Бюро Черных Кэбов

– Драму можно сделать из чего угодно, – Браун вспомнил, как его любимая Мэри была вполне себе взбалмошной особой, и она то уж точно могла устроить драму из-за чего угодно.

– Тогда, вероятно, вы имели окружение, которое свои эмоции ставило выше ваших.

И эта молодая девушка была права. Права, как никто.

– А что же с семьей? – перевел тему Эзра.

– Я жила в месте, где важным было поступить в колледж и раз неделю отзваниваться, хвастаясь, какая потрясающая у меня карьера началась в пределах кампуса. Мой старший брат был звездой легкой атлетики, я была просто собой, а двое моих подрастающих братьев самые отвратительные люди на земле.

– С самого детства мой недалекий отец научил их, что муж всему голова. Из-за этого я часто могла получить по голове просто за то, что у меня нет, ну… Ну вы поняли, чего.

– Когда первый раз я попробовала наркотики…

– Легкие, надеюсь? – Эзра и правда надеялся.

– Не спешите радоваться, в жизни бывают веще похуже даже, пожалуй, героина, – девушка достала сигарету и многозначительно посмотрела на Эзру, тот кивнул, и она закурила, выпуская первый клуб дыма через проколотый пирсингом нос.

– Я пробовала траву. Всего один чертов раз. Один, представляете? – она не веря будто собственным словам уставилась на Эру. – И про этот раз узнала мама. Папа был пьян тогда, наверняка, ничего не помнил. А вот мать… Она избила меня так, что на следующий день мне пришлось ехать в поликлинику, и говорить о том, что я упала с лестницы. Тридцать раз, судя по повреждениям.

– Но подозреваю, это не самое худшее, что могло случиться?

– Верно подозреваете. В тот вечер, когда я уже лежала с тремя швами на затылке, ко мне в комнату зашел младший брат и ударил мне пощечину.

– Но почему? – Эзра недоумевал, за что же можно ударить человека?

– Потому что в его глазах я была чудовищным монстром, которого можно запросто ударить по лицу и назвать, ни много-ни мало, «Ш%%ха».

Эзра поежился, услышав нелицеприятное слово.

– А у него были основания?

– А это имеет значение?

Дважды за утро эта девушка оказывалась права. Не имеет значения, была ли она действительно той, какой ее видели. Имеет значение только то, что она получила физические травмы просто потому что… Просто потому что люди не хотели даже попытаться ее понять.

– И что же случилось дальше?

– Дальше я устроилась в книжный магазин, где девяносто процентов своего рабочего времени торчала у стендов с исторической литературой. У стендов с несбывшимися мечтами, – она сделал паузу, делая очередную затяжку и выдыхая терпкий дым в салон Черного Кэба, – тот раз, когда я первый раз попробовала, ну ты… Ну ты понимаешь… Я начала принимать таблетки. Все подряд. Какие могла выпросить у друзей из психиатрической клиники. И дальше…

Она нервно сглотнула, в третий раз за поездку натягивая рукава рубашки как можно сильнее.

– Дальше я впервые в своей жизни попробовала героин.

– Как это было? – Эзре действительно было интересно, что чувствуют люди, беря в руки шприц.

– Это ужасно, – девушка смахнула копившиеся все это время слезы с глаз, – но мне нравилось… Я спасалась от реальности, но я все еще могла спокойно целую неделю не думать о том, как бы поскорее ввести в свою вену иглу.

– И это не самое худшее? – мужчина положил руку Дакоте на плечо, а та дернулась, будто ожидая удара. Девушка тряслась от беззвучной истерики и пыталась будто вжаться в сидение.

– Нет, – она помотала головой, начиная вытирать нос рукавом рубашки, – мне было восемнадцать. Я не поступила в колледж. В то утро осознание собственной бездарности подкралось особенно незаметно, я начала истерить и я знала, действие прошлой дозы уже заканчивалось. Я взяла свои деньги и мне привезли очередную дозу. И я вколола все. Те паршивые два грамма. Но они были нужны мне.

Девушка снова началась трястись не то от страха, не то от холода.

– И вот я почувствовала, как проблемы уходят, как становится хорошо и как пропадает желание страдать. В то утро я чувствовала себя прекрасно. Накрасилась. Надела самое красиво платье, – девушка улыбнулась, – оно было сделано из черного шелка. Оно было самым элегантным в моем гардеробе. И я поехала на выставку, где наш книжный магазин принимал участие. Меня позвали на банкет после мероприятия, и я согласилась. Нас привезли в загородный дом, где было много алкоголя и громко играла музыка. Я помню, что уже на выставке действие героина стало проходить. Когда мне стало очень плохо, я хотела уйти, но… – девушка снова закрыла глаза, вспоминая тот вечер. – ко мне подошел мужчина. Он был таким галантным, что я даже перестала какое-то время чувствовать ломоту во всем теле…

– Если тебе тяжело говорить об этом, мы можем не говорить.

– Он предложил мне дозу, сказал у него есть несколько грамм для меня. И я согласилась. Мы поднялись на самый высокий этаж в доме, он сначала держал меня за руку, а потом… – она продолжала, – потом он предложил выпить бокал шампанского. Я согласилась. И дальше я помню все события обрывками… Но то, что я запомнила, мне не понравилось. Мне в глотку вливали алкоголь, а я просила очередную дозу.

Дакота вытерла испепелившийся окурок о собственный рюкзак и положила его в карман куртки.

– Потом я проснулась в больнице. Тело жутко болело, будто я пережила смерть. В зависимости от мест, которые буквально горели адским пламенем, я поняла все. Я не была глупой. Меня изнасиловали. И я чудом выжила после десятиграммовой дозы, которую я все-таки получила и водки, которой во мне было около полулитра.

– Но ты справилась, – с надеждой в голосе сказал Эзра.

– У меня не было выхода, – Дакота вытерла слезы вместе с размазанной тушью, – моя мать узнала об этом и выгнала меня из дома. Мне нужно было как-то двигаться дальше. Выгнала, понимаете? Она сказала мне то же самое, что мне когда-то сказал брат. Она сказала, что я самое ничтожное существо, которое они знают. Она приходила в больницу… И говорила мне все эти вещи…

– Но после того раза ты завязала, да? – Эзра знал ответ, но все же спросил.

– Нет. Тогда, в тот вечер, я хотела выбрать смерть. Но люди не могут ее выбрать. Она всегда выбирает сама. Это она решает… решает все.

– Но ведь ты прекратишь? Прекратишь это? – Эзра остановился у нужного Дакоте книжного магазина.

– Это глупо, – она пожала плечами.

– Это благородно.

– По отношения к кому мне быть благородной? – девушка рассмеялась, широко улыбнувшись.

– Научись быть благородным по отношению к самой себе.

– Я не обещаю, – она достала несколько купюр, – но я постараюсь, ладно?

Дакота вышла из машины, и мужчина протянул руку к таксометру, который показывал всего двадцать миль, хотя ему показалось, что прошла вечность. Лампочка таксометра загорелась зеленым.

Девушка не торопилась выходить, и они молча сидели в машине, каждый думая о своем

– Тебе хотя бы нравится работать в книжном магазине? – Эзра оглядел стеклянную витрину магазина.

– Конечно. – Дакота улыбнулась собственным мыслям. – В книгах чаще всего люди находят смысл своей жизни.

– И к какому же жанру принадлежит твоя жизнь? – Эзра рассматривал задумчивое лицо и старался убедить себя в том, что эта девушка на самом деле не сломлена.

– В моей жизни бывало много жанров, и ужасы, и фантастика, и… Но исторический жанр и детские книги были и будут самыми честными из всех.

– Но ведь историю переписывают, о ней врут, и она становится своего рода фантастикой.

– Так было не всегда.