Крупным планом

– Ты все это купил у Герба? – осторожно спросила она.

Мне очень хотелось ответить: «Да, и я также выяснил, что он не продает „Туманную бухту“». Но вместо этого я сказал:

– Да нет, купил в магазине на Пост-роуд.

Я заметил, что ее глаза остановились на небольшом магазинном пакете, который Адам прижимал к груди. «Игрушки Тэлли», магазин впритык к заведению Герба. Глупо, Брэдфорд, глупее некуда. Теперь она знает, что ты врешь. Но она ничего не сказала, скорее всего, потому, что тоже пыталась решить, догадываюсь ли я, что и она врет.

– Пожалуй, я бы с удовольствием выпила мартини, – сказала Бет.

Мы выпили по бокалу, уложили детей спать, затем еще выпили. Мартини сделали крепким и экстрасухим. Идеальный ментальный новокаин. Настолько кстати, что можно сказать, у нас выдался еще один приятный вечер. Семга, поджаренная в легком лимонно-чесночном масле, получилась первоклассной. Что касается «Туманной бухты»… настоящее совершенство. Такое идеальное вино (особенно после двух мартини), что я временно отделался от навязчивой мысли насчет того, от кого Бет получила эту бутылку, и удачно острил, заставляя ее смеяться. Особенно когда рассказывал ей о своей недавней встрече с миссис Деборой Батт Боулс и ее новой инкарнации в образе Марлен Дитрих. Может быть, все дело было в моем нервном состоянии, может быть, в выпивке или в том, что я в самом деле удачно выступал, – неважно почему, но Бет задыхалась от хохота, пока я ей рассказывал эту историю. Что, разумеется, мне очень польстило. Мне нравилось, когда она смеялась. Нравилось видеть, что она снова получает удовольствие от моего общества. И я надеялся, что, возможно, это признак того, что ничего плохого не происходит, просто я позволил своему воображению разгуляться. Это я о паранойе среднего возраста насчет другого мужика с превосходным вкусом (надо признать) относительно экзотических новозеландских вин.

– Бет… – сказал я, когда она наконец успокоилась.

– Да?

Я взял ее за руку:

– Было хорошо.

Я почувствовал, как она застыла.

– Да, – сказала она, – верно.

– Нам нужно это чаще повторять.

– Ты хочешь сказать, напиваться?

– Я хотел сказать, общаться.

Она вырвала руку:

– Не порть…

– Я ничего не хочу портить. Просто дело в том, что в последние месяцы наши отношения были далеки…

– Ничего подобного, – возразила она.

– Ну да, сегодня, после солидной выпивки…

– И вчера тоже, – напомнила она.

– Дважды за полгода. Большое дело. – Я был пьян.

– Ты не хочешь нормально общаться, ты хочешь ссориться, так?

– Разумеется, я не хочу…

– Тогда остановись. Перестань.

– Ты не понимаешь, я хочу тебе сказать…

– Думаю, что понимаю. И хочу, чтобы ты…

– Я хочу забыть про наши проблемы…

– А что, по-твоему, я пытаюсь сделать последние двадцать четыре часа?

– Но ты не хочешь обсудить…

– Нечего обсуждать…

– Надо все обсудить…

– Бен, почему ты не можешь просто заткнуться и позволить…

– Не смей говорить, чтобы я заткнулся.

– Я буду говорить, если ты будешь продолжать вести себя как последний урод.

– Пошла ты!

– Ну вот. Я иду спать.

– Иди спать, иди спать, – нараспев сказал я. – Уходи, отказывайся разговаривать, это все в твоем стиле. Только чтобы не решать…

Но мне не удалось закончить предложение, потому что она захлопнула за собой дверь столовой.

Вот и все наше перемирие.

Я шатаясь перебрался в гостиную, свалился на диван, нажал кнопку на пульте дистанционного контроля и тупо уставился на Си-эн-эн. Затем выругал себя за то, что я такой ублюдок, задремал и проснулся в половине второго, обнаружив на экране Кейт Бример (в еще более боевом виде, чем обычно), которая вела репортаж из какого-то разрушенного города в Боснии.

– …сцены разрушения и человеческих страданий, подобные которым даже самые бывалые корреспонденты…

Кейт. Черт бы тебя побрал. Там. В самом центре событий.

Я еле дотащился до постели. Стянул с себя одежду. Лег рядом с Бет, которая спала мертвецким сном. Я прижался к ее голой спине, поцеловал шею под волосами и позволил своему языку прогуляться вниз, к плечу, и дальше, к лопатке, когда вдруг…

Язык наткнулся на что-то рваное, грубое. Такое, с чем прошлой ночью мой язык точно не встречался, когда двигался тем же маршрутом. Я потер это место указательным пальцем. Шершавое на ощупь. Я попытался разглядеть, что это такое, но было слишком темно. Поэтому я сунул руку в ящик моей прикроватной тумбочки и нащупал маленькую лампочку для чтения, которой можно пользоваться, не мешая спящему рядом человеку и не давая ему повода подать на развод. Включил лампочку и направил узкий луч на спину Бет.

И обнаружил короткую, но глубокую царапину, расположенную между левой лопаткой и позвоночником. Все еще красную, совсем свежую. Сегодняшнюю.

Глава шестая

На следующее утро Бет со мной не разговаривала. Даже после того как я извинился – многократно, – она никак не хотела простить мне вечернюю выходку. Я всегда прошу у Бет прощения. Даже когда знаю, что прав, я все равно извиняюсь. Я не выношу ее раздраженного молчания. И я всегда унижаюсь, если это требуется для восстановления мира между нами.

– Слушай, это за меня алкоголь говорил, – сказал я на кухне, наливая себе чашку кофе трясущейся рукой.

Бет продолжала молча мыть посуду после завтрака.