– Завтра я должна работать, – сказала она.
– Значит, ужин? – Он был близок к тому, чтобы просить ее о милости на коленях.
– Хорошо. Но если эта история окажется такой же запутанной, какой она выглядит, лучше устроить ужин у меня дома. Я приготовлю спагетти.
– Я хочу тебя угостить, – возразил он.
– Ты не можешь выбалтывать непривлекательные секреты посреди переполненного ресторана. Кроме того, это не свидание, Хартли. У тебя, кажется, есть потребность облегчить свою душу, и я согласилась тебя выслушать. Это все.
– Ты жестокая женщина.
– Самое время начать быть такой, тебе не кажется?
– Я помню, как мы занимались с тобой любовью, Фи. Ты не можешь винить мужчину за то, что он хочет воссоздать магию счастливых мгновений.
– Магия исчезла. Ты убил ее.
Ее слова прозвучали резко, но она все еще сидела в его машине. Он воспринял это как хороший знак.
– Я люблю спагетти, – наконец произнес он. – В котором часу?
– В шесть. Не думай, что тебе удастся уговорить меня позволить тебе остаться на ночь. Это не обсуждается.
– Да, мэм. Ты такая милая, когда бьешь меня по яйцам.
– Будь умницей, Хартли. Теперь у меня к тебе иммунитет.
«Теперь у меня к тебе иммунитет». Фиона никогда в жизни не лгала так бессовестно.
Она плохо спала и проснулась на следующее утро измученная. Вечер с Хартли снова разжег голод в ее теле. Она хотела Хартли, он по-прежнему занимал ее мысли и возбуждал тело.
Фиона собиралась работать как обычно и в положенное время. Но сосредоточиться на новом проекте оказалось труднее, чем следовало бы. Ей предстояло создать три больших панно, которые будут украшать одну из главных комнат Чарлстонского гостевого центра.
Такие заказы, как этот, обеспечивали ей хлеб с маслом. Этими деньгами она оплачивала счета и набивала едой холодильник. Но работа не тяготила ее.
Ее набросок, одобренный городским советом, включал исторические события, произошедшие в Чарлстоне от его основания до Новейшего времени.
У нее была привычка работать в течение нескольких часов, когда она просыпалась, а затем устраивать перерыв на кофе и легкий поздний завтрак. После этого она трудилась еще пять-шесть часов. И так каждый день. Благодаря упорному труду и целеустремленности она достигла хороших результатов и была полна решимости добиться настоящего успеха.
Но сегодня утром она почувствовала, что ее охватила необъяснимая усталость и сонливость, что заставило ее отправиться на поиски калорий всего после сорока пяти минут работы в студии.
На кухне ей вдруг представилось, как они с Хартли здесь, в ее кухне, готовят яичницу с беконом, при этом то смеются над чем-то, то жадно целуются.
То, что она переспала с ним дважды, не имело большого значения. Им было весело.
Их сексуальная химия зашкаливала. Он был умен, добр и забавен, и она никогда не встречала более привлекательного мужчины.
Но ее беспокоило будущее. Хартли мог разрушить ее жизнь, которую она построила с таким трудом. Фиона гордилась своей независимостью. Она не опиралась ни на одного мужчину для того, чтобы получить поддержку.
А Хартли, не прилагая усилий, заставил ее захотеть забыть осторожность. Когда она была с ним и даже без него, но с мыслями о нем, умная, осторожная часть ее мозга отключалась. Она могла думать только о том, как сильно хочет лежать рядом с ним в постели голой и распутной, теряя себя в стихийном порыве сексуального возбуждения.
Хартли сделал ее живой. И ей это нравилось. Но вместе с великой радостью пришло и великое горе.
Судя по тому, как она себя чувствовала, готовить что-либо было слишком трудно. Она позавтракала хлопьями и бананом. Чашка горячего чая согрела ее холодные пальцы.
Покончив с завтраком, она отнесла в столовую вторую порцию чая в гостиную и свернулась калачиком на диване. Держа в руках фарфоровую чашку, она раздумывала, не отменить ли ей сегодняшний ужин. Если Хартли придет, хватит ли у нее духу сказать «нет»? Нет, не хватит.
Тарлтоны принадлежат к высшему обществу Чарлстона. Они и семья Джей Би, Воганы, финансировали библиотеки и больницы, создавали благотворительные фонды. Их родословные восходили к временам, предшествующим Гражданской войне.
Фиона, конечно, знала себе цену: она хороший художник, независимая женщина и, несмотря на свои романтические мечты, – прагматик. Вряд ли внимание Хартли к ней будет долгим. Сейчас Фиона интересует его потому, что в его жизни наступил кризис.
Шансы на то, что он действительно ответит на любовь Фионы, слишком малы. Может быть, сейчас он очарован ею, но, когда новизна померкнет, он отправится в другое приключение, с другой женщиной. А Фиона останется с разбитым сердцем.
Несмотря на всю свою рассудительность, она не могла заставить себя написать Хартли, чтобы он не приходил. Она отчаянно хотела видеть его. И потом, конечно, ее интересовало, где он был все это время. И почему исчез без объяснений.
Фиона допила чай и встала, но голова вдруг пьяно закружилась, пришлось снова сесть. Через пять минут она снова попыталась встать. На этот раз знакомые очертания ее мебели остались на месте, но тошнота усилилась. В последний момент она бросилась в ванную, и ее вырвало два раза подряд.
Фиона была так слаба, что едва смогла дотащиться до своей спальни.
Она свернулась калачиком в центре кровати, дрожащая, словно одурманенная, и, потянув за край одеяла, кое-как накрылась.
И тут ее осенило. Может, она беременна? Эти странные эпизоды случались у нее уже несколько недель. Каждый раз она списывала недомогание на что угодно, кроме очевидной причины.
Сердце бешено колотилось в груди. Она потянулась к ящику, достала календарь и оцепенело уставилась на немаркированные клетки. Один месяц, два, три. Наконец она нашла короткую запись, сделанную ее рукой. У нее начались месячные дней за десять до того, как Хартли в последний раз появился в ее доме.
Боже милостивый! Но ведь он использовал презерватив, потому что она сказала, что не принимает таблеток. Он был нежным, заботливым любовником. Но ни один метод контроля рождаемости не является стопроцентным. Три месяца назад они занимались любовью несколько раз в течение ночи, когда оба находились в полусне. Неужели они все испортили?
Она дрожала. Но не может ему сказать. Пока нет. Не раньше, чем будет абсолютно уверена. Со стоном она зарылась лицом в подушку.
Но даже когда она дрожала от страха, возбуждение и счастье расцветали в ее груди. Ребенок? Неужели она действительно беременна? Это может быть будущее, о котором она всегда мечтала, семья, о которой грезила.
Хартли не должен вмешиваться, но ему придется сообщить новость.
Глава 4
Хартли думал, что он похож на парусник со сломанной мачтой. Он вернулся домой, чтобы остаться. Он уезжал не навсегда. Но его брат и сестра об этом не знали, он сам не знал, поэтому ничего не мог им сказать.
Он уехал из Чарлстона, чтобы исправить положение. И ему это удалось, частично. Ответы на все вопросы были найдены благодаря его длительному визиту в Европу. По иронии судьбы, эти ответы были слишком опасны и болезненны для того, чтобы познакомить с ними Джонатана и Мейзи.
На следующий день после похорон отца он не находил себе места в поисках решения. Что он будет делать, если Джонатан не захочет вернуть его в «Тарлтон шиппинг»? Его огромный дом, примыкающий к гольф-клубу мирового класса, ему не нужен.
Он провел весь день решая мелкие проблемы с обслуживанием, а потом позвонил риелтору и договорился о встрече на следующее утро. Он собирался продать свой дом.
Может быть, он снимет что-нибудь по соседству с Фионой, пока поймет, каким будет его следующий шаг.
Хартли сгорал от страсти к этой женщине. К тому времени, когда пробило четыре тридцать, он был разгорячен и возбужден, но чувствовал себя прекрасно. Он вошел в душ, напевая, и в его пении было больше энтузиазма, чем исполнительского мастерства. Предвкушая встречу с Фионой сегодня вечером, Хартли был полон оптимизма.
Без десяти шесть он подъехал к ее очаровательному дому и, прихватив приготовленные подарки, запер машину. Ему показалось, что он увидел, как дрогнул край занавески, но может быть, и нет.