Королевы и монстры. Яд
То, что Кейдж фанатично тренируется, – очевидно. Его тело в потрясающей форме. А еще очевидно, что он почему-то очень злится и вымещает свою ярость на несчастном спортивном снаряде.
Если только ничего не случилось за те шестьдесят секунд, что прошли с нашего короткого разговора, его ярость должна быть как-то связана со мной.
Кейдж последний раз пинает грушу, потом делает шаг назад и отчаянно рычит. Он стоит перед ней со вздымающейся грудью, его кулаки сжимаются и разжимаются, а потом он внезапно оборачивается и смотрит в окно. Наши взгляды встречаются.
Я никогда не видела такого взгляда. В его глазах столько тьмы, что это пугает.
Я резко вдыхаю и невольно отступаю назад. Прижимаю руки к груди. Так мы и стоим – глядя друг на друга и не двигаясь, – пока он не разрушает чары, шагнув к окну и задернув шторы.
Когда через двадцать минут приходит Слоан, я все еще пригвождена к тому же месту и смотрю на дом Кейджа, со стороны которого доносятся звуки приглушенных ударов его карающего кулака.
5
Нат
– Говорила же, он вдовец. Это единственное логичное объяснение.
Платье уже отправилось в комиссионку, и теперь мы со Слоан обедаем – сидим над салатами и раз за разом прокручиваем мою встречу с Кейджем, чтобы понять ее тайный смысл.
– То есть думаешь, он увидел меня в платье и…
– Психанул, – заканчивает за меня она и кивает. – Оно напомнило ему об умершей жене. Черт, это, наверное, случилось недавно. – Набив рот салатом, она какое-то время его пережевывает. – Видимо, поэтому Кейдж переехал к нам в город. Место, где он жил раньше, слишком напоминало о ней. Боже, интересно, как она умерла?
– Скорее всего, авария. Он молодой… Как думаешь – лет тридцать с небольшим?
– Максимум тридцать пять. Возможно, они были совсем недолго женаты. – Слоан сочувственно вздыхает. – Бедный парень. Не похоже, что он хорошо с этим справляется.
Я чувствую легкий укол совести из-за того, как говорила с ним этим утром. Я жутко растерялась, когда вместо Слоан увидела Кейджа, и едва не сгорела со стыда из-за того, что он поймал меня в свадебном платье, поэтому в результате, боюсь, повела себя малость по-сучьи.
– Так что было в коробке, которую он принес?
– Художественные принадлежности. Масляные краски и кисти. Забавно, что я не помню, как их заказывала.
Слоан смотрит на меня со смесью сочувствия и надежды.
– Значит, ты работаешь над новой картиной?
Прячась от ее пронизывающего взгляда, я утыкаюсь носом в салат.
– Не буду слишком распространяться, не хочу сглазить.
Скорее я не хочу выдумывать очередную ложь. Но если честно скажу ей, что по-прежнему не рисую и при этом заказала себе краски, даже не запомнив этого, она поведет меня к психотерапевту прямо отсюда.
Может, Диана Майерс права и я живу в пузыре? В большом пушистом пузыре отрицания, который отделяет меня от остального мира. Я медленно, но верно теряю связь с реальностью.
Но Слоан говорит:
– Детка, я так рада! Это большой прогресс!
Подняв глаза, я вижу ее сияющее лицо и чувствую себя сволочью. Как вернусь домой, надо будет плюхнуть немного краски на пустой холст, чтобы меня совсем не заела совесть.
– А еще ты прекрасно держалась в комиссионном магазине. Ни слезинки! Я тобой горжусь.
– Значит, я могу взять еще бокал вина?
– Ты большая девочка. Ты можешь делать все, что хочешь.
– Хорошо, потому что сегодня все еще День О Котором Нельзя Упоминать, и я собираюсь впасть в алкогольную кому часам к четырем.
В это время и в этот день пять лет назад я должна была идти к алтарю.
Слава богу, сегодня суббота, а то пришлось бы долго объяснять, почему я с жутким перегаром навернулась посреди урока.
Слоан уже хочет выдать какой-то неодобрительный комментарий, когда ее отвлекает сигнал телефона. Сообщение.
Она вытаскивает телефон из сумки, смотрит на экран и улыбается.
– Да, ты большой мальчик.
А потом она смотрит на меня, и ее лицо вытягивается. Она качает головой и начинает печатать ответ.
– Я попрошу перенести.
– Кого попросишь? Что перенести?
– Это Ставрос. Мы должны были пойти сегодня на свидание. Я забыла.
– Ставрос? Ты встречаешься с греческим судовладельцем?
Она перестает печатать и закатывает глаза.
– Ну нет же, это симпатяга, о котором я тебе рассказывала.
Видя мой непонимающий взгляд, она продолжает:
– Тот, который явился ко мне на йогу в серых обтягивающих спортивных штанах и без нижнего белья, так что все могли созерцать очертания его великолепного члена.
Я выгибаю бровь, уверенная, что такое бы точно запомнила.
– Ну же! Я тебе сто раз про него рассказывала. У него дом прямо на озере. Триста футов частного пляжа. Компьютерщик. Никаких ассоциаций?
Ассоциаций – ноль, но я все равно киваю.
– Ага. Ставрос. Серые штаны. Помню.
Она вздыхает.
– Совсем не помнишь…
Мы долго смотрим друг на друга через стол, пока я не говорю:
– Насколько рано начинает развиваться преждевременный Альцгеймер?
– Не так рано. Тебе и тридцати нет.
– Может, это опухоль головного мозга?
– Это не опухоль головного мозга. Ты просто… – Она жмурится от напряжения, пытаясь не задеть мои чувства. – Выпала.
Так что наша сплетница Диана была права. Я постанываю, упираюсь локтями в стол и роняю голову в ладони.
– Извини меня!
– Незачем извиняться. Ты перенесла мощную травму. И до сих пор ее переживаешь. У скорби нет срока давности.
Если бы только нашли его тело. Я смогла бы двигаться дальше.
Мне так стыдно от этой мысли, что лицо полыхает. Но неприглядная правда в том, что двигаться дальше некуда.
Самое худшее в случае людей, которые пропали без вести и не были найдены, – это что оставшиеся не могут их оплакать. Они застревают в вечных сумерках неизвестности: не могут закрыть эту дверь, не могут по-настоящему скорбеть и существуют в некоем застывшем лимбе. Как многолетники зимой – оцепенело дремлют в промерзшей земле.
Тебя не оставляют вопросы без ответов. Кошмарные предположения впиваются зубами в твою душу по ночам.
Он умер? Если да, то как это случилось? Он страдал? Как долго?
Он вступил в секту? Был похищен? Начал новую жизнь где-то далеко?
Может, он бродит один по лесу и питается кореньями? Или ударился головой и забыл, кто он? Вернется ли он когда-нибудь?
Список бесконечен. Это односторонняя нелинейная анкета, которую предлагают тебе каждое утро, и она предназначена лишь для тебя. А ответы найти нельзя, потому что для таких, как я, ответов не существует. Только жизнь в анабиозе. Только медленное и неумолимое окаменение сердца.
Но черт меня подери, если я позволю лучшей подруге окаменеть вместе со мной.
Я вскидываю подбородок и твердо говорю:
– Ты пойдешь на свидание с этими серыми штанами.
– Нат…
– Не вижу причин, по которым мы обе должны быть несчастны. Конец разговора.
Какое-то время она прищурившись смотрит на меня, а потом вздыхает и качает головой.
– Мне это не нравится.
– Очень жаль. А теперь пиши своему мальчику-зайчику, что свидание в силе, и доедай обед.
Я эффектно приканчиваю свой салат, как будто у меня аппетит жвачного животного, потому что Слоан как бабушка: ей становится спокойнее, когда я ем.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: