Большая кража

– Деньги – это хорошо, – ответила она. – А ты никогда не проигрываешь.

Я сглотнул. Горло свело до боли.

– Что-то еще?

– Конечно. – Она улыбнулась с некоторым злорадством. – Когда-нибудь ты проиграешь. Я бы хотела это увидеть.

Ее слова меня задели. Какого черта?! Она хочет увидеть, как я погорю?

– Какого хрена, Моник! Почему?

Она дернула плечами, но продолжала улыбаться:

– Вполне естественно. Всем хочется посмотреть, как облапошат самоуверенного ублюдка.

– Самоуверенный ублюдок. Спасибо, это так мило.

– Зато точно. Только потому, что ты всегда находишь способ провернуть дело, то есть действуешь так, будто это данность. – Она с минуту молча смотрела на меня. Я не знал, хочется ли мне влепить ей оплеуху или поцеловать. Наверное, и то и другое. Потом она пожала плечами. – Во всяком случае, по большей части я хочу, чтобы ты продолжал выигрывать. Если только, – добавила она, поднимая идеальную, заляпанную краской руку, – на спор.

Теперь улыбнуться пришлось мне.

– Рано или поздно я это тоже выиграю.

– Не выиграешь. Не сумеешь. – Она щелкнула по двум снимкам пальцами, потом нахмурилась и наклонила голову. – Райли, тебя ведь обычно не интересует эта современная фигня. Что случилось?

На какой-то миг я переключился с Моник на желанную добычу.

– Что-то большое. Громадное, – сказал я. – Господи, Моник, когда я проверну это дельце – будь оно проклято! – все навсегда изменится. Это…

– Копия Джаспера Джонса изменит все навсегда? Райли, этого не может быть.

– Может, – возразил я. Я говорил в сильном возбуждении, и часть его, вероятно, передалась ей, потому что она стала покусывать губы и глаза ее округлились. – Эти картины всего лишь начало, подготовка почвы. Но к чему они приведут меня, Моник, что помогут мне осуществить эти две унылые современные работы… Господи Исусе, это будет что-то потрясающее!..

– Ох! – вскрикнула Моник.

Сам того не осознавая, я схватил ее за запястья и, наверное, сильно сжал их. Я отпустил ее руки.

– Это грандиозно, Моник. Офигенно грандиозно!

Она потерла свои запястья и снова посмотрела на фотографии, а потом дернула плечами. Легкая работа.

– Когда они тебе понадобятся?

Я натянуто улыбнулся:

– Скоро. Вероятно… через три недели.

– Вероятно?

Я покачал головой:

– График, в общем-то, не высечен в камне. Но… – Я вдруг вспомнил о важной части. – О-о! Вот… – Порывшись в кармане, я извлек две маленькие вырезки из утренней «Нью-Йорк таймс». Каждая вырезка была не больше полоски с частью заголовка и сегодняшней датой. – Это очень важно, – сказал я, передавая Моник две газетные вырезки.

– Райли, какого черта!.. – Она перевела взгляд с вырезок на меня – не шучу ли я? Я не шутил. – Ладно, сдаюсь. Что я должна с ними сделать?

– Это самое интересное, – ответил я. – Ты вклеиваешь одну полоску в каждое полотно – в нижний левый угол, левый, если смотреть на полотно. Это очень важно. Ключевой момент. А затем… закрашиваешь ее, прячешь. Но не слишком тщательно. Знаешь, так, чтобы ее не было видно, но если поискать – бац! Вот она!

Моник покачала головой:

– Какого хрена, Райли! То есть ты хочешь, чтобы люди догадались, что это подделки?

От души показав в зверином оскале все свои зубы, я кивнул:

– В этом, моя дорогая, и состоит вся долбаная фишка.

Моник не сводила с меня взгляда, но я больше ничего не сказал. Зная меня довольно хорошо, она понимала, что я не скажу, поэтому со вздохом покачала головой:

– Хорошо, конечно, почему бы и нет? Я сделаю две идеальные подделки и постараюсь, чтобы люди догадались, что это подделки. Но когда-нибудь ты, может быть, скажешь мне зачем?

Я лишь улыбнулся:

– Может быть. – Потом я сложил ладони вместе и напустил на себя серьезный вид. – Ну что? Сможешь это сделать?

– Гм, – хмыкнула Моник; я догадывался, что она немного обижается, раз я не хочу ей сказать. – Три недели?

– На всякий случай. Я уже говорил, трудно быть во всем уверенным. Ты ведь знаешь, как бывает с этими штуками.

– Нет, Райли, не знаю, так как понятия не имею, что это за штуки на сей раз.

Я лишь пожал плечами. Мы оба знали, что я ей ничего не скажу.

– Сможешь сделать?

Она внимательно посмотрела на меня, потом взяла фотографии.

– Что ж, – задумчиво произнесла она, – пару дней, чтобы закончить Мэри Кассат, потом по неделе на каждую из этих двух… то есть если ничего не сорвется.

– Что может сорваться? – возразил я. – У двоих, величайших в своем деле, что, черт побери, может сорваться, Моник?!

– Не знаю, – ответила она. – Из-за глобального потепления могут подскочить цены на краски. – Но она не смогла удержаться и еще раз попыталась расколоть меня. – Райли, эти картины – такая скукотища! Неужели они действительно потрясут весь долбаный мир?

Я улыбнулся, вновь ощущая возбуждение:

– Скажем, эти картины помогут открыть дверь.

Моник устало покачала головой. Она знала, нет смысла выпытывать другие детали.

– Ладно. Отлично, мы откроем твою проклятую дверь. Три недели, обычные расценки. А что потом? Если твоя дверь действительно откроется?