Оттенки серого

– Просто положись на меня.

Заинтригованный, я протянул ему пятибалльную банкноту.

– Спасибо. Донеси на меня желтому контролеру, когда мы приедем в Восточный Кармин.

Я согласился и, подумав, спросил:

– А нельзя ли еще вглядеться в лаймовый?

– Валяй.

Вновь нахлынуло то самое необычное ощущение, и я поделился с Трэвисом, что собираюсь жениться на одной из Марена.

– На которой именно?

– Констанс.

– Никогда не слышал.

– Сколько можно ждать! – воскликнула зеленая, когда я появился с чаем. – Что ты там делал? Трепался с кем-нибудь, как распоследний серый?

– Нет, мэм.

– А печенье? Где мое печенье?

– Печенья нет, мэм. Даже самого завалящего.

– Хмм, – промычала она так, будто ей нанесли величайшее оскорбление. – Тогда еще стакан, парень, для моего мужа.

Я поглядел на зеленого. До этого момента он не выражал желания выпить чаю.

– Неплохая мысль, – одобрил он. – И с молоком…

– Он не пойдет, – вмешался мой отец, не отрываясь от «Спектра».

– Да ничего страшного, – сказал я, думая о Трэвисе и лаймовом, – я схожу.

– Нет, – повторил отец с нажимом, – ты не пойдешь.

Зеленые недоверчиво уставились на нас.

– Прошу прощения, – сказал зеленый с нервным смешком. – Мне на секунду показалось, что вы велели ему не идти…

– Именно так, – ровным голосом ответил отец, по-прежнему глядя в газету.

– Почему это? – Голос зеленой женщины дрожал от праведного негодования.

– А где волшебное слово?

– Нам не нужно никакого волшебного слова.

Отцу – красному в зеленом секторе – жилось непросто. В нашем городе был неплохо представлен весь цветовой спектр, но преобладали зеленые, которые навязывали свои решения, и потому отец был лишь цветоподборщиком в отпуске: его сместили с постоянной должности и отдали ее зеленому. Но так или иначе, отец слишком много повидал в жизни, чтобы позволять помыкать собой. Раньше я с ним никогда не путешествовал и теперь с восхищением наблюдал, как он бросает вызов представителям высших цветов.

– Раз ваш сын не хочет или не может выполнить простое поручение, мы попросим желтого рассудить это дело, – угрожающе продолжил зеленый, кивая в сторону желтого. – Если, конечно, – ему внезапно подумалось, не допустил ли он смертельную ошибку, – я не имею чести разговаривать с префектом.

Отец не был префектом, а его титул старшего советника был скорее почетным, не давая реальной власти. Но у него имелось кое-что, чего не было у зеленых: буквы. Он пристально поглядел на парочку и произнес:

– Разрешите представиться: Холден Бурый, Г. X., Поч.

Только членам Хроматикологической гильдии, или Национальной цветовой гильдии, и выпускникам Смарагдского университета разрешалось ставить буквы после имен. Прочие аббревиатуры были запрещены. Зеленые беспокойно переглянулись. Дело заключалось не в самих этих буквах, а в чувстве тревоги, порождаемом ими. Существовал страх – и сами хроматикологи, думаю, искусственно раздували его, – что, если обидеть цветоподборщика, он пошлет вам вспышку цвета 332–26–85, обеспечив мгновенную закупорку сосудов. Поступать так строжайше запрещалось, но сама боязнь этого делала людей шелковыми.

– Да, вижу… – зеленый глотнул воздуха, готовя отступление, – возможно, мы слишком поспешно стали выдвигать требования. Хорошего вам дня.

И оба потихоньку двинулись вдоль вагона. Я посмотрел на отца – его способность разговаривать на равных с более высокоцветными поразила меня. Никогда прежде я за ним такого не замечал. Интересно, что еще придется увидеть в Восточном Кармине? Но сам он сидел с безразличным видом, закрыв глаза, – собирался вздремнуть.

– И часто ты так делаешь? – спросил я.

У меня уже наступало цветопохмелье от лаймового, на периферии зрения появлялись розовые точки.

Отец слегка пожал плечами:

– Иногда. Иметь право приказывать и не пользоваться им ежеминутно – вот признак хорошего гражданина. Невежливость – это плесень на человечестве, Эдди.

Это был один из трюизмов Манселла, но, в отличие от большинства трюизмов Манселла, он сохранял силу.

Поезд остановился в Померанце Речном, где его покинули оранжевые, а вместо них вошли несколько синих. Из товарного вагона в наш осторожно перенесли пианино – на станции шла проверка и погрузка клади. Наконец состав тронулся и через десять минут проехал станцию Медовую, громыхая, свернул вправо и поехал по мосту на деревянных опорах, за которым расстилалась безлесная равнина. На ней паслись стада гигантских ленивцев, жирафов, лесных антилоп и скачущих коз, но эти животные нас не слишком заинтересовали. Путь повернул на север, поезд въехал в ущелье невыразимой прелести. Рядом с рельсом по камням бежала бурная речка, с обеих сторон виднелись крутые холмы, поросшие дубом и белой березой. Они заканчивались утесами из песчаника, над которыми парили воздушные змеи.

Я неотрывно глядел в окно, жадно выискивая красное, как финк-крыса выискивает угланчика[11 - Угланчик – небольшой грызун угловатых очертаний, красноватых тонов («Бестиарий»). (Прим. перев.)]. Стояла середина лета; ранние орхидеи уже отошли, настало время маков, цветков щавеля и розовых смолевок. А когда отойдут и они, нас будут до поздней осени радовать львиный зев и гвоздики-травянки. Вот так мы, красные, держимся весной и летом на нашей скромной цветовой диете. Надо сказать, что наше восприятие не полностью притупляется к концу года. Конечно, глаза оранжевых и желтых лучше улавливают осенние оттенки. Но зачастую это время года приносит бурные восторги и нам, когда листья задерживаются на деревьях и потом краснеют от внезапной волны тепла. С представителями других цветов дело обстоит примерно так же. У желтых больше сезонных цветов, у синих и оранжевых меньше. А у зеленых – о чем они все время напоминают – только два хроматических времени года: изобилие угасания и изобилие расцвета. Наконец мне все это надоело, и я взглянул на отцовскую газету.

Там было примерно то же, что и всегда: редакционная статья, восхваляющая функциональную простоту экономики, основанной на различии цветов. На второй и третьей страницах – иллюстрированные рисунками заметки о нападениях лебедей и гибели граждан от молний. Затем шли «Важные советы»: как увеличить свои шансы на выживание, если вас застигла темнота, и еженедельная «Пикантная история». Далее – перечень остановок поездов и рубрика «Новое в науке»: на этот раз в ней помещалась статья о связи солнечных пятен со всеобщим повышением блеклости. А еще – забавные истории от читателей, комикс «День рождения Лапушки Кролика», обзор предстоящей ярмарки увеселений и прогноз: что запретят при Четвертом Великом скачке назад, ожидаемом в ближайшие три года.

Но первым делом я заглянул в раздел брачных объявлений. Не то чтобы я искал кого-то вдали от дома, но там приводились приблизительные расходы на все, связанное с межхроматическими браками. Меня это касалось напрямую – если отец хотел видеть меня женатым на Констанс Марена, он должен был порядком раскошелиться. Объявления делились на два типа. В одних родители указывали, сколько баллов они дают за брак своего ребенка с кем-нибудь, стоящим выше по цветовой шкале, например:

Дев., 21 год (К: 32.2 %, Ж: 12 %), разнообр. кач-ва. Приятная, хозяйственная, высокий рейтинг удовлетворенности. Ищет более высокоцветн. Приданое: 4125 баллов, 47 овец. Доставка обсужд., возможен послед. отказ. Просмотр: Долинная Охра, ПО6 5АД.

Другие же объявления помещались родителями, желающими породниться с низкоцветными в обмен на баллы и прочее приданое, вроде этого сомнительного анонса:

Бета-желтый мужч. (Ж: 54.9 %, К: 22 %), 26 лет. Отзывы в целом положит., здоровый, зрение не оч. острое. Слегка неряшлив. Кач-ва сообщ. по треб. Ищет 8000 баллов или близкие предлож. Рассматривает все варианты. Обстановка прилагается. Частичн. возмещ-е расходов в случае бесплодия. Просмотр: Бол. Чистотел, СА4 6ХА.

Я даже наткнулся на одно объявление из Восточного Кармина:

Дев. 18 лет, сильн. пурп., 75 подлинных кач-в, работящая, желающ. понравиться, разреш. на зачатие, отличн. отзывы. Рассм. предлож. от 6000. Доступность: ближ. время. Право на отказ не сохр. Муж наследует. Просмотр настоят. рекоменд. Вост. Кармин, ЛД3 6КЦ.

Объявление было порядком зашифровано – в правилах подробно расписывалось, что можно помещать и чего нельзя. «Доступность: ближ. время» означало, что девушка еще не прошла теста Исихары, но «сильн. пурп.» говорило о том, что ожидалось преодоление 50-процентного барьера. Шесть тысяч баллов были справедливой ценой, особенно с разрешением на зачатие. А вот что читалось между строк: мы хотим породниться с богатым пурпурным родом, который недавно утратил свой цвет, но надеется на восстановление семейной славы и притом желает ребенка в ближайшем будущем. Список качеств мало что значил, а вот «Право на отказ не сохр.» – наоборот, очень многое: кто из пурпурных больше даст, тот и получит невесту. Либо она была слишком послушной, либо родители – слишком властными. Все-таки теперь родители в большинстве своем хотя бы советовались с детьми перед началом брачных переговоров, а самые передовые даже позволяли им не соглашаться с выбором старших.

В окне слева показался недавно заброшенный город на другом берегу реки. Я смог прочесть название станции, мимо которой мы промчались без остановки: Ржавый Холм. Платформа была буквально завалена пометом животных и землей, что принес ветер. Между тротуарных плит пышно разрослись сорные травы. Но все оставалось на своих местах. На столах в станционном буфете виднелись чашки и тарелки, а в зале ожидания я заметил кучу чемоданов, превращавшихся в черную массу гнилья под протекающей крышей. С крыш кое-где была сорвана черепица, там и сям попадались разбитые окна. Люди покинули город не больше пяти лет назад.

Мимо нас пронеслись огороды, тоже заброшенные, пара трансформаторов в клетках Фарадея, затем потянулись поля, заросшие высокой травой, низким кустарником, куманикой и молодыми деревцами. Редкие постройки давно заполнила дикая жизнь, мегазвери проделали дыры в кирпичных стенах. Даже теплица с железным каркасом медленно сдавалась на милость дождей и ветров снаружи и ползучей поросли внутри; никем не подрезаемая ветка яблони выбила несколько стекол. Если здесь никто не поселится в ближайшие двадцать лет, предместья городка, считай, погибли. Границу города обозначал автоматический шлагбаум. Мы выехали на широкую равнину, где было еще больше надоедливых рододендронов. Кое-где попадались рощицы взрослых деревьев. Я отмечал полустертые следы прошлого времени: кучка чудом не развалившихся ветхих зданий; остатки стального моста, ныне окруженного со всех сторон рекой, проложившей новые русла; и самое впечатляющее – телефонная кабинка, изъеденная ветром и дождем до состояния стального кружева.