Простое дело

– С мистером Морганом я тоже хотел бы переговорить, – поспешил я и достиг цели. Злоба моей собеседницы мгновенно переметнулась с меня на бывшего супруга.

– Вот дерьмо, – прошипела миссис Джефферсон. – Он лучше бы за своими шлюхами глядел. Мне же нет дела до его баб! – румянец слетел с её щек окончательно, уступив место мертвенной бледности. Однако женщина смогла быстро взять себя в руки. – Это не имеет никакого отношения к делу. Дочь с Полом почти не встречались. Они практически не знакомы.

– Сначала всегда так кажется, – возразил я. – А потом могут выясниться самые невероятные вещи. Когда-то я знал одну бабульку лет восьмидесяти трех. Само олицетворения благочестия. А содержала бордель…

– Здесь ничего неожиданного не выяснится! – прервала меня Моника.

– Если так, зачем же вы так оберегаете от лишних вопросов своего… гм…

– Любовника, – подсказала она и вдруг как-то сразу сникла. В комнате повисла длинная пыльная пауза. Женщина что-то мысленно взвешивала. Когда какая-то из чаш весов рухнула вниз, она тяжело вздохнула.

– Ну, как вам угодно. Вам адрес нужен? Глисон-авеню, пятнадцать. Там кладбище рядом.

– Кто он? – поинтересовался я, записывая и не поднимая взгляда от блокнота.

– Инженер… электрик. Работает в компании Максвелла. Очень неплохой человек, между прочим. Фанатик от электрики…

– Завидую. Но вернемся к вашей дочери. Вы дружно жили с Лилиан?

Моника закурила третью сигарету подряд и вдруг неожиданно трогательно произнесла:

– Она единственное, что у меня осталось…

Я пожал плечами.

– Ну, хорошо. Могу я осмотреть ее комнату?

– Если это необходимо, пожалуйста. После исчезновения девочки я не могу туда заходить.

Я понимающе кивнул и направился к указанной двери. Маленькая комнатка была тщательно убрана: на небольшой тахте идеально разглаженное клетчатое покрывало, на темном полированном письменном столе ни единой бумажки, на полу ни пылинки, плакаты с портретами рок-звёзд аккуратно приколоты булавками к обоям. Я подошёл к шкафу, открыл дверцу и просмотрел его содержимое. Обычные наряды обыкновенной девчонки. Под тахтой обнаружилась пара крохотных гантелек. Видимо, хозяйка комнаты брала пример с матери и следила за своей фигурой. Письменный стол мне тоже ничего не дал. Лилиан, похоже, была прилежной ученицей. Тетради в ящиках лежали ровными стопочками, ручки, карандаши, фломастеры, различные безделушки были разложены по своим местам. Мое внимание привлекла только небольшая шкатулка, в каких школьницы обычно держат, как им кажется, особенно важные вещи – фотографии, записки и прочую дребедень. Но эта оказалась пустой. Я прихватил её с собой и вернулся на кухню. Моника Джефферсон жестоко приканчивала очередную сигарету.

– Вы много курите, – заметил я вскользь.

– А сколько должна курить мать, у которой пропала дочь? – парировала она.

– Понятия не имею. Мне вряд ли когда-нибудь стать матерью. Так вы говорите, что не убирали в комнате Лилиан со времени её исчезновения?

– Вообще-то я ничего такого вам не говорила, но действительно там не убиралась. Даже не заходила.

– Не знаете, что дочь хранила в этой шкатулке?

– Насколько я помню, там лежали несколько долларов, которыми недавно одарил ее папаша.

Я взялся за крышку шкатулки, она раскрылась и с жалким видом повисла в воздухе.

– Пусто.

Женщина прикусила губу, затем усмехнулась.

– Значит, Лили всё-таки их потратила.

– Ясно, – я поставил шкатулку на стол. – Если нарою какую-то информацию, я вам сообщу. А это номер моего телефона, если вдруг вам будет что сообщить мне. Ну, если вдруг девочка объявится, чтобы я напрасно не стирал свои подошвы.

Моника молча кивнула, но провожать меня до двери не пошла, попросив просто захлопнуть ее посильнее. Я спустился на лифте и, проходя мимо консьержа, подмигнул ему.

– Эй, мистер, – окликнул меня парень. – Я вспомнил когда последний раз видел мисс Джефферсон!

– Что ты говоришь? – я вернулся и облокотился на его конторку. – Ну и когда же?

– Два дня назад, в субботу. Она вышла из дома…

– И куда направилась? Ты видел? Хотя бы в какую сторону от дома?

– Она села… Вы только не подумайте ничего плохого… Ну, будто я подсматривал за ней…

– Нет, нет, ты за ней не подсматривал. Итак?

– Будто я по ней сохну…

– Ни в коем случае, дружище! – нетерпеливо успокоил я парня.

– Она села в автобус, который останавливается сразу за углом дома?

– Сама села?

– А как ещё?

Я удовлетворённо кивнул, достал из кармана доллар, отдал его парню и направился к выходу. Малолетний консьерж недоумённо уставился на огромную денежную сумму. Надо признаться, я всё-таки был не очень похож на директора школы.

4

Сев в свой раскалившийся на солнце «Форд», больше напоминавший сейчас доменную печь, я вдруг почувствовал, что соскучился по Ньютон-стрит и её милым обитателям. Странно, особенно если учесть, что до сих пор мне редко приходилось заезжать на эту улицу. Но я любил свои слабости, всегда старался уступать им, а потому сейчас взял уже знакомое с утра направление. За время моего отсутствия возле офиса Реджинальда Джефферсона ничего не изменилось. Я припарковался на противоположной стороне, вышел из машины и открыл дверь под тщетно вопящей над пустынным тротуаром яркой вывеской. Внутри действительно оказалось кафе. Причём его окна выходили точно на интересующий меня объект. Я присел за крайний столик, накрытый скатертью сомнительной свежести, и, наслаждаясь благодатной прохладой, взглянул на часы. Четверть пятого. За железной оградой старый садовник теперь уже не сидел на ведёрке, а делал вид, будто подметает дорожку. Его внешний вид весьма красноречиво выражал то, как ему хотелось побыстрее убраться оттуда. Я взглянул на толстого лысоватого со лба бармена. Похоже, моё появление не произвело на него никакого впечатления. Он стоял, сонно облокотившись на липкую стойку, вяло отмахивался от назойливых мух сероватым полотенцем и слушал хриплый радиоприёмник, по которому передавали последние новости. Кроме нас в забегаловке никого не было.

– Хочу мартини и колу, но обязательно со льдом, – произнёс я.

Бармен медленно перевёл на меня взгляд, оценивающе посмотрел на мой видавший виды пиджак.

– И что, даже деньги есть?

– Обижаешь. Я лучший друг самого Реджинальда Джефферсона

– Угу. Это я ещё утром заметил.

Он наполнил бокал мартини, достал из холодильника бутылочку колы, с трудом, словно заканчивая восхождение на Джомолунгму, преодолел расстояние до меня, поставил напитки на столик и так же неторопливо вернулся к своему приёмнику. Из динамика ведущий захватывающе рассказывал, как Сальвадор начал бомбить аэродром в Гондурасе. После нескольких глотков живительной влаги, я уставился на офис босса и, кажется, немного вздремнул.

– Кто такой?

Я очнулся и поднял глаза. Высокий крепкий и совсем молодой парень в форме полицейского грозно навис надо мной, словно грозовая туча. Казалось, еще немного, и начнётся ливень. Если честно, несмотря на жару, мокнуть мне совсем не улыбалось. У парня двигались только могучие челюсти, перемалывавшие жевательную резинку. На ремне живописно висели дубинка, наручники и револьвер достаточного калибра, чтобы запросто снести человеку голову.