Что упало, то пропало

Эйлса встала, забрала у мальчика бутсы и ногой откинула грязь в угол. Она положила руку ему на затылок, одновременно приглаживая волосы и подталкивая его в кухню. Она представила меня, заставила мальчика и его сестру поздороваться, потом налила им сок и потянулась к верхней полке в одном из шкафчиков. Оттуда достала кекс в коробке.

– Лимонный кекс с глазурью, – объявила она, отрезая каждому ребенку по куску. – Перекус.

– Я люблю лимонный кекс с глазурью, – заявила я, продолжая наблюдать за мальчиком. – Но только если он влажный.

– Влажный! – повторила Эйлса, ставя кекс на стол. – Как забавно. Вы тоже ненавидите это слово? Самое худшее, которое только можно было придумать. Влажный.

Теперь я знаю, что это для нее очень типично, – портить шутку своими объяснениями.

– Как можно ненавидеть слово? – спросила Беа. – Если не нравится одно, используй другое.

– Я не люблю слова, – заявил ее брат. – По крайней мере, большинство из них.

– Странное заявление, – Том нахмурился. – Что о нас подумает наша новая соседка?

– Макс – идиот, – ответила девочка и уселась отцу на колени.

Они словно окружили меня. Девочка обвила руками шею отца, мальчик тихо стоял за стулом матери. Казалось, что глаза у него ввалилась, а кожа под ними потемнела. Меня всегда интересовало, как строятся и развиваются отношения в семье. Я прекрасно знаю, как образуются союзы, как у родителей появляются любимчики несмотря на то, что они клянутся в одинаковой любви ко всем детям. Я ухаживала за матерью, я делала все: мыла ее, читала ей, готовила и покупала то, что она заказывала, но она всегда говорила про Фейт. «О, конечно, Фейт такая молодец», – говорила моя мать всем, приходившим в наш дом. Я также знаю, что быть любимчиком может быть некомфортно, ощущать на себе давление и негодование других. «Она никогда не видит меня настоящую, – неоднократно жаловалась Фейт. – Все всегда должно быть прекрасно. Никогда нет места для неудач и чего-то плохого». Мать всегда была такой.

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, и начала объяснять, что на самом деле – какое совпадение – слова – это моя специализация.

– Специализация? – переспросил Том, опять нахмурившись точно так же, как несколько минут назад. Я подозреваю, что он никак не ассоциировал меня с работой. Вероятно, он думал, что я провожу свои дни за приготовлением варенья или рукоделием.

– Да.

И я рассказала, что работаю лексикографом, в настоящее время тружусь над Большим Оксфордским словарем английского языка, и о том, что занимаюсь историй языка – тем, как слова и их значения меняются со временем, и моя работа состоит в том, чтобы это документировать.

Я видела, что они, как и многие люди, не понимают, что именно я делаю. Кажется, они решили, что я работаю над Кратким словарем английского языка, и что моя роль заключается не в том, чтобы фиксировать изменяющиеся значения слов, а просто в том, чтобы записать их правильно.

– Нам бы не помешала помощь с орфографией, – сказала Эйлса и протянула руку назад, чтобы коснуться ноги сына.

– У Макса трудности с обучением. Точнее, как мы теперь должны говорить, другая скорость обучения, – рассмеялся Том без какой-либо злости в голосе.

Эйлса вздохнула.

– Это значит, что домашнее задания для нас – пытка. И все дело в правописании.

– На этой неделе задали вообще невозможные слова, – заявил Макс. – Как, например, мне запомнить, как пишется «хоккей»?

– В слове «хоккей» две буквы «к». Нужны два слова, связанные с понятием «хоккей», которые начинаются на «к». Запоминаешь: в хоккей играют двое двумя клюшками. Вспоминаешь: две клюшки – и пишешь правильно.

Макс повернул голову и смотрел на меня подозрительно.

– А как насчет чего-то типа… – Он явно напрягал мозг. – Жужжание?

– Очень помогло бы, если бы ты произносил предложения без «типа», – заметил Том.

Я задумалась на мгновение.

– Жук жужжит.

Беа соскользнула с колен отца, схватила с пола рюкзак, вытащила из него лист бумаги и принялась зачитывать вслух список слов:

– Изводить. Смущать. Сорок. Отлично. Почему Макс не знает, как правильно пишется «отлично»? Потому что в конце его работ никогда не стоит эта оценка, и он просто не видел, как пишется это слово.

– Не будь злюкой, – сказала Эйлса.

Я принялась импровизировать со всеми перечисленными словами, используя мнемонику[18 - Мнемоника или мнемотехника – совокупность специальных приемов и способов, облегчающих запоминание нужной информации путем образования ассоциаций (связей).] и добавляя как можно больше ругательных слов – столько, сколько могла себе позволить. Эйлса улыбалась, но у нее на лице отражалось сомнение, однако, когда Макс стал правильно повторять слова, она рассмеялась и сказала:

– А вы не могли бы помогать ему каждый день делать домашнее задание? Я буду вам платить! Как тебе идея, Том?

Он кисло улыбнулся.

– Когда я в его возрасте не мог правильно написать слово, мой отец просто порол меня, пока я не начинал писать без ошибок. Это тоже один из методов обучения.

– Но я думаю, что занятия с Верити гораздо лучше, не правда ли? По крайней мере, я так считаю. – Эйлса протянула руку и сжала мою. – Спасибо вам.

Я сделала еще один маленький глоток джина с тоником. На самом деле он оказался очень крепким. Я откинулась на спинку стула и скрестила лодыжки. Я почувствовала себя на удивление комфортно, представляя, как навожу порядок в этой маленькой семье.

– Итак, Верити, у вас есть собака, – произнес Том, глядя на меня.

– Есть, – кивнула я. – Из приюта. Помесь кого-то с терьером. Большая любительница белок.

– Значит, она в саду лает на белок? – уточнил Том.

Эйлса наблюдала за ним со спокойной и безмятежной улыбкой на губах. Ее пальцы снова принялись перебирать волосы. Она отделила одну прядь, резко потянула. Еще много раз я увижу этот жест.

Я поставила стакан на стол. На ободке остался след жуткой розовой помады. Я вытерла его пальцем.

– Да. Или на лис. Она… – Я сделала паузу для большего эффекта. – Она также любит лис.

Разглаживая юбку, я заметила пятно чуть выше колена – пролила томатный соус, когда открывала банку с печеной фасолью.

– Предложение, – спокойно сказал Том. – Один из способов отвадить лис и заставить замолчать собаку – это немного вырубить заросли в вашем саду. Как я говорил на днях, если вы расчистите все эти разросшиеся кустарники, это будет демонстрацией добрососедских отношений. У вас там куча сорняков. Бог знает, что там растет! Мы здесь пытаемся обустроить красивый сад и не хотим, чтобы всякая неизвестная гадость пробралась и к нам. Плющ всюду расползается. А эти ваши деревья – остролист, яблони, еще какие-то – закрывают нам свет.

Я потерла запястья в тех местах, где остались следы от слишком тугих манжет новой блузки. Молчание затянулось, и я почувствовала, как и внутри меня что-то напряглось. Линии фронта обозначена. Как глупо с моей стороны было думать, что их может интересовать мое общество.

Я выпрямила спину, старалась думать о мнемонике и быть благодарной за джин. Я улыбнулась, глядя на их лица, на которых было написано ожидание.

– В таком случае посажу маленькую сливу, – сказала я.

Лицо Тома расслабилась.

– Это отличная новость. – Он хлопнул в ладоши. – Супер. – Он кивнул Эйлсе и, отодвинув стул, пошел к телефону, который поставил на зарядку. – Извините меня. Мне нужно кое-что проверить. – Он стал просматривать сообщения, затем, нахмурившись, сам написал одно. – Когда ужин? – бросил он жене, не отрывая глаз от экрана.

Эйлса глубоко вздохнула. Мне показалось, что она таким образом снимала напряжение. Она принялась собирать крошки в небольшую горку.

– А когда ты хочешь?