Уильям повел взглядом в сторону Фулберта, но промолчал и не стал оборачиваться, усилием воли заставив себя сосредоточится на списке книг, которые тот себе запросил.
– На радио работают глупцы, – ворчливо произнес Фулберт, когда Уильям вернулся к своему столу с охапкой книг. – Таких ошибок не бывает. Целенаправленно змеиное гнездо разнесли, и поделом…
– Мне казалось, военные не должны атаковать мирных жителей. Мы ведь воюем не с ними, да и… они безоружны, – мягко произнес Уильям, на что Фулберт в голос рассмеялся.
– Солдаты друг другу вреда толком не приносят. Ну подстреливают порой, убивают. Это бывает на войне, – сказал он с улыбкой, а потом нагнулся над столом, словно для доверительной беседы, переменившись за секунду в лице. – А вот их семьи, вот эта зараза уже опаснее любого вооруженного солдата… Солдат, будь он религиозный фанатик или военный, не важно, сражается за других. У него простые цели, и во время боя он свою культуру оставит при себе. Никому нет дела до его идей и представлений о жизни. А эти так называемые «мирные» вооружены идеями, которые порушат все, что мы создавали веками, строя светлое будущее для своих детей.
Аруд был столь уверен и так зол, произнося свою речь, что Уильям нервно сглотнул ком в горле и пододвинул книги поближе к краю стола, чтобы напомнить Аруду о том, зачем он пришел в библиотеку.
– Столкновения культур всегда были причиной кровопролития. Надеюсь, война скоро закончится и думать про новую ради наступления светлого будущего уже не придется, – выдавил из себя Уильям, пытаясь говорить как можно более спокойней и уверенней.
– Верно говорите, мистер Клиффорд, – кивнул Аруд, криво ухмыльнувшись. Сняв с плеча рюкзак, Аруд начал укладывать в него книги, спустя мгновение вдруг доверительно заговорив:
– Если что, у меня есть понимающие друзья в миграционной службе. Этот ваш мусор на пороге быстро уберут, – сказал он, чем сильно удивил Уильяма.
– Простите?.. Какой мусор? – не понял Уильям, и Аруд кивнул в сторону двери. Глянув на дверь, Уильям догадался, что Аруд говорил о беженке, и поспешно замотал головой, заулыбавшись, словно речь шла о пустяке.
– Да ну, что вы! Это ничего, она мне не мешает…
Аруд положил последнюю книгу в рюкзак и закинул его на плечо.
– Когда к ней рядом подселится еще сотня таких же, будете жалеть, что не обезопасили свою «культуру» от очередного «столкновения», – передразнил Уильяма Аруд. Кивнув на прощание, он размашистым шагом направился на выход. Открыв дверь и взглянув на стремительно темнеющее небо, Аруд накинул на голову капюшон походной куртки и ушел, обойдя место, где располагался тент беженки, за несколько метров.
Дверь библиотеки неторопливо закрылась сама собой, и Уильям неловко сел на стул, чтобы прийти в себя и осмыслить весь диалог, который состоялся со старым знакомым. И даже включенное радио, на котором заиграла тихая музыка, не отвлекало его от странных дум о том самом обществе, которое он так старался избегать, со всеми его ужасными конфликтами, которые зарождались как на уровне межличностных отношений, так и на уровне мировых держав.
Вдруг Уильям почувствовал себя ужасно ничтожным на фоне глобальных процессов в мире, в котором жил. Беспомощным что-то исправить и подарить ту частичку знаний, что хранил хотя бы в пределах вверенной ему библиотеки. Ведь вполне вероятно, что даже в запыленных томах, позабытых всеми людьми на свете, был тот самый ответ на вопрос, как же добиться светлого будущего, не лишая его другого живого человека.
Когда стеклянная дверь блеснула в свете молнии, а потом раздался раскат грома, Уильям понял, что просидел в раздумьях до самого вечера. Начался дождь, и капли забарабанили по крыше библиотеки. Ветер начал швырять их в оконные стекла, за которыми виднелся разрастающийся ураган. Погода не давала о себе забыть, но вместо того, чтобы собраться поскорее в свою съемную квартиру, Уильям решил, что никуда не уйдет этим вечером и сделает хоть что-то, чтобы отстоять свою собственную культуру.
Он решительно подошел к двери, не тронув пальто, и обнаружил на пороге беженку. Спрятавшись под крыльцом от ливня, женщина вздрогнула от неожиданности, когда дверь за ее спиной резко распахнулась, и поспешила назад под свой тент, как вдруг Уильям ее окликнул:
– Нет! Нет-нет, я не хотел вас испугать! Простите… Я хотел предложить… Зайти. А то буря начинается и…
Заметив на лице беженки смущенное удивление, Уильям неловко рассмеялся.
– Ах, ну да. Вы уже знаете, что буря начинается. Заходите, переждете здесь, в тепле… Вы ведь понимаете, что я говорю? – решил он уточнить напоследок, надеясь, что его действительно поняли. Беженка кивнула, медленно и робко поднявшись по лестнице. Задержавшись рядом с Уильямом в проходе, она внимательно посмотрела в его синие глаза и зашла внутрь библиотеки.
Застыв рядом с закрывшейся дверью, беженка с удивлением взглянула на растерявшегося Уильяма. Казалось, он не знал, что делать дальше. Осмотрев свою библиотеку, Уильям заметил что-то на столе и с улыбкой на губах кинулся к запылившемуся электрическому чайнику, чтобы вскипятить воду.
– Присаживайтесь, у меня есть немного конфет. К сожалению, в библиотеке с едой нельзя, но эти ириски очень вкусные и я храню немного в столе, – начал он говорить невпопад, словно оправдываясь за свое суетливое перемещение в поисках чашек.
Беженка присела на стул напротив стола Уильяма и принялась оглядываться по сторонам.
– А как вас зовут? – наконец завершив все приготовления к чаепитию, спросил Уильям.
– Меня зовут Нур, – ответила беженка, с трудом сдержав кашель, и Уильям улыбнулся, садясь напротив Нур за стол.
– Приятно познакомиться, Нур. А меня зовут Уилл… Хотите ириски?
Нур улыбнулась и кивнула, а Уильям поделился половиной своего запаса сладостей, едва ли понимая, почему вдруг почувствовал себя счастливым.
***
Раниеро был в тронном зале правителей лишь раз, когда он и Люция совсем юнцами посещали королевский прием вместе со своими родителями. Его память не сохранила великолепие тронного зала, и Раниеро невольно восхитился его величественной красотой, когда вновь оказался под золотыми арочными сводами. Он не предполагал, что однажды снова переступит порог словно пронизанного светом помещения. И уж тем более, что остановится на месте почетной охраны подле королевских тронов Зарии и Раанана.
Как капитан королевской стражи, Раниеро должен был охранять правителей во время приема вместе с остальными гвардейцами, что стерегли тронный зал, рассредоточившись вдоль высоких стен. Потому он внимательно наблюдал за каждым, кто проходил через широкие двери зала, всматриваясь в незнакомые лица, и невольно беспокоился от того, что чувствовал тревогу придворных. Тронный зал правителей был полон умиротворяющего света, потому так выделялись опечаленные, словно потемневшие лица эна и затаившийся в их глазах страх, который замечал Раниеро, следя за разрастающейся толпой гостей. Жители Басилеи прилетали со всех концов королевства перед Днем Дара, чтобы попросить у правителей совета или помощи и пожаловаться на беды, с которыми сталкивались у себя дома. Подобные приемы считались неотъемлемым долгом короля и королевы перед своим народом, ведь только в их власти было помочь своим подданным в борьбе с темными тварями. Монстры нападали на поселения эна у границ королевства все чаще, но больше всего жителей Басилеи беспокоило то, как быстро темнели их кристаллы.
Раниеро был неприятно удивлен тем, как много эна беспокоилось о мраке, искорежившем свет внутри их кристаллов, которые они носили на шее со своего Дня Дара, но еще больше – причине появления этого мрака, которую они называли. «Чистюль», как шутливо окрестили солдаты тех, у кого мрака в камнях не было, становилось все меньше. Будучи пока что одним из них, Раниеро не мог не смутиться тем речам, что слышал от прибывших на прием к правителям. Раниеро не верил в то, что мрак в кристаллах зависел от теней, живущих по другую сторону барьера, и судил по самому себе и Люции. Он считал, что его кристалл, как и кристалл Люции, сиял ровным светом без намека на червоточины, потому что это была его собственная заслуга. Раниеро не поддавался слабостям, не нарушал законов своих правителей и служил им верно уже не первую сотню лет, тем самым стараясь сохранять свет кристалла нетронутым темнотой. Но если мрак в камне все же возникал, то только по его собственной вине, а никак не из-за теней. А пришедшие на прием были уверены в обратном и жаловались правителям на то, что их тени беспричинно наказывали их, не жалея даже детей.
– Мы ведь всего лишь фермеры, – сокрушался один из прибывших с южной границы эна. – Мы живем мирной жизнью, никому не приносим вреда! Не делали ничего плохого! А теперь нас словно прокляли! Моя жена никогда прежде не прогоняла путников с порога, а дети – не истязали домашний скот. У всех появились червоточины, словно сама Мгла выбрала нас в жертву! Мой кристалл, как и кристаллы моих соседей и еще половины нашей деревни, потемнели в последние несколько месяцев так, как никогда прежде! За что тени наказывают нас?
Раанан и Зария переглянулись друг с другом, когда тронный зал утонул во встревоженном шепоте. Раниеро тихо вздохнул, отведя недовольный взгляд в сторону от фермера. Он знал, что незнакомец прибыл из деревни, что снабжала Громовой форт продовольствием. Им, живущим на границе с арья, по мнению Раниеро, было глупо жаловаться на кару теней. Деревенские жители одними из первых узнавали о страшных новостях на фронте, и многие из их молодых эна служили в самом форте. Для солдат мрак в кристаллах был обычным делом, и жаловаться правителям из-за собственной ненависти к арья, отразившейся в кристалле, проделав долгий путь с юга в Сердце Басилеи, казалось Раниеро невозможной глупостью и пустой тратой времени. Отсутствие жалости к бредущим путникам и жестокость к животным надо было исправлять воспитанием, а не мольбой к королю и королеве, но Раниеро хранил молчание, не смея говорить без разрешения правителей. Его мнение никого не интересовало, и Раниеро помнил свое место, ожидая ответа Раанана и Зарии.
Подданные правителей притихли, стоило королю приподнять руку, взывая тем самым к тишине.
– Наше Предназначение состоит в том, чтобы однажды свет всех кристаллов стал белым. Чтобы все эна стали едины между собой в этом свете и больше не ведали ни горя, ни печалей, – уверенно и с расстановкой произнес Раанан, осмотрев весь зал. – Но и от вас зависит, настанет ли тот счастливый день, – добавил он, взглянув на фермера. – Сможете ли вы побороть мрак в кристалле, чтобы дать место Свету заполнить вашу жизнь… Война идет не только в нашем мире, но и в мире теней. Бесконечная страшная война за Свет. Ваши тени изранены в этих боях, они страдают… Вам должно помочь им, поддержать, не дать мраку распространиться и полностью поглотить кристалл. Раны теней затягиваются быстрее, если эна стойко идет по пути к Свету, – сказал Раанан. – Найдите утешение в словах оракула, ведь сегодня День Дара. День, когда мы как никогда близки к Свету и к Теням…
Опустив взгляд в пол, Раниеро про себя подумал, что от всех речей про Свет и Тени начал жалеть о своем назначении в королевскую стражу. Вдали от Сердца Басилеи, на фронте, подобные вопросы возникали только на проповедях клиров, местных служителей веры, на которые Раниеро не ходил. Ему не требовалось поддерживать дух перед битвами, поскольку с этим умело справлялась в своих письмах Люция, а во время сражений просто не было времени думать о возможной каре теней, равно как и о любой другой их таинственной воле.
Следующий визитер напомнил Раниеро о тех проблемах, с которыми он сталкивался на границе лично, чем и привлек его внимание.
– Командир Сигни просила передать вам ее рапорты, Светлейшие, и на словах подтвердить донесения наших разведчиков о том, что Мгла все ближе подбирается к восточной границе. Темные твари словно поселились в парящих горах, а Явления Мглы разрастаются, охватывая целые горные склоны, – делился тревожными новостями гонец из северо-восточного форта. – Командир просит правителей подумать о возможности отправить к нам в форт гвардейцев, – с надеждой произнес гонец, взглянув на Раниеро. – Присутствие избранных правителями могло бы поддержать солдат, а навыки – помочь одолеть Мглу!
Стоило гонцу замолчать, как Раниеро краем глаза заметил шевеление и услышал тихую речь варья. Прежде неподвижно караулившие Арни, Бьярни и Дагни словно уже порывались отправиться в путь, нетерпеливо глядя то на правителей, то на своего капитана. Раниеро едва заметно качнул головой, запрещая самовольно покидать пост и открывать рты. Варья разочаровано запыхтели, но послушно притихли, чтобы дождаться решения правителей.
На этот раз и сам Раниеро хотел узнать их ответ, позволив себе взглянуть на короля и королеву. Одно их слово, быть может, могло спасти целый регион от Мглы, а для Раниеро и его гвардейцев путешествие на восток стало бы настоящей проверкой слаженности и командного духа. Снова переглянувшись между собой, правители негласно решили, как ответить на поставленный им вопрос.
– Передайте командиру Сигни, что Ледяной форт не останется без нашего внимания и поддержки, – с улыбкой ответила Зария. – Мы отправим подкрепление, чтобы восполнить потери гарнизона и увеличить его численность. Отправляйте нам рапорты о ситуации в форте. Если тьма не падет под натиском наших солдат – мы отправим к вам королевскую стражу, чтобы Свет очистил их стараниями восточную границу от Мглы раз и навсегда.
Раниеро мог разделить разочарование гонца, которому пришлось вымучивать благодарную улыбку в ответ на решение правителей. Как бывший командир пограничного форта, Раниеро знал, что отправка гонца в столицу означала отчаянное, едва ли не бедственное положение, при котором рапорты через почтовый ящик уже были недостаточным сигналом об опасности. В отличие от многих, наблюдавших за ходом разговора, Раниеро чувствовал тот неосязаемый страх, с которым гонец просил о помощи, и полагал, что угроза Мглы на северо-востоке могла оказаться еще серьезнее, чем угроза вторжения арья на юге. Но он не мог спорить с королем и королевой. Оставалось лишь надеяться, что увеличенный гарнизон Ледяного форта действительно справится с Мглой.
Когда прием закончился, гвардейцы прошли в середину зала через толпу, оградив правителей от визитеров. Стоило последнему эна покинуть тронный зал, как гвардейцы одновременно развернулись лицами к правителям, ожидая их указаний, а Раанан тихо обратился к Зарии:
– Все ли готово к празднику? – спросил он, встав с кресла и взяв Зарию за руку.
– Я отправила Люцию в Храм Света помочь Пайаму с приготовлениями к церемонии. Она бы оповестила о проблемах, так что, думаю, все готово, – с улыбкой ответила Зария, вдруг задумавшись и грустно добавив: – …Я больше беспокоюсь за вечерние празднества. Эна отягощены мраком, и он может дать о себе знать в самый неподходящий момент, – сказала она, тяжко вздыхая. – Как много темноты скопилось в нашем мире…
– Не печалься, моя королева, – мягко произнес Раанан. – Свет не оставит нас, а улицы будут стеречь городские стражники. Заодно и королевские гвардейцы могут отпраздновать этот прекрасный день, попутно следя за порядком, – добавил Раанан, повернув голову к Раниеро. – Капитан, после церемонии в Храме отправляйтесь с гвардейцами в город, – приказал король. – Проследите, чтобы горожане и гости Сердца Басилеи отпраздновали День Дара без вреда для себя и других… Ну и сами отдохните от своих тренировок, – добавил Раанан снисходительным тоном.
– Будет исполнено, господин, – ответил Раниеро, игнорируя расцветшие улыбками лица своих подчиненных, которым и в День Дара предстояло оттачивать умения во дворе замка.
Казалось, Раанан уже собирался отпустить гвардейцев, как вдруг снова заговорил, обратившись к Раниеро:
– Думаю, Пайам будет рад вас видеть. Составите нам компанию на церемонии. Отправляйтесь на Смотровую башню, подготовьте наш эскорт до Храма.
На мгновение растерявшись, но успев взять себя в руки, Раниеро учтиво кивнул в ответ, соглашаясь с решением правителя.
– Как прикажете, господин, – спустившись с пьедестала, где располагались троны, Раниеро поклонился королю с королевой. Одновременно с ним поклонились и остальные гвардейцы, после чего все строем направились к выходу из тронного зала.