– Едва ли ты отдаешь себе отчет в том, что сегодня произошло.
– Знаю, я допустила много ошибок, – признала Мила, опережая его.
– Нет, ты спасла троих человек.
Она застыла, будто ее парализовало.
– Троих?
Морешу потянулся в кресле и опустил глаза на лежащий перед ним лист бумаги.
– В доме учителя музыки найдена запись. Судя по всему, он собирался похитить еще одну…
Сержант протянул Миле фотокопию страницы ежедневника. Дата, а под ней написано имя.
– Присцилла? – спросила она.
– Присцилла, – откликнулся Морешу.
– Кто такая?
– Девочка, которой повезло.
Больше он ничего не сказал, потому что сам не знал ничего. Ни фамилии, ни адреса, ни фотографии. Ничего. Только имя. Присцилла.
– Поэтому кончай себя казнить. – И, не давая Миле времени ответить, добавил: – Я наблюдал за тобой на пресс-конференции. У тебя был такой вид, словно тебе все это ни к чему.
– Мне и правда все это ни к чему.
– Черт возьми, Васкес! Да ты понимаешь, чем тебе обязаны люди, которых ты спасла? Не говоря уже об их семьях!
«Ну да, поглядели б вы в глаза матери Элисы Гомес», – хотела сказать Мила. Но промолчала, ограничилась кивком. Морешу посмотрел на нее, покачал головой:
– С тех пор как ты здесь, на тебя не подали ни единой жалобы.
– Это хорошо или плохо?
– Если сама не понимаешь, значит у тебя серьезные проблемы, девочка моя. Поэтому думаю, тебе сейчас не помешает работа в команде.
– Зачем? – вскинулась она. – Я делаю свое дело, и меня занимает только это. Я уже привыкла справляться одна. А в команде надо будет к кому-то приноравливаться. Как вам объяснить, что…
– Собирай чемодан, – прервал ее Морешу, не слушая возражений.
– С чего такая спешка?
– Вечером выезжаешь.
– Это что, наказание?
– Нет, не наказание. И не отпуск. Им нужен консультант. А ты весьма популярна.
– А в чем дело? – нахмурилась Мила.
– Пять похищенных девочек.
Мила слышала об этом в новостях.
– Почему я?
– Потому что есть еще и шестая, но они пока не знают, кто она.
Ей нужны были еще пояснения, но Морешу, видимо, счел, что разговор закончен, и вновь заспешил: взял папку и помахал ею в направлении двери:
– Тут и билет на поезд.
Мила прижала к себе папку и направилась к выходу. На пороге вновь обернулась к сержанту:
– Присцилла, говорите?
– Да.
4
«The Piper at the Gates of Dawn», 67-й. «A Sauceful of Secrets», 68-й. «Ummagumma», 69-й, как саундтрек к фильму «Еще». В 71-м – «Meddle». До этого был еще один, в 70-м, это точно. Название вылетело из головы. Но помнится, на обложке была корова. Черт, как же назывался альбом?
Надо бы заправиться.
Индикатор был почти на нуле; лампочка перестала мигать – загорелась ровным красным светом.
Но ему не хотелось останавливаться.
Он уже пять часов за рулем и проехал почти шестьсот километров. Но оттого, что между ним и тем, что случилось ночью, такой внушительный разрыв, ему не стало легче. Руки судорожно сжимают руль. Шейные мышцы напряжены до боли.
Он на мгновение оглянулся.
«Не думать… не думать…»
Он загружал ум знакомыми, утешительными воспоминаниями. В последние десять минут сосредоточился на полной дискографии «Пинк Флойд», а перед этим в течение четырех часов перебирал названия любимых фильмов, имена хоккеистов, которые последние три сезона играли за любимую команду, бывших одноклассников и учителей. Дошел даже до миссис Бергер. Как, интересно, она поживает? Любопытно было бы повидать ее. Лишь бы отгородиться от той мысли. Теперь вот ум застрял на этом проклятом альбоме с коровой на обложке.
И мысль вернулась.
Скорей избавься от нее. Загони в дальний угол мозга, где уже несколько раз за ночь смог ее удержать. Иначе опять будешь обливаться потом, а то и слезами отчаяния. Впрочем, недолго. Страх возвращался и стискивал железной хваткой желудок. Но он не давал ему затуманить сознание.
«Atom Heart Mother».
Вот как называется диск. Миг счастья, правда мимолетный. В его положении о счастье мечтать не приходится.
Он вновь оглянулся назад.