Хроники Кадуола: Эксе и Древняя Земля

В Прибрежной усадьбе, в полутора километрах к югу от управления, жил Консерватор, исполнительный суперинтендант станции Араминта. В соответствии с положениями Хартии, Консерватором мог быть только действующий член Общества натуралистов и уроженец Стромы, небольшого поселения натуралистов на берегу Троя. Поскольку на Кадуоле земное Общество натуралистов превратилось в не более чем смутное воспоминание, ввиду отсутствия практически целесообразной альтернативы по меньшей мере это условие Хартии приходилось толковать шире, чем предполагалось ее авторами, и проживание в Строме как таковое стали считать эквивалентным членству в Обществе натуралистов.

Политическая фракция, пропагандировавшая «прогрессивную» идеологию и называвшая себя «партией жизни, мира и освобождения» (сокращенно – ЖМО), выступала в защиту прав островитян-йипов, условия существования которых, с точки зрения партийных активистов, были недопустимы и бросали тень на коллективную репутацию обитателей планеты. По их мнению, для решения этой проблемы необходимо было разрешить йипам селиться на побережье Дьюкаса. Другая фракция, так называемые «консервационисты», признавала наличие проблемы, но предлагала решение, не нарушавшее положения Хартии, а именно переселение всей популяции йипов на другую планету. «Несбыточные фантазии!» – отвечали «жмоты» (члены партии ЖМО) и принимались критиковать Хартию в еще более категорических выражениях. Они заявляли, что соблюдение древней Хартии как таковое – пережиток прошлого, противоречащий принципам гуманизма и «прогрессивного» мышления. По их словам, Хартия отчаянно нуждалась в пересмотре и внесении поправок – хотя бы потому, что это позволило бы облегчить участь йипов.

Возражая, консервационисты настаивали на непреложности Хартии и устоев Заповедника. Прибегая к самым язвительным оборотам речи, они обвиняли «жмотов» в лицемерном служении своекорыстным целям под видом правозащитной деятельности – «жмоты» стремятся поселить йипов на побережье Мармионовой земли, говорили они, чтобы создать прецедент, позволяющий нескольким «особо заслуженным» натуралистам (то есть, фактически, самым радикальным краснобаям-активистам ЖМО) застолбить поместья в районах Дьюкаса с приятным климатом и чудесными видами, где они катались бы как сыр в масле подобно древним лордам, нанимая йипов в качестве прислуги и сельскохозяйственных работников. Подобные обвинения вызывали у «жмотов» бешеные приступы ярости, в глазах циничных консервационистов лишь подтверждавшие справедливость их подозрений и существование тайных амбиций в стане их противников.

На станции Араминта «прогрессивную» идеологию не принимали всерьез. Местные жители сознавали реальность и злободневность проблемы йипов, но предложенное «жмотами» решение приходилось отвергнуть, так как любые официальные уступки стали бы юридически необратимым признанием присутствия йипов на Кадуоле, тогда как все усилия требовалось прилагать в противоположном направлении, подготавливая перемещение всей популяции йипов на другую планету, где их присутствие стало бы полезным и желательным.

Убеждение в справедливости такого подхода укрепилось, когда Юстес Чилке, управляющий аэропортом станции, обнаружил, что йипы давно и систематически расхищали склады аэропорта. Их привлекали главным образом запасные части автолетов станции, из которых со временем можно было собрать целые автолеты в Йиптоне. Кроме того, йипы крали инструменты, оружие, боеприпасы и аккумуляторы энергии – по-видимому, при попустительстве и содействии Намура ко-Клаттока, занимавшего в управлении Заповедника должность заведующего трудоустройством временных работников, каковое обстоятельство привело к кулачному бою Намура и Чилке. В ходе этой легендарной битвы Намур, урожденный Клатток, дрался с характерной для Клаттоков безрассудной отвагой, тогда как Чилке методично применял навыки, усвоенные на задворках сомнительных заведений многих планет. Стратегия Чилке заключалась по существу в том, чтобы прижимать противника к стене и молотить его до тех пор, пока тот не упадет – что, в конечном счете, и случилось с Намуром.

Чилке родился в окрестностях города Айдола, в просторах Большой Прерии на Древней Земле. В детстве на Юстеса произвел сильное впечатление его дед, Флойд Суэйнер, коллекционировавший чучела животных, антикварные статуэтки и перламутровые безделушки, редкие книги и вообще все, что привлекало его внимание. Флойд Суэйнер подарил подраставшему внуку чудесный «Атлас миров», содержавший карты населенных людьми планет Ойкумены, в том числе Кадуола. «Атлас» возбудил в Юстесе такое желание увидеть своими глазами далекие планеты, что со временем он превратился в космического бродягу и мастера на все руки.

На станцию Араминта его привела окольная, но не случайная дорога. В один прекрасный день Чилке поведал молодому приятелю, Глоуэну, об обстоятельствах своего появления на станции: когда Юстес работал гидом экскурсионного автобуса в Семигородье на планете Джона Престона, с ним повстречалась пышнотелая бледнолицая дама в высокой черной шляпе, четыре дня подряд участвовавшая в его утренних автобусных экскурсиях. В конце концов дама завязала с ним разговор, с похвалой отзываясь о его дружелюбных манерах.

«Никакого особенного дружелюбия я не проявлял, просто профессия обязывала меня вести себя предупредительно», – скромно пояснил Чилке.

Дама представилась как «мадам Зигони», пояснив, что она – вдова родом с Розалии, планеты в глубине Призмы Пегаса. Побеседовав несколько минут, она предложила Юстесу перекусить где-нибудь неподалеку. Чилке не нашел оснований отказаться.

Мадам Зигони выбрала приличный ресторан, где подали превосходный ленч. За едой она попросила Чилке рассказать о его детстве в Большой Прерии и вообще поделиться сведениями о его семье и происхождении. Мало-помалу речь зашла о других вещах, разговор затянулся. Будто движимая внезапным порывом, мадам Зигони призналась Чилке, что не раз замечала за собой способность предчувствовать события, и что не придавать значения предупреждениям внутреннего голоса означало бы, с ее стороны, подвергать большому риску себя и свое состояние. «Вы, наверное, спрашиваете себя: почему я проявляю к вам такой интерес? – продолжала мадам Зигони. – Все очень просто. У меня есть ранчо, и я хотела бы назначить нового управляющего. Внутренний голос настойчиво подсказывает мне, что вы – именно тот человек, который мне нужен».

«Очень любопытно! – отозвался на ее откровение Чилке. – Надеюсь, внутренний голос не забыл напомнить вам о необходимости платить хорошее жалованье и предложить достаточные средства авансом?»

«Жалованье будет выплачиваться согласно действующим правилам по мере предоставления требуемых услуг».

Неопределенность ответа заставила Чилке нахмуриться. Мадам Зигони, женщина крупная, довольно безвкусно одетая, с маленькими узкими глазками, поблескивавшими на широкоскулом лице цвета сухой замазки, нисколько его не привлекала.

В конце концов обещания и настойчивость мадам Зигони преодолели сомнения Чилке, и он вступил в должность заведующего ранчо «Тенистая долина» на планете Розалия.

В обязанности Чилке входило повседневное руководство многочисленным персоналом ранчо, состоявшим почти исключительно из йипов, выполнявших сельскохозяйственные работы в счет задолженности за космический полет. Йипов привозил на Розалию подрядчик по найму рабочей силы; подрядчиком этим был Намур. Озадаченность Чилке обстоятельствами своего трудоустройства стала граничить с тревогой, когда мадам Зигони заявила о намерении выйти за него замуж. Чилке отказался от такой чести, в связи с чем разгневанная мадам Зигони уволила его, не позаботившись заплатить ему за услуги.

Намур нашел Чилке в поселке Ветляник на берегу Большой Грязной реки и предложил ему место управляющего аэропортом на станции Араминта. Оказавшись на Кадуоле, Чилке узнал, что предложение Намура далеко выходило за рамки его полномочий; тем не менее, Чилке сумел получить обещанную должность самостоятельно, продемонстрировав управлению Заповедника достаточную квалификацию. Бессвязный характер романтических отношений с мадам Зигони, внезапно потерявшей к нему всякий интерес, и необъяснимо своевременное содействие Намура оставались тайной, над разгадкой которой Чилке тщетно ломал голову. Тем временем, другие загадки нуждались в срочном разъяснении. Сколько автолетов удалось собрать заговорщикам, кто бы они ни были, из компонентов, похищенных йипами? Сколько автолетов им удалось приобрести иными способами? И где были спрятаны эти автолеты, если таковые существовали?

Начальник отдела расследований и охраны (отдела B) Бодвин Вук – лысый, смуглый и тощий коротышка, хлопотливый и проницательный, как вынюхивающий добычу хорек – был известен склонностью к желчным замечаниям и безразличием к условностям, диктовавшимся новомодными представлениями. Обнаружение краж, совершенных йипами, побудило его к незамедлительным действиям. В ходе полицейской облавы в Йиптоне были уничтожены два автолета и сборочно-ремонтный цех.

За первым зловещим открытием последовало второе: оказалось, что йипы, работавшие по найму на станции Араминта, вооружились до зубов, по-видимому намереваясь учинить массовое убийство служащих управления Заповедника.

Выдачу временных видов на жительство тут же отменили, а йипов выслали обратно на остров Лютвен. Намура вызвали на допрос, но он лишь пожимал плечами и отрицал какое-либо участие во всей этой истории. Никто не мог доказать обратное; кроме того, большинство обитателей станции Араминта неспособны были даже представить себе, что Намур, всеобщий друг и собутыльник, мог быть замешан в столь отвратительном заговоре. Со временем подозрения, никогда не исчезнувшие полностью, потеряли остроту. Намур продолжал выполнять повседневные обязанности, не обращая внимания на пересуды за спиной.

Намура невозможно отнести к какой-либо типичной категории людей. Сильный и хорошо сложенный, он отличался врожденной грацией и классически правильными чертами лица. Он умел шикарно одеваться и, казалось, был осведомлен обо всем, о чем стоило знать. Намур вел себя с располагающей к нему решительной простотой и сдержанностью, позволявшими догадываться о существовании страстной, но дисциплинированной натуры. Благодаря этим свойствам многие дамы находили его обезоруживающе привлекательным; действительно, в связи с Намуром упоминали целый ряд местных представительниц прекрасного пола, в том числе сестер Спанчетту и Симонетту, которых Намур, судя по всему, обслуживал параллельно в течение многих лет, к удовлетворению обеих.

Не все восхищались Намуром – особенно в отделе B. Критики считали его безжалостным оппортунистом. В конечном счете справедливость этой точки зрения подтвердилась, но прежде, чем Намуру успели предъявить обвинения в фактических преступлениях, он втихомолку покинул станцию Араминта – к бесконечному сожалению Бодвина Вука.

VI. Йипы и Йиптон

Типичного йипа ни в коем случае нельзя назвать уродливым или невзрачным. Напротив, с первого взгляда йип производит впечатление человека красивого и статного, с большими, яркими золотисто-карими глазами, волосами и кожей того же золотистого оттенка, безукоризненными чертами лица и атлетическим телосложением. Девушки племени йипов знамениты по всей Пряди Мирцеи миловидностью, послушным и мягким нравом, а также абсолютным целомудрием в отсутствие надлежащей платы.

По причинам, не вполне поддающимся определению, совокупление йипов с большинством обитателей планет Ойкумены не приводило к появлению потомства. Некоторые биологи предполагали, что йипы мутировали настолько, что образовали новый вид человека; другие объясняли сложившуюся ситуацию составом диеты йипов, включавшей моллюсков, водившихся в илистых донных отложениях под Йиптоном. Они указывали на тот факт, что йипы, отрабатывавшие задолженность на других планетах, по прошествии некоторого времени приобретали нормальную способность к скрещиванию с людьми другого происхождения.

Йиптон давно превратился в своего рода аттракцион для туристов. Паромы, отчаливавшие от пристани станции Араминта, перевозили туристов в Йиптон, где они останавливались в пятиэтажном отеле «Аркадия», беспорядочно построенном исключительно из бамбуковых шестов и крытом пальмовыми листьями. На террасе отеля местные девушки подавали приезжим джин с сахаром и мускатными орехами, расслабляющие вечерние настойки и пальмовое вино, замутненное кокосовым молоком. Все эти напитки производились винокурнями и пивоварнями непосредственно в Йиптоне из ингредиентов, о происхождении которых никто не затруднялся расспрашивать. Туристические группы совершали экскурсии по шумным и зловонным, но неизъяснимо чарующим каналам Йиптона, посещая достойные внимания достопримечательности, такие, как Кальоро, женские бани и базар ремесленников. Прочие услуги, самого интимного свойства, охотно предлагались персоналом женского и мужского пола в «Кошачьем дворце», куда можно было пройти за пять минут из отеля «Аркадия» по лабиринту скрипучих бамбуковых переходов. Посетителей «Кошачьего дворца» обслуживали обходительно, даже угодливо, хотя предлагаемым удовольствиям не хватало непосредственности, и во всем чувствовалась осторожная методичность с примесью рассеянного безразличия. В Йиптоне ничто и никогда не делалось бесплатно. Здесь даже стоимость зубочистки, взятой с прилавка после обеда, не забывали включить в счет постояльца.

Помимо прибылей, извлекаемых за счет туризма, умфо, правитель йипов по имени Титус Помпо, получал долю дохода йипов, отрабатывавших долги на других планетах. В организации этого предприятия – и других предприятий гораздо более сомнительного характера – Титусу Помпо оказывал содействие Намур ко-Клатток.

VII. Строма

В первые годы после учреждения станции Араминта члены Общества натуралистов, нередко посещавшие Кадуол, останавливались в Прибрежной усадьбе, ожидая гостеприимства, как чего-то само собой разумеющегося. Порой Консерватору приходилось одновременно принимать две дюжины гостей, причем некоторые постояльцы продлевали свое пребывание в усадьбе на неопределенный срок, продолжая заниматься исследованиями или просто наслаждаясь новизной Кадуола и его природы.

В конце концов очередной Консерватор восстал и настоял на том, чтобы приезжие натуралисты селились в палаточном городке на берегу моря и сами готовили себе еду в котелках, разводя костры. На ежегодном конклаве Общества натуралистов на Земле было предложено несколько возможных решений возникшей проблемы, большинство из которых столкнулось с сопротивлением консервационистов, жаловавшихся на то, что Хартия мало-помалу теряла всякий смысл, будучи переполнена исключениями и оговорками, противоречащими ее основным положениям. Их оппоненты отвечали: «Все это очень хорошо. Но почему мы должны ютиться в грязных походных палатках, посещая Кадуол с тем, чтобы проводить запланированные исследования? Мы – не менее полноправные члены Общества, чем Консерватор и его подчиненные!»

После длительных споров и обсуждений Общество утвердило хитроумный план, подготовленный одним из самых радикальных консервационистов. Было решено учредить на Кадуоле второй анклав, гораздо меньше станции Араминта – но с тем условием, что он будет находиться там, где человеческое поселение никоим образом не повлияет на окружающую среду. В качестве места для поселения выбрали крутой, почти отвесный склон над фьордом Строма, вклинившимся в берега Троя – участок, смехотворно неподходящий для какого-либо строительства. Судя по всему, многие влиятельные участники конклава таким образом надеялись воспрепятствовать осуществлению нового проекта.

Вызов, однако, был принят, и на Кадуоле возникла Строма – причудливое скопление опирающихся на уступы скал черных и темно-коричневых домов, узких и высоких, с белыми, голубыми и красными дверными и оконными рамами. С другой стороны фьорда Строма выглядела как колония угловатых двустворчатых моллюсков, мертвой хваткой вцепившихся в содрогающийся от ударов прибоя утес.

Многие члены Общества натуралистов, побывавшие в Строме, находили условия жизни в этой колонии достаточно привлекательными и, под предлогом проведения долгосрочных исследований, сформировали ядро постоянного населения поселка, численность которого иногда достигала тысячи двухсот человек.

На Земле Общество натуралистов пало жертвой слабохарактерности руководства, казнокрадства со стороны очередного секретаря Общества, оказавшегося жуликом, и общей неспособности этой организации найти себе полезное применение. Заключительный конклав постановил, что все записи и документы Общества надлежит хранить в Центральном библиотечном архиве, и председатель в последний раз ударил в гонг, оповещая натуралистов о роспуске собрания.

На Кадуоле жители Стромы никак не отметили это событие, хотя с тех пор их доходы ограничивались прибылью от частных инопланетных капиталовложений. Хартия, как всегда, оставалась основным законом Кадуола, и работы на станции Араминта продолжались своим чередом.

VIII. Достойные внимания обитатели станции Араминта, Стромы и других мест

В пансионе Клаттоков сестры Спанчетта и Симонетта Клатток во многом походили одна на другую, хотя Спанчетта была практична и основательна, тогда как Симонетта – или «Смонни», как ее обычно называли – отличалась игривостью воображения и непоседливостью. Со временем обе сестры превратились в крупных, полногрудых молодых женщин с буйными копнами кудрявых волос и маленькими блестящими глазами, полузакрытыми тяжелыми веками. Обе вели себя вспыльчиво, высокомерно, повелительно и тщеславно; обе не стесняли себя условностями и проявляли необузданную энергию. В юности сестры Спанни и Смонни были одержимы страстным влечением к Шарду Клаттоку, коего они бесстыдно пытались соблазнить, женить на себе или подчинить каким-либо иным образом. Увы, их поползновения оказались тщетными: Шард Клатток находил обеих сестер одинаково неприятными, если не отвратительными особами, и уклонялся от их назойливых заигрываний со всей возможной вежливостью, а в нескольких отчаянных ситуациях, когда вежливость могла быть неправильно истолкована, недвусмысленно и прямолинейно.

Шарда откомандировали проходить курс подготовки офицеров МСБР[3 - МСБР (Межпланетная служба безопасности и расследований) – организация, нередко называемая важнейшим учреждением Ойкумены. Отдел B управления Заповедника на станции Араминта числился подразделением МСБР, а получившие достаточную квалификацию агенты отдела B становились, в принципе и на практике, агентами МСБР.] в Сарсенополисе на девятой планете системы Аль-Фекки. Там он встретился с Марьей Атэне – грациозной, очаровательной, умной и полной достоинства темноволосой девушкой. Они влюбились в друг друга, поженились в Сарсенополисе и в свое время вернулись на станцию Араминта.

Разбитые сердца Спанчетты и Смонни наполнились желчной яростью. С их точки зрения поступок Шарда знаменовал собой не только окончательный отказ, но и нечто гораздо более возмутительное – вызов, пренебрежение, непокорность! Им удалось рационализировать свое бешенство, когда Смонни, провалившую выпускные экзамены в лицее и в тем самым потерявшую статус полноправной служащей управления, выселили из пансиона Клаттоков примерно в то же время, когда в него вселилась Марья; вину за эту трагедию было легко возложить на Марью и Шарда.

Обиженная на весь мир, Смонни покинула станцию Араминта. Некоторое время она блуждала из одного конца Ойкумены в другой, затевая и бросая различные предприятия. Со временем она вышла замуж за богача Титуса Зигони, владельца ранчо «Тенистая долина» – пятидесяти семи тысяч квадратных километров плодородной земли на планете Розалия – а также космической яхты «Мотыжник».

На ранчо не хватало рабочих рук, и Титус Зигони, по рекомендации Смонни, стал использовать бригады йипов, подписывавших долговые обязательства в обмен на перевозку и поселение на Розалии. Йипов поставлял на Розалию не кто иной, как Намур, делившийся прибылью с умфо Йиптона Калиактусом.

По приглашению Намура дряхлый Калиактус посетил ранчо «Тенистая долина» на Розалии, где был умерщвлен Симонеттой или Намуром – не исключено, что Симонеттой и Намуром сообща. Титуса Зигони, безобидного, ничем не примечательного человека, посадили на престол умфо, но фактически безграничную власть над йипами приобрела стоявшая за его спиной Смонни.

Прошедшие годы нисколько не притупили ненависть Симонетты к станции Араминта в целом и к Шарду Клаттоку в частности. Во сне и наяву она мечтала учинить какую-нибудь катастрофу, гибельную для управления Заповедника и отвергнувшего ее авансы наглеца.

Тем временем Намур с завидным хладнокровием, достойным лучшего применения, вернулся к исполнению роли любовника обеих сестер одновременно.

Примерно тогда же у Шарда и Марьи родился сын, Глоуэн. Когда Глоуэну исполнилось два года, Марья поехала кататься на лодке и утонула в самых подозрительных обстоятельствах. Очевидцами несчастного случая были два йипа, Селиус и Кеттерлайн. Оба заявили, что не умеют плавать, а посему неспособны были чем-либо помочь утопающей; в любом случае, по их словам, спасение утопающих не входило в их обязанности. С тех пор Шард перестал радоваться жизни. Селиуса и Кеттерлайна допрашивали с пристрастием, но оба свидетеля не понимали, по-видимому, чего от них хотят, и впадали в тупое бессловесное оцепенение. В конечном счете Шард с отвращением отправил их восвояси, в Йиптон.

Глоуэн мало-помалу возмужал и достиг совершеннолетия в возрасте двадцати одного года. Подобно Шарду, он связал свою судьбу с отделом расследований. Глоуэн пошел по стопам отца и в других отношениях. И Шард, и Глоуэн, сухопарые и жилистые, узкие в бедрах и широкие в плечах, проявляли скорее быстроту реакции, нежели тяжелоатлетические способности. Так же, как у отца, у Глоуэна было худощавое лицо со слегка впалыми щеками, производившее впечатление мрачноватой жесткости; он коротко стриг густые темные волосы, а кожа его, хотя и загоревшая, еще не успела задубеть от солнца и ветра, как у Шарда. Оба двигались сдержанно и с первого взгляда производили впечатление людей, настроенных язвительно и скептически, хотя вовсе не были такими черствыми циниками, как могло показаться. На самом деле, когда Глоуэн вспоминал об отце, он представлял себе человека доброго, терпимого, безупречно храброго и неспособного лгать. Со своей стороны Шард, размышляя о сыне, не мог не чувствовать прилив гордости и нежности.

Из Стромы в Прибрежную усадьбу переселился нынешний консерватор, Эгон Тамм, с супругой Корой, сыном Майло и дочерью Уэйнесс. На станции дюжина молодых людей, в том числе Глоуэн Клатток, не замедлили влюбиться в Уэйнесс – тонкую темноволосую девушку с умным мечтательным лицом.

За ней уже и прежде ухаживал Джулиан Бохост, серьезный и весьма красноречивый активист партии ЖМО, также из Стромы. Его изящные манеры и звучный голос производили благоприятное впечатление на супругу консерватора, леди Кору. Она и многие ее знакомые не сомневались, что Джулиан станет влиятельным политическим деятелем. Кора Тамм обнадеживала Джулиана, в связи с чем Джулиан считал себя помолвленным с Уэйнесс, хотя сама Уэйнесс терпеливо объясняла, что у нее были другие намерения. Джулиан лишь улыбался, отказываясь выслушивать возражения, и продолжал строить планы на будущее так, как если бы его женитьба на Уэйнесс была делом решенным.

Тетка Джулиана, Клайти Вержанс, занимала выборную должность смотрительницы Заповедника в Строме и завоевала репутацию предводительницы «жмотов». Женщина крупная, напористая и целеустремленная, Клайти Вержанс пребывала в убеждении, что очевидная справедливость принципов ЖМО преодолеет все препятствия и победит, несмотря на козни оппозиции, опирающейся на «заумное блеянье древних крючкотворов». «Хартия давно отжила свой век! Пора избавиться от этой белиберды и переписать законы с учетом современных представлений!» – заявляла смотрительница.

До сих пор активистам ЖМО не удалось провести ни одну из своих реформ, так как Хартия продолжала оставаться основным законом Кадуола, и «жмотам» не позволяли нарушать закон.

На очередном совещании партии ЖМО был предложен и утвержден хитроумный тактический ход. Рядом с заповедной дачей «Под Бредовой горой» мигрирующие орды банджей регулярно устраивали кровопролитные битвы, и «жмоты» решили положить им конец – независимо от того, будет ли нарушено таким образом экологическое равновесие. По мнению теоретиков ЖМО, никакой человек в здравом уме не мог не поддержать такое гуманное вмешательство, даже если оно представляло собой потрясение основ Заповедника.