Хрупкие создания

Вчера она все подливала и подливала мне дорогого вина, которое вытащила из маминых запасов. Хотя я отказывалась.

Киваю, радуясь такому простому объяснению.

– Надо было сразу спать пойти.

– А ты не пошла? – Бетт удивленно хмурит брови.

– Иногда я танцую по ночам, чтобы уложить все в голове перед сном.

Прикладываю ко лбу руку – с чего это из меня сегодня сыплются откровения? Но я доверяю Бетт. Алек за нее поручился, хотя поначалу я сомневалась. К тому же Уилл – его лучший друг.

– Ноги не держат. – Прижимаюсь спиной к стеклянной стене, за которой улица. Солнечное тепло прогоняет холод, поселившийся внутри. На дворе весна, но я все равно мерзну.

– Что же мне делать? – размышляю вслух.

Бетт и Уилл переглядываются. Они знают, как угодить Морки. Они же здесь давно.

– Соберись, – говорит Бетт, смахивая со свитера невидимую ниточку. – Морки не терпит драм и отговорок. – Она наклоняется и делает растяжку, разогревается, словно пришла сюда не просто посидеть в сторонке. – И постарайся больше столько не пить.

– Бетт! – одергивает ее Уилл.

Слышать это неприятно, но виду я не подаю. Шепчу:

– До вчерашнего я ни разу не пила.

Если Бетт и удивлена, то не показывает этого.

Мне сложно в этом признаться. До того как переехать в Нью-Йорк, к семье моего кузена Алека, и поступить в балетную школу, я только и делала, что танцевала, училась или ждала звонка от Анри, сидя на диване с моей британской приемной матерью. Нью-Йорк совсем не похож на Лондон.

– Не думала, что мне так сильно ударит в голову.

Мне хочется пожурить Бетт за то, что она мне столько подливала, но я этого не делаю. Она ведь мой единственный настоящий друг здесь, в Нью-Йорке. Нельзя же вот так просто все разрушить.

– У всех бывают «не их» дни. – Уилл успокаивающе гладит меня по ноге. Будто это поможет.

На глаза наворачиваются слезы. Я слизываю с губ клубничный блеск и слышу голос матери, которая меня за это ругает. Она всегда говорила, что леди так не делают.

Оглядываюсь, оборачиваясь, и вижу, как Сара Такахаши выполняет подъем, который не смогла сделать я. Морки ей подмигивает.

– Не волнуйся, Кэсси, – радостно возвещает Бетт. – Уилл тебе поможет. Мне вот всегда помогает.

Слово «всегда» она произносит с нажимом. Взгляд Уилла блуждает по студии, словно он следит за мухой.

Бетт дарит мне ослепительную улыбку – такую широкую, что я могу пересчитать все ее зубы. Идеальную, как и вся она.

Меня снова вызывают в центр зала. На этот раз вместе с Уиллом. Чувствую, как Бетт смотрит на него, пока Морки показывает нам следующие несколько па. С болезненной сосредоточенностью, каждый сам по себе, мы запоминаем движения. У нас уходит почти час на то, чтобы вызубрить их, и только потом Морки позволяет нам попробовать самим. Наконец я стою в центре, готовая показать все, на что способна.

Жду, когда зазвучит музыка. Разум мой спокоен, исчезло все: тревога, критика, лица за стеклом. Я вижу только Уилла и представляю на его месте Анри. Делаю первый шаг, становясь музыкой. Каждое движение руки – верное. Я прыгаю, и кружусь, и взлетаю, и скольжу. Я порхаю.

– Следи за музыкой! – кричит Морки.

Руки Уилла на моей талии. Подъем. Он поддерживает меня правым плечом так, словно я ничего не вешу.

– Она же не коробка, Уильям, – говорит Морки. – Она драгоценность. Так с ней и обращайся. Как с самым дорогим, что у тебя есть.

Его пальцы впиваются чуть ли не прямо в кости – Уилл пытается меня удержать.

– Прекрасно, прекрасно! – Морки перекрикивает музыку. – Кассандра, улыбайся!

Улыбаюсь изо всех сил. Смотрю в зеркало, слышу только наставления Морки. Делаем «рыбку»[3 - Pas de poisson (фр. буквально «движение рыбки») – прыжок в балете с одной ноги на другую, при котором ноги отбрасываются далеко назад. Танцовщица может выполнять прыжок с поддержкой партнера. – Здесь и далее, если не указано иное, примечания переводчика.] – медленно, грациозно, сосредоточенно. Но что-то идет не по плану. Уилл делает неверное движение, и меня качает назад. Пытаюсь восстановить равновесие, но поздно. Уилл как будто обессилел. Такого раньше не случалось. Поддержки нет, и я падаю на правую ногу.

Я словно срываюсь со скалы. И лечу вниз, к полу, целую вечность.

Акт первый. Осенний сезон

1. Бетт

Говорят, ожидание слаще, чем то, чего ждешь, так что я планирую насладиться этим состоянием по полной. Мистер К. любит тянуть кота за хвост.

Мы столпились вокруг него в зале Американской балетной школы – скоро он произнесет свою ежегодную речь о «Щелкунчике», в которой огласит распределение ролей. Дважды в год, осенью и весной, студенты заменяют профессиональных танцоров на одно представление в Линкольн-центре. Это испытание наших характеров. Вкус нашего будущего.

По этому списку можно судить, чего ты стоишь в этой школе, главном поставщике профессиональных балерин Америки. Я стою немало.

Мы с Алеком держимся за руки, и я не могу перестать улыбаться. Через пару мгновений я увижу свое имя там, на стене, напротив феи Драже, и тогда начнется моя настоящая жизнь.

Моя старшая сестра Адель танцевала фею Драже шесть лет назад, пока я прыгала по сцене в роли херувима – золотые крылья, губы накрашены помадой моей матери. Тогда ожидание не казалось таким уж сладким. Само действо было гораздо лучше: колючие колготки, сладкий, металлический запах лака для волос, сияющий венец в волосах. Блестки на щеках. Страх перед тем, как выйти на сцену, и лавина радости после. Цветы, поцелуи мамы и руки отца – он поднял меня в воздух и назвал «принцессой». Вот что было лучшим переживанием тогда.

Входные двери закрыты на засов – речь мистера К. настолько важна. Сквозь большие окна вестибюля мне видно людей с покрасневшими от холода носами, они сбились в кучу, сражаясь с октябрьским ветром. Им приходится ждать на лестнице, на площади Розы Эбни, названной в честь моей бабушки. Двери не откроют, пока мистер К. не закончит говорить. Людям придется мерзнуть.

Мистер К. поглаживает ухоженную бороду – значит, вот-вот начнет. Я выучила его привычки благодаря Адель, прима-балерине профессиональной труппы.

Выпрямляю спину и кладу руку Алеку на шею, легонько поглаживаю то место, где начинают расти его светлые волосы. Он улыбается. Мы – идеальное воплощение пары солистов, которые невообразимо долго ждали возможности станцевать в зимнем балете, но были готовы к этому давным-давно.

– Момент истины, – шепчу я.

Алек улыбается и целует меня в лоб. Он тоже взволнован. А я уверена, что через пару мгновений снова смогу любить балет.

Мы оба на хорошем счету.

Я помню, какой счастливой выглядела Адель, танцуя фею Драже. Эта роль помогла ей получить место в труппе сразу после выпуска. Хочу чувствовать то же, что и она. Никто мне не помешает. Даже Лиз в этом году не так уж хороша. В классе нет никого, кто смог бы делать то, что делаю я.

Опускаю руку и стискиваю ладонь Алека. Его лучший друг – Уилл, с которым я больше не общаюсь, – прожигает меня взглядом. Завидует.

Родители и другие родственники за нашими спинами замолкают.

– Возможность танцевать в «Щелкунчике» – не просто тренировка вашей техники.

Мистер К. делает паузу. Он всегда говорит медленно, словно придумывает речь на ходу, хотя произносит похожие слова каждый год. Но я все равно вслушиваюсь в каждое слово так, словно слышу впервые. Мистер К. всегда продумывает свои слова, тщательнее всех, кого я знаю. Он смотрит мне в глаза, и я знаю, что он только что подтвердил мою судьбу. Его взгляд не случаен. Как иначе? Я чуть склоняю голову в знак уважения и не могу сдержать улыбки.