`Арк воздвигнута стела. Но гид нам рассказала, что Жанна не могла быть дочерью крестьянина, об этом свидетельствует приставка Д`, что само по себе является доказательством, что Жанна относилась к дворянскому сословию. Кроме того, её отец собирал налоги, значит, был человеком грамотным, и это уж точно не крестьянин. Но самое интересное, оказывается, Жанна не была сожжена, вместо неё сожгли другую женщину. А Жанну король наградил и выдал замуж, взяв с нее слово никогда не упоминать, кто она на самом деле. Я под таким впечатлением! А замки Луары – это вообще что-то невообразимое, только ради них стоило побывать во Франции. Правда, в самом Париже я страшно разочарована, представляла его совсем не таким: романтичным, уютным, одним словом, городом влюбленных. Я, конечно, не имею в виду Эйфелеву башню, Собор Парижской Богоматери, Лувр… Но в целом, весь город какой-то захламленный.

Пока Елена Ивановна делилась впечатлениями о поездке с коллегами, лицо Галины Фёдоровны всё больше наливалось яростью. Она не признавала ничьего превосходства:

– Тоже мне заслуга, на чужие деньги прокатиться по загранице. Главное, что человек сам из себя представляет. Про таких говорят: из грязи да в князи. У меня вот нет денег на круизы, зато я горжусь, что потомка Лермонтова.

– Потомок, – машинально поправила Елена Ивановна.

– Потомок, если мужик, а я женщина, поэтому потомка, – сквозь зубы произнесла тёзка, демонстративно прижимая к груди сборник стихов упомянутого поэта.

– Не знала, что у Лермонтова есть потомки, в возрасте двадцати семи лет он скончался, так и не женившись, – добавила Вера Семеновна.

– Вы много не знаете. Я потомок по побочной линии – от внебрачного сына троюродной кузины, – пояснила с важностью Галина Федоровна.

– Вот как? – удивилась Елена Ивановна, – об этом факте, наверное, стоит сообщить литературоведам, исследующим биографию Михаила Юрьевича, – предложила она. – И как давно это стало тебе известно?

Галина Федоровна поджала недовольно губы:

– Недавно, – вынуждена была она ответить. – Я чувствовала, что в моей биографии что-то не так, иногда просыпается странная тяга к поэзии. Я даже завела тетрадь, где стихи пишу. Однажды я прочитала моему бой-френду, и он со мной согласился, что мою родословную нужно проверить, потому что такой талант с генами передается.

Я заказала через Интернет своё гинекологическое дерево, отдала не так уж много денег и теперь я точно знаю, что из графского рода. Мне всегда было лень на огороде картошку копать, теперь понимаю, почему.

– Ты имеешь в виду генеалогическое древо? – поправила её тезка.

– Ты сама-то поняла, что брякнула? – обрадовалась невежеству коллеги Галина Федоровна.

– И что это за побочная ветвь? Мне даже интересно стало, – изобразила внимание Елена Ивановна.

– Я понимаю твою зависть, Лена, не всякому суждено стать потомком такого рода, я даже стих сочинила по этому поводу. «Меня могила не страшит: там, говорят, страданье спит, В холодной вечной тишине», – поэтесса в нескольких поколениях замолкла, пытаясь вспомнить, что она написала дальше.

– «Но с жизнью жаль расстаться мне», – продекламировала её тезка.

– А ты откуда знаешь? – изумилась Галина Федоровна. – Я никому еще не читала.

– Зато мы в школе наизусть учили, кстати, в той же самой, где и ты училась, – не преминула напомнить Елена Ивановна.

Галина Федоровна расстроилась, но не оттого, что занялась плагиатом, а что искренне считала своим то, что уже являлось кем-то другим сочиненным.

– Иногда так бывает, люди могут выдумывать одно и то же одновременно. До сих пор идёт спор, кто лампочку изобрёл, да и радио тоже. Я в газете читала, – не находила своей вины Галина Федоровна.

– Конечно, – согласилась Елена Ивановна, – если они были современниками, а не как в этом случае.

Галина Федоровна, чувствуя подвох, прищурила свои бесцветные глазки:

– Ладно, у меня документы есть, – порывшись в столе, среди других важных бумаг она, наконец, нашла то, что искала.

Перед коллегами возник сертификат о родстве Галины Федоровны Поповой и Михаила Юрьевича Лермонтова. Прилагалась также схема генеалогического древа, из которого следовало, что от Лермонтовых отходил крючковатый сучок, который ветвился к некоей графине Лаптево-Спиногрызовой. И если все остальные ветви в некотором роде засохли, то упомянутая цвела и благоухала, дойдя, наконец, до владелицы этого сертификата.

– Довольно странная фамилия для дворян – Лаптево-Спиногрызова, – не смогла скрыть изумление Вера Семеновна.

– Фамилия Сухово-Кобылин вас не удивляет. А что здесь не так? Вы что многих дворян знаете? – возмутилась недоверием коллег Галина Федоровна.

– Ну что, против такого серьезного документа не попрешь, графиня, – хихикнула Вера Семеновна.

Но «графиня» Попова отреагировала высокомерным взглядом, брошенным поверх голов низшего сословия.

Валентина все это время молчала, загадочно улыбаясь, чем еще больше раздражала новоявленную графиню. Её светлость сильно бы удивилась, узнав, о чем в тот момент коллега думает, принимая её улыбку за издевательскую.

Валентина же радовалась за Галину, наивно веря во все, что та говорила. Вот самой Валентине и пытаться найти в ее родословной хоть какого-то завалящегося аристократа не стоило: до четырех колен ее рода все просматривалось как на ладони: женщины – домохозяйки и мужчины из рабочего сословия.

Неожиданно в помещении потемнело, все обратили внимание на окна: солнце скрылось, небо затянулось тучами, низвергнувшими в один момент массу воды. Дождь не шел в обычном понимании этой фразы, он обрушился водопадом.

– Вот черт, – возмутилась Галина Федоровна, – я бы этих синоптиков штрафовала. Обещали безоблачный день, я даже зонтик не взяла, как теперь домой добираться!

Тема плавно перешла на непредсказуемость погоды, недобросовестность её предсказателей. И напоминанием о недавнем разговоре послужила лишь фраза, сказанная Еленой Ивановной в конце рабочего дня:

– Ваше высочество, карета подана!

Глава 6

Валентина пока добралась до дома, совершенно промокла. У подъезда она столкнулась с соседкой:

– Здравствуйте, Мария Георгиевна! Что же Вас выгнало в такую погоду?! Ужасный дождь!

– Тебя не спросила, – ответила вежливая старушка, – спрашивать всех соседей буду, сходить мне в магазин за хлебушком или голодать в квартире. Самой тебе ничего не надо, – худющая, и мужа заморила голодом, еле ноги таскает.

Валентина задохнулась от возмущения, ладно, насчет себя она согласна-когда мужа дома нет, особенно не готовит и деликатесами себя не балует, но что касается мужа, то голодным он не сидит и не от недоедания набрал сто восемьдесят килограмм. Но Мария Георгиевна, если кому-то не испортила настроение, не она была бы. Но и тут Валя пожалела соседку: это она от одиночества злая.

Размышления Валентины прервал звонок. Зазвучала песня любимого певца дочери Григория Сайлера «Нежный цвет небес». Удивительно, что при Светланкиной жизнерадостности и легкому отношению ко всему, она могла слушать такую грустную музыку.

– Привет, – послышался радостный голос Светы, – вы с отцом что, в подпольщики записались?