Змеиный король

– Мне хочется, чтобы он делал это получше.

– Мне иногда тоже. Ну ладно, возвращайся к своим занятиям. – Наклонившись к нему, она обняла его и поцеловала в щеку. – Надеюсь, твой первый учебный день пройдет на ура. Я тебя люблю.

– И я тебя люблю, мам.

После того как она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, Трэвис покачал головой и швырнул книгу на кровать. Он был знаком с подобными произведениями. На самом деле у Трэвиса под кроватью хранилась внушительная коллекция жарких средневековых романчиков. Но он не мог признаться в этом матери.

На экране появилось сообщение от autumnlands: Похоже, ты не хочешь сидеть со мной в столовой. Бе.

Southern_Northbrook: Нет-нет, конечно, хочу. Прости, ко мне мама зашла, я с ней разговаривал.

autumnlands: Ура! Потому что в столовой я обычно сижу совсем одна. У меня не так много друзей в моей тупой школе. Никому не нравятся «Кровавые распри».

Southern_Northbrook: На все сто тебя понимаю. У меня двое друзей, и они классные, но даже они не разделяют моей любви к «Кровавым распрям».

autumnlands: Если мы решили обедать вместе, наверное, мне стоит узнать, как тебя зовут в реальной жизни. Меня – Амелия.

Southern_Northbrook: Хорошее имя, Амелия. А меня – Трэвис.

autumnlands: Рада познакомиться, Трэвис.

Southern_Northbrook: и я, Амелия.

Его сердце словно выбивало: А-ме-ли-я. Пока она печатала что-то в ответ, Трэвис поднялся, быстро пересек комнату, подхватил свою дубинку и, глядя на себя в зеркало, принялся вращать ее над головой, насколько это было возможно в ограниченном пространстве его комнатки.

5

Дилл

Возвращаться домой после общения с Лидией было невыносимо. Все равно что просыпаться после того, как увидел счастливый сон. Дилл открыл дверь. Дом встретил его тишиной и духотой. Он положил музыкальный диск на кухонный стол и прикинул, чем можно поужинать: не так чтобы обнадеживающе. В итоге он сымпровизировал – приготовил запеканку из пары помятых банок зеленой фасоли, пары банок грибного крем-супа и упаковки просроченного сыра – все эти продукты достались ему бесплатно в качестве поощрения за работу в универмаге Floid's, где он упаковывал продукты в пакеты и раскладывал товар на полках.

Дилл отправил получившуюся бурду в духовку, после чего пошел в комнату и, воткнув в розетку шнур от кондиционера, начал играть на гитаре. Он трудился над новой композицией, которую никто никогда не услышит, – песней о конце, о людях, которые оставляют тебя в прошлом.

Примерно в 20.45 Дилл услышал тарахтение: к дому подъехала его мать на своей «шевроле кавальер» 1992 года выпуска. Вскоре она вошла в гостиную, буквально источая усталость.

– Как поработала?

– Тяжко. Пришлось развернуть около двадцати ребят твоего возраста, пытавшихся купить пиво.

С тихим стоном она рухнула в обшарпанное кресло и стала тереть лицо ладонями.

– Ты выпила свои таблетки для спины? – спросил Дилл.

– Они закончились. Не на что купить до зарплаты.

Дилл пошел в кухню и проверил запеканку.

– Ужин готов, – позвал он.

Мама, охнув, поднялась с кресла и, держась за поясницу, медленно выпрямилась. Кряхтя от боли, вошла в кухню и села за стол. Взяла в руки диск Дилла.

– Что такое Joy Division и New Order?

Черт. За годы дружбы с Лидией Дилл развил в себе особенный талант: с ходу превращать любую группу в христианскую. Arcade Fire – это про адское пламя, которое познают те, кто отрекается от Христа, делая выбор в пользу видеоигр. Fleet Foxes – это отсылка к библейскому сюжету, когда Самсон ловил лис, привязывал факелы к их хвостам и отпускал их жечь поля филистимлян. Radiohead – про то, что человеческий ум должен быть живым проводником Святого Духа, подобно радиоантенне.

– О… New Order… это про новый порядок, который установит Христос, когда вернется на Землю и воцарится здесь… Joy Division… тут про то, что люди делятся на тех, кто спасся и возрадовался, и тех, кто нет. Это христианские группы.

Либо это объяснение показалось матери удовлетворительным, либо она слишком устала для того, чтобы спорить. Вероятно, первое, так как для споров силы у нее всегда находились.

Дилл достал блюдо с запеканкой из духовки. Пахло нормально. Еда была горячей, с корочкой из расплавленного сыра. Члены семьи Эрли не привередничали в еде. Дилл достал из холодильника уже зачерствевший белый хлеб – четверть буханки. Взяв пару тарелок и ложек из сушилки рядом с раковиной, накрыл на стол и разложил еду по тарелкам. Они с матерью ели молча.

– Как съездил в Нэшвилл? – наконец спросила она.

– Хорошо. Лидия помогла мне купить приличные вещи за небольшую сумму.

Мать промокнула рот салфеткой.

– Мне бы хотелось, чтобы среди твоих друзей было больше верующих прихожан.

– Трэвис ходит в церковь.

– Не уверена насчет него. Он всегда в черном, еще это ожерелье с демоном на шее.

– С драконом.

– Все одно. Перечитай откровение Иоанна Богослова.

Дилл встал, чтобы налить еще воды в стаканы.

– А Лидия не посещает церковь, – сказала мама.

– Да, но я же как-то говорил тебе, что она из епископальной или пресвитерианской церкви. Она христианка.

Мама фыркнула.

– Хотелось бы мне посмотреть, как члены епископальной церкви поднимают змей или говорят на иных языках. Знамения сопровождают уверовавших.

– Не могу же я выбирать друзей исходя из того, желают они взять в руки гремучую змею или нет.

– Можешь, конечно. Только вот не станешь.

– В любом случае теперь все несколько осложнилось. Единственный пастор, раздававший змей, попал в тюрьму.

Мама пристально посмотрела на Дилла.

– Потешаешься?

– Нет, поверь мне, я его сегодня навещал.