Большая кража

– У меня образцы. Портьер.

– Сейчас подойду, – отозвалась Анжела и, взглянув на свою кофейную чашку, вздохнула: чашка была пуста. – Мистер Бек, боюсь, у меня действительно нет больше времени.

– Да, мэм, понимаю, и спасибо, что уделили мне время. – Он встал. – «Тибьюрон» – это очень хорошо, но если у вас возникнут проблемы…

Анжела невольно улыбнулась:

– Обязательно позвоню. Благодарю вас, мистер Бек.

– Это вам спасибо, миз Данэм, – отозвался он.

Он наклонил голову в каком-то полупоклоне и быстро вышел. Бросив на термос последний взгляд сожаления, Анжела минуту спустя последовала за посетителем.

* * *

Главный старшина (в отставке) Уолтер Бледсо сидел за своим столом в приемной службы безопасности «Тибьюрон». Это был непритязательный с виду офис, хотя ветерану ВМС он сильно напоминал Военно-морское ведомство, где осуществлялось командование спецоперациями ВМС США. К этому он привык. И это его пост. Он организатор, координатор. Он не один из тех гиков, которые работают с высокотехнологическими штуками. Все они были ветеранами команд спецназа, но гики находились в своей рабочей комнате в задней части здания, а он сидит здесь и любуется на мир.

И поскольку каждый член команд должен работать в полную силу и выполнять множество задач, Бледсо был также секретарем «Тибьюрон». По большей части он не возражал. Приходившие сюда люди были в основном придурками в адмиральском чине, но за двадцать лет службы во флоте Бледсо сделал карьеру, научившись обращаться с канцелярскими крысами вроде них – с этими чуваками, возомнившими о себе черт знает что. Теперь, когда он стал штатским, он даже чаще наталкивался на этих трусливых говнюков. На них действовали те же приемы, и Бледсо был настоящим виртуозом, если требовалось поставить их на место – штатского или военного, – не проявляя при этом прямого неповиновения.

Прозвучал негромкий электронный сигнал, и Бледсо оторвался от своих бумаг. На его мониторе с высоким разрешением появился мужчина, подходящий к входной двери, – среднего роста, жилистый, с темными всклокоченными волосами. На мужчине были отглаженные хаки и аккуратно заправленная в брюки белая рубашка. На лице – большие очки в яркой оправе клюквенного цвета.

– Ну и милашка, охренеть! – пробормотал Бледсо, наблюдая за тем, как мужчина вновь заглянул в клочок бумаги у себя в руке, сверяясь с номером на двери. – Ну давай, фея Динь-Динь. Нажми на чертову кнопку, дубина, – пробурчал Бледсо.

Словно услышав его, мужчина поднял руку и нажал на маленькую черную кнопку у двери. Бледсо кликнул мышью на экране монитора, чтобы открыть дверь. Минуту спустя незнакомец предстал перед ним.

– Могу я вам чем-нибудь помочь… сэр? – с толикой сарказма спросил Бледсо.

– Гм… я ищу… то есть я надеялся, у вас здесь имеется вакансия?

– Вакансия? Здесь? – переспросил Бледсо и, окинув мужчину неторопливым презрительным взглядом, покачал головой. – Вы уверены, что пришли в нужное место? Мы здесь ерундой не занимаемся.

– Нет, я… хочу сказать… «Тибьюрон», верно? И… гм… знаете, я слышал, чем вы тут занимаетесь – последние технические достижения и так далее, и это… о-о! – Он вынул из кармана конверт и положил его перед Бледсо. – Гм… мое резюме. Это… У меня степень магистра. Из Стэнфорда. Электронная техника. Я специализируюсь на обслуживании и безопасности. И… гм… я получил работу в одном из этих стартапов, знаете, в Кремниевой Долине. Но… мм… – Он хохотнул. – Они обанкротились, не успев даже заплатить мне. И вот я… гм… – Его голос замер. Он покраснел, заметив на лице Бледсо выражение сочувственного недоверия.

– Послушайте, приятель, – заставив мужчину попотеть с минуту, сказал Бледсо, – не знаю, что вы там слышали, но мы нанимаем только парней из команд.

– Команд? Вы хотите сказать… В колледже я был в команде по теннису…

Он вновь замолчал, когда Бледсо покачал головой:

– Никакого спорта. Никакого тенниса. Команды спецназа. Мы нанимаем только парней, которых знаем по командам спецназа.

– Но… у меня степень магистра… я могу быть вам полезным…

– Этого не будет, – твердо произнес Бледсо. – Никогда, никоим образом. – Он с сомнением поднял брови. – Если только для начала не попытаетесь поступить добровольцем в команды.

Бедняга открывал и закрывал рот, как дурацкая рыба. Он явно переживал, но чего он ожидал, черт побери! Бледсо смотрел, как парень покрывается потом, судорожно сглатывая, а затем сказал:

– Серьезно, приятель. Ни одного долбаного шанса. О’кей? – Бледсо кликнул мышкой, и дверь распахнулась, заставив посетителя вздрогнуть. – Хорошего дня, – бросил Бледсо, а парень еще раз сглотнул, оглянулся по сторонам и потом выскочил за дверь, словно за ним гнались апачи. – Дубина, – заключил Бледсо. – Тупая задница и дубина.

И он бросил резюме в корзину.

Глава 4

Мой письменный стол был завален всяким бумажным хламом. Обычно такого не бывает. Если только я не работаю над каким-то совершенно новым планом. А именно этим я тогда и занимался. Или, во всяком случае, пытался. И жуткий беспорядок на моем столе говорил сам за себя: фотографии, карты, брошюры, диаграммы, груды бумаг, скрывающие пустые упаковки от еды. От такого беспорядка мама упала бы в обморок. Но она этого не увидит. И никто не увидит, кроме меня. Я не мог допустить, чтобы кто-нибудь понял, что это не то, чем кажется, – не бесполезная кипа случайных, не связанных друг с другом бумаг. При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что все бумажки в этой кипе имеют отношение к музею Эберхардта. Там были подробные фотоснимки каждого окна и каждой двери, снаружи и изнутри; крупные планы участков крыши, в особенности участки вблизи световых люков; подробные схемы полов музея и даже сейсмические карты области под зданием, а также старая карта подземки. Чтобы собрать все это, я буквально отсидел себе задницу, я превратился в потную жирную деревенщину, провел ночь в лохмотьях у мусорного контейнера. Я испробовал все, обследовал каждый дюйм здания, залезая даже туда, куда никому не пришло бы в голову залезть, – это что-то вроде моей торговой марки – и знаете что?

Все это были напрасные потуги.

Не существовало никакого долбаного способа проникновения. Даже для меня. Райли Вулфа. Гения драгоценностей. Короля клептомании. Величайшего из когда-либо живших воров. Я остался в стороне от того, что могло бы стать величайшим ограблением за всю историю – могло бы, если бы я сумел проникнуть в музей.

А я не сумел. Никак.

– Черт! – выругался я. – Черт, черт, черт!..

Сколько бы я ни повторял, это не помогало. В голову не приходил никакой блестящий план. Даже глупый не приходил. Я оставался снаружи, вглядываясь внутрь. А когда привезут драгоценности, станет намного хуже. Я не смогу даже приблизиться, чтобы заглянуть в дверь.

Взяв лист бумаги, я зарычал на него. Моя памятка. Отправная точка для моего самого потрясающего и невероятного дела. Я еще раз просмотрел лист, выискивая слабые места. Доступ с крыши – нет. Доступ из подвала – невозможно. Система охранной сигнализации – новейшая неизвестная технология, так что забудь об этом. Двери, окна, стены, пол – ничего. Из списка была вычеркнута любая возможная точка доступа. И не важно, сколько бы я ни пялился в этот лист, ничего нового, как по волшебству, не появлялось.

Я свернул лист в трубочку и дал ему упасть. Бесполезно. Бесполезно. Я был не в состоянии придумать ни единой вещи, которую бы они не предусмотрели. А почему? Потому что я не мог сломать образ мыслей обыкновенного тупоголового заурядного вора. Все, что я придумывал, мог попытаться сделать любой никчемный подражатель. «О-о, я знаю – проникнуть через световой люк!» Ну конечно. И приземлиться прямо перед парочкой отчаянных придурков с автоматическим оружием.

– Стандарт, – бормотал я. – Чушь собачья для недоумков! Думай, черт возьми!

Но мысли все не приходили. Я создал себе репутацию, придумывая ходы, недоступные другим, и выполняя их. И прежде чем выполнить их, для того чтобы по максимуму обезопасить себя, я всегда проделывал обычные трюки, тупые штуки, бывшие в ходу у любого клоуна и рассчитанные на копов, видевших их раньше и готовых к этому. Во всяком случае, я всегда это практиковал. И обычно они помогали мне придумать совершенно новый прекрасный план для достижения моей цели.

А на этот раз? Ничего. Я ничего не ожидал и ничего не нашел. А то, что я нашел, было достаточно для того, чтобы отпугнуть любого другого. Я считал систему безопасности Центрального банка Тегерана очень жесткой. Эта была намного серьезнее. То, что они сделали для музея Эберхардта, было практически на уровне «Звездного пути» – лет на двести впереди всего остального.

И я продолжил свои попытки. Поскольку никто другой до этого не додумался бы, я стал изучать жизнь Людвига Эберхардта, основателя династии, старого мудака, построившего это здание. Сведений, которые я насобирал, хватило бы на долбаную диссертацию. Я узнал о нем много такого, чего не знал никто другой, – могу поспорить. И у меня в какой-то момент проснулась надежда, когда я узнал о частной ветке подземки, которую построил старый мерзавец, чтобы добираться в роскошном пульмановском вагоне в музей из дома.

Меня едва не сбил поезд подземки, но я нашел туннель, по которому проходила старая ветка Людвига. И это был еще один тупик. Такой же, как все прочие тупики, которыми был завален мой письменный стол. Все это бесполезный мусор. Невыполнимые, даже фатальные проекты. Идеи у меня иссякли.

Я подумал: нужно найти что-нибудь невозможное. Мне начинало казаться, что я и в самом деле это сделал.

– Черт! – повторил я еще раз, и это опять не помогло. – Должен найтись какой-то способ. Проклятье! Всегда есть способ.

Я обвел взглядом комнату, на самом деле ничего не видя. Комната была маленькая и тесная, но в настоящее время она меня устраивала. Кровать, компактный холодильник, электроплитка и за потрепанной занавеской раковина и унитаз. Комната находилась в старом доме к югу от Уильямсберга, и пахло в ней, как в общественной уборной. Но, черт возьми, бывало и хуже! Я могу привыкнуть к чему угодно, к тому же сюда никто не приходил. Я заплатил смешные деньги за три месяца аренды с гарантией того, что меня оставят в покое, дав возможность «закончить свою книгу».

До моего появления эта комната была так себе. Сейчас она стала намного хуже. Создавалось впечатление, что студенческий кампус соревновался с инди-группой на проведение самой безумной вечеринки. Борьба была упорной, и победил мусор. Для меня такая обстановка не была обычной. Мама воспитала во мне привычку к чистоте и порядку. Все намного упрощается, если можешь легко найти нужный предмет. Но, разрабатывая план, я становлюсь другим человеком. Я даже не замечаю того, что меня окружает.

С одной стороны, это хорошо, но я превратил комнату в большой мусорный контейнер. Повсюду были разбросаны груды грязных тарелок, коробок из-под пиццы, консервных банок, бутылок и оберток – повсюду, за исключением моего письменного стола и еще одного места. В углу у входной двери стояла вешалка, какую можно увидеть за кулисами театра. На ней была развешена одежда людей, в которых я превращался, чтобы обследовать музей Эберхардта: костюм из сирсакера, размеров на восемь больше моего, груда грязных лохмотьев, густая борода, рабочий комбинезон, а также несколько более привычных предметов одежды. Рядом с вешалкой стоял столик с разложенными на нем предметами: очки в яркой оправе, пара париков и так далее. Все это тщательно хранилось на тот случай, если понадобится до окончания дела.

Но похоже было, это дело закончилось, не успев начаться.

– Дерьмо! – воскликнул я, но, поскольку ненавижу повторяться, добавил: – К черту дерьмо!

Пожалуй, я произнес это слишком громко, но мусор поглотил шум.

Так или иначе, это не помогло. Мое серое вещество ничего не вырабатывало. Ничего не происходило, но ДОЛЖНО было! Всей душой, если она у меня есть, а я, похоже, сомневался в этом, я безоговорочно верил, что, какова бы ни была цель, всегда есть способ ее достичь. Я вовсе не отношу себя к оптимистам нового времени, взращенным на коричневом калифорнийском рисе. До сих пор жизнь у меня была суровой, часто жестокой, начиная с самого детства. Многое из того, что я пережил, даже далай-ламу избавило бы от розового оптимизма. Так что у меня не было ни заблуждений, ни иллюзий, ни замешательства в отношении реальной жизни. Это чертов бардак, настоящая куча говна! В основном жизнь – это отстой, а в конце ты подыхаешь. Но я также верю – нет, на хрен, абсолютно точно знаю! – в какую бы яму с дерьмом тебя ни сбросила жизнь, всегда есть выход. Всегда. Это моя единственная вера: всегда есть выход.

Но это? Музей Эберхардта? Если и был вход в него, я его не нашел. Обычно это было все равно что пришпорить чистокровного коня. Это подстегивало меня, заставляло придумывать что-то новое, чего никто другой не мог предвидеть. Вот что заставляло меня продолжать. Вот кем я был: Райли Вулфом, парнем, который никогда не сдается и всегда выигрывает. Райли Вулфом, воспринимающим каждое препятствие как вызов к подвигу. Райли Вулфом, величайшим из когда-либо живших воров. Я всегда находил способ – всегда – получить то, к чему стремился.