Искры и химеры

– Будь внимательной ко всему. Не факт, что мы разберемся с первого раза. Я читал его показания о миграции, представляю, чего ждать. Ты еще нет. Это твой плюс.

Она согласилась. Непредвзятый наблюдатель всегда лучше заинтересованного. Так что она глазела на людей в зале. Но чаще отдавала дань таланту артиста.

Павел недаром слыл настоящим чародеем. За кулисами шептались – за полдня смели все билеты. Волшебник, всемогущий маг, он заклинал огонь и воду, превращался в кентавра и резво скакал по сцене, оборачивался медведем, а то и вовсе фантастическим созданием, взлетал под купол без каких-либо видимых технических приспособлений. Его команда помогала устроить первоклассное шоу с эффектами, труднодостижимыми даже в макросети.

Но Доре были видны бисеринки пота, проступавшие на лице фокусника. Их Павел украдкой стирал платком, укрывшись за декорациями.

Заиграл оркестр, включилась золотисто-зеленая подсветка сцены, из-за кулис появлялись красивые ассистентки с птичьими крыльями за спиной. Одна за другой они взлетали под купол, за ними воспарил сам фокусник.

И вдруг в пятом ряду поднялась девушка – та самая патрульная.

– За свободу! – крикнула она и швырнула что-то в первый ряд.

Что? Дорофее показалось – гранату. «Какая глупость! – промелькнуло в голове. – Сама погибнет, ничего не добьется! Будто это метод».

Одновременно с этим Павел закричал:

– Прочь!

Вырвался из объятий птицедев и полетел навстречу гранате. Не успел.

Вспышка. Паника.

Дорофея не поняла, что случилось, но один за другим люди в эпицентре взрыва таяли, растворялись, как недавно на ее глазах исчез художник Белозеров. Иллюзионист лежал в проходе между кресел. Выжившие при взрыве толпились у выходов, кричали, ссорились, торопясь покинуть опасное помещение. А в воздухе застыли перья, сорванные с костюмов птицедев, чей-то браслет, над полом повисла сумочка… От неудачливого импресарио остался лишь обрывок шейного шнурка-галстука да очки в золоченой оправе. У самой сцены молодой парень рыдал навзрыд, глядя, как его ноги становятся прозрачными.

Потрясенная Дора подбежала к Павлу и поняла – тот тоже не жилец. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

– Не хочу умирать! Не хочу. Не хочу! – шевелились губы, пока фокусник рассеивался в воздухе, точно предутренний туман.

– Не соврал. Правдиво рассказал. – К девушке подошел Роберт, положил ей руку на плечо. – Девица метила в первый ряд, в градоправителей. Павел говорил, у них в мире назревала революция.

Дорофея кивнула скорее машинально, чем из любопытства. Ей было страшно до холода в желудке, до дрожи в руках. Зачем так поступать с людьми? Со своим миром? Наверняка место взрыва надолго станет непригодным для жизни.

– Ты разобрался, как действует бомба? – спросила она у Роберта.

– Нет. Нам нужно вновь пролистать последние минуты. – Он оглядел застывших людей. – Мы должны захотеть это сделать. Вместе.

Доре было неприятно вновь переживать трагедию. Но ради дела…

– К началу птичьих полетов, – скомандовал Роберт, беря ее за руки. – В прошлом все управляется силой нашей мысли. Дай руку, покружимся на месте.

Дора послушно сделала два шага и, споткнувшись об оброненный зонтик, чуть не завалилась на ученого.

– Хорошо, давай по отдельности. – Ноэль выпустил ее ладони.

Девушка послушно вспомнила нужный миг представления, прикрыла глаза… А когда открыла, оказалась на берегу моря. Одна. Чайка на камне задумчиво чистила перья…

Барск

Соловьев работал за ноутбуком, спрятавшись под полосатым сине-оранжевым солнечным зонтом. Солнце почти сползло с небосклона, дотянулось до кружащих над аэродромом легких самолетиков, но Броня не планировал выбираться из своего уютного укрытия.

Ника обучала Машу чувствовать, тихонько указывала девушке на очередную жертву из научной братии и просила прочитать его эмоции. Семен Левашов, местный зеркальный двойник Павла, присел на складной табурет и вырезал из деревяшки щенка.

Они все даже не сразу поняли, что запищал тревожный датчик, ведь совсем рядом по глади озера наперегонки носились катера, гремя моторами и оставляя за собой длинные пенные следы.

– Медицинская тревога! – очнулся Броня. – Павлу плохо. Пульс сбился, возможен приступ.

Он испуганно повернулся к Нике как единственному гаранту спокойствия. Та встрепенулась, сделала знак замолчать наперебой загалдевшим ученым, склонила голову, прислушалась к своим чувствам.

– Ничего, – призналась она, поправляя растрепанные ветром рыжие кудрявые волосы. – Непроницаемо для меня. Остановить их можешь? – обернулась она к Броне.

Тот отрицательно замотал головой.

Вероника в два шага оказалась возле машины времени, вцепилась в холодные прутья и немедленно отдернула руки.

– Внутри ее пустота, – прошептала она, запоздало признавая бессилие перед чудо-механизмом. – Ни-че-го! Даже аномалия что-то излучает, а тут идеальный вакуум!

Паники еще не было, но где-то на краешке сознания вспыхнули сигнальные огни тревоги, по спине пробежались мурашки. «Не сдаваться. Любая проблема имеет несколько решений», – мысленно напоминала себе Вероника, взглядом пытаясь найти поддержку окружающих. И не находила.

– Гений, понимаешь ли, – пробурчал Броня, ковыряя ботинком песок. – Он не дал никаких разъяснений про экстренную остановку машины. Сказал: единственный стоп-кран – это он, его желание и воля.

– А если он погибает, мой брат? – встревожился Семен Левашов, всматриваясь в переплетение металлических прутьев. – Вы позволите ему умереть?

– Мы бессильны, – развела руками Ника, пытаясь сохранить самообладание. – Сунемся вслепую – навредим всем.

Она приблизилась к металлической каракатице, снова ухватилась руками за прутья. Вот и предел ее могуществу. Проклятый Роберт, как он ее обхитрил, как придумал штуковину, непостижимую для сенса? Как теперь спасти самонадеянного гения? Как всех спасти?

Память Павла

Песок был холодным, вода ледяной. К моменту, когда появился Павел, девушка истоптала половину пляжа, не ведая, что делать. Роберт наверняка попал куда следует, это ее, недотепу, занесло к отправной точке путешествия.

Вместе с Павлом она доехала до концертного зала, пересмотрела представление. Ноэля не было в помине. И тогда ее охватила паника.

По макросети ходили байки про умерших во время погружения в виртуал. Будто их неотключенные профили, рукотворные уголки электронного мира и даже программные коды хранят отпечаток личности человеческого сознания. И бродят по сети призраки без обратного адреса. Байки Дорофею всегда забавляли. Теперь она была готова поверить в это безоговорочно.

Она стояла посреди замершего зала, замурованная в чужую память, в последней картинке, которую запомнил Павел перед миграцией. Если бы она могла заплакать, разревелась бы. Она пожелала оказаться там, где Роберт. И выпала в миг знакомства Левашова с Ноэлем. Не то! Не то!

Не достучаться до чужого сознания, не сбежать обратно. Тут-то ей и вспомнилась мрачная обреченность Роберта идти до конца, отдать все ради решения научной загадки. Получается, она стала жертвой его любознательности?

Следующей остановкой было детство Павла. Он, коротко стриженный, нескладный мальчишка с прыщавой физиономией, перед зеркалом отрабатывал фокусы с кубиками, то и дело заглядывая в книгу – верно ли? Получалось, мягко говоря, не очень. Павел психовал, швырял кубики об стену, обитую потертой, выцветшей тканью. Садился на пол, бессильно заламывая руки, готовый расплакаться, но неизменно поднимался, собирал реквизит и повторял вновь и вновь, улыбался через силу. И решимость на его лице придала Дорофее уверенности.

Странно, именно чужая молчаливая истерика и победа над собой помогли Доре собраться и возвратиться в концертный зал. Великий иллюзионист под присмотром чайно-карих глаз Роберта изображал птицу. Сам ученый стоял за спиной девушки-террористки, положив той руки на плечи, слегка раскачивался из стороны в сторону, устремив взгляд в одну точку.

Дорофея так обрадовалась Ноэлю, что помчалась к нему в зал и только на полпути обратила внимание, что проходит сквозь людей, а руки Роберта лежат чуть ниже границ плеч, как бы внутри…

– Они для Павла просто толпа, источник обожания, энергии, силы, вдохновения, – прочтя по ее лицу все эмоции, решил успокоить помощницу Роберт. – Он не задумывался о них как о людях, не прикасался, чтобы считать реалистичными.

Дора кивнула. Ее не удивило, что ученый не заметил отсутствия напарницы.