Заговоренная

– Все нормально.

– Ты уверенна? Мотря тебе что-то сказала?

– Да. Сказала, что все будет хорошо, – ответила я. Мне почему-то совершенно не хотелось посвящать бабушку в то, что Мотря сказала мне сделать. Она могла не одобрить этого. И стала бы меня отговаривать, а я и так сомневалась.

– Ну и славно. – Бабушка облегченно вздохнула. – Если Мотря сказала, что все будет хорошо, значит, так оно и будет.

– Ба, – начала я неуверенно. – Может, нужно было все-таки ей что-то дать? Мне было так неудобно.

– Настя, ты что? Мотря моя троюродная сестра, а значит в какой-то степени твоя бабушка тоже. Так что, она бы и сама у тебя ничего не взяла. Не переживай об этом понапрасну.

– Хорошо, не буду. Только не понимаю…

Я замолчала.

– Что именно?

– Почему она делает такое людям, а сама… Да и ее семья… Я видела ее внука, он был на Жигули. Если она способна на такие вещи, то почему не поможет своей семье?

– Настя, у всех людей разные потребности. У них есть все, что им нужно. Когда-нибудь ты это поймешь.

Я не понимала, да и не хотела. Меня целиком и полностью устраивало мое восприятие мира. А в нем я была центров всего, и значит все вокруг должно быть для меня и ради меня.

Я попрощалась с бабушкой, и положила трубку телефона. Ощущение растерянности и не собранности не прошло, а, наоборот, с ее звонком еще больше усугубилось. Раньше со мной такого не было. Я всегда знала, чего именно хочу от жизни, и никогда не сомневалась в своих действиях. У меня были грандиозные планы. Начиная от хорошей квартиры в центре, и заканчивая кругосветным путешествием. Мне по-прежнему хотелось иметь в жизни все самое лучшее, только теперь я понимала, как это много. Теперь я знала, что так просто, как это удавалось мне в детстве, этого не получить. А мне хотелось все. Мне хотелось увидеть мир. Мне хотелось ходить в дорогие рестораны, одеваться в хороших магазинах, и выглядеть не хуже, чем та Мегера из КиевГрадСтроя. Я еще пока не имела ничего этого, а уже не представляла себе другой жизни. Если бы мне точно стало известно, что ничего этого я не получу, что мне предназначен совершено другой жизненный путь, то просто напросто потеряла бы интерес к жизни. Я не готова жить иначе. Не хочу, и не буду.

Время тянулось как резина, и мне срочно нужно было чем-то заняться. Я, наконец-то, сняла с себя курточку и ботинки и, чтобы скоротать время, стала убираться в квартире. В принципе, я просто ходила из одного угла в угол, перебирая какие-то вещи, которые и так были аккуратно сложены, и мне по-прежнему было не по себе. Я подошла к магнитофону, и включила его как можно громче. Иванушки затянули свои «Тучи». Мои ноги сами потянулись в пляс. Я стала танцевать и кружиться по комнате, подпевая под кассету. Если бы меня кто-то увидел в этот момент, то подумал бы, что я сумасшедшая. Возможно, так и было. Возможно, в этот момент я и была немного сумасшедшая.

Песня закончилась, и я упала на диван. Голова кружилась. Как бы я не старалась заглушить звуки, которые из нее доносились, у меня ничего не получалось. Это была моя совесть. Она уже сутки пыталась ко мне достучаться, устроив в моей голове настоящий хаос. Мне стало немного страшно. Если я сейчас не могу найти себе место, то, что будет потом? Что меня ждет дальше?

– Бред! – выкрикнула я, пытаясь перекричать музыку. – Это мое место! Это я прошла собеседование, и это Катьку сейчас должна мучить совесть!

Я взяла подушку и накрыла ней голову. Никогда не думала, что мне будет так тяжело принять такое, казалось бы, простое решение. Но, главное, что я ни на секунду не сомневалась в том, что я все равно это сделаю. Я сделаю то, что сказала мне баба Мотря. А с Катькой все будет в порядке… Так почему же я себя так мучаю? Почему, моя совесть не перестает меня мучить? Почему, она просто не смириться с этим?

Наверное, потому, что мне самой до конца не верилось во все то, что я собиралась сделать. Мне все и всегда в жизни давалось легко. И при этом, практически не приходилось прилагать особых усилий. В школе я училась лучше всех, одевалась лучше всех. Все было просто. Но когда я поступила в университет, я поняла, что до действительно хорошей жизни мне еще очень далеко. Да, я по-прежнему была лучшей студенткой. И если меня сравнивать с Катькой или с ее подобными, то и во всем остальном у меня тоже все было довольно неплохо. Хорошие вещи. Своя квартира. Но, если посмотреть на Наташку Павленко, то я никто. Она приезжает в университет на своей новенькой Маздочке. Минимум два раза в год отдыхает за границей. И что, что у нее не самые лучшие оценки, они все равно не плохие, потому что ее папа «подмазал» где надо. А после университета ее ждет работа, которая даже намного круче той, которую я хочу получить.

Я не привыкла довольствоваться малым. Я по-прежнему хочу все самое лучшее, как когда-то в школе. И я все для этого сделаю.

Глава 8

Окна в квартире были завешены покрывалом и плотно зашторены так, чтобы свет с улицы совершенно не мог попасть в комнату. Я стояла на коленях перед мерцающей свечкой, и сматывала Катькиными волосами кусочек бумажки, на котором было написано ее имя. Заклинание, которое мне нашептала баба Мотря, глухим эхо разносилось по всей квартире. Я повторяла его снова и снова. И вот уже баба Мотря шептала его вместе со мной. Десятки ее теней кружили вокруг меня и свечки. Я замолчала, но заклинание все равно продолжало звучать, из каждого уголочка моей комнаты. Страшно. Но я собралась, дрожащей рукой поднесла листик бумаги к свече и подожгла его. Он вспыхнул в моих руках ярким факелом, и через секунду погас, вместе со свечкой. Я провалилась во тьму…

Меня разбудил телефон. Я сквозь сон услышала, как он назойливо пищит, но никак не могла открыть глаза. Голова раскалывалась. У меня было такое ощущение, что я не спала всю ночь, и только под утро уснула. Телефон замолк, и я с облегчением вздохнула. Понемногу до меня стало доходить то, что произошло сегодня ночью. Неужели это был сон?

Я резко поднялась и повернула голову вправо. В нескольких метрах от кровати стоял стул. На нем стояла миска, в которой лежали остатки огарков. Значит это, все-таки был не сон. Я сделала все так, как научила баба Мотря. Теперь оставалось просто ждать.

Окна по-прежнему были плотно зашторены, и поэтому в комнате царил полумрак. Я поднялась с кровати, чтобы открыть их. Снова зазвонил телефон.

– Кто это может звонить так рано? – нотки тревоги посетили мою душу. – Может, уже подействовало?

Я подбежала к телефону и подняла трубку.

– Алло, Настя?

– Папа?

– Настенька, случилось горе, – я услышала, как его голос дрожит. Было понятно, что он плакал. – Бабушка умерла…

Телефон выпал из моих рук. Мое сердце вдруг перестало стучать. Его как будто кто-то зажал в тески с такой силой, что глухая боль разнеслась по всему телу, в каждую его клеточку. Я упала на колени, и слезы градом хлынули из моих глаз. Я не плакала. Я выла.

Не знаю, сколько я так просидела. Может десять минут, а может и час. Я перестала ощущать время, и только когда мне просто больше не было чем плакать, я снова подняла трубку. Папа по-прежнему был на проводе.

– Папа…, – прошептала я, всхлипывая.

– Настя, держись дочка.

– Папа, как мама?

– Плохо, – неуверенно ответил он.

– Я еду.

Я быстро собрала свои волосы в конский хвост, первой попавшейся резинкой. На голые ноги натащила синие джинсы, а наверх черную водолазку. Когда я взяла ее в руки, с моих глаз снова полились слезы. Я не могла поверить в то, что это произошло на самом деле. Мне казалось, что это какая-то огромная ошибка. Что моя бабушка жива. Может быть, она заболела. Может даже упала в кому, но она жива…

Я стояла возле подъезда, переминаясь с ноги на ногу. Такси все не было. В моей голове была только одна мысль, которая затмевала все остальные: «бабушки больше нет». Я часто сглатывала слюну, потому что большой ком стоял у меня посреди горла, не давая нормально дышать. Сдерживать слезы было все труднее. Перед заплывшими глазами стоял туман.

Машина наконец-то подъехала. Я залезла на заднее сиденье и дрожащим голосом повторила адрес, который перед этим назвала оператору. Только бы водитель не приставал с расспросами. Не хотелось плакать перед совершенно незнакомым человеком. Я тихо забилась в угол, чтобы не привлекать к себе внимание, и практически уткнувшись носом в стекло автомобиля, снова заплакала. Я больше не могла контролировать этот поток. Время от времени слезы пересыхали, было ощущение, что мне уже просто нечем плакать, но стоило вспомнить какую-то мелочь, связанную с бабушкой, и слезы с новой силой омывали мое лицо.

Слава Богу, водитель попался не разговорчивый, и мы так и ехали до самой Калиновки, не проронив друг другу ни слова. Мне показалось, что мы доехали за пять минут. Вот только машина выехала за черту города, и вот, мы уже в поселке. Возможно, мне просто хотелось оттянуть это время, когда тяжелая правда бесповоротно упадет на мои плечи. Когда пути назад не будет, и мне нужно будет осознать, что ее больше нет…

Я рассчиталась с водителем, и еще несколько секунд оставалась сидеть неподвижно на месте. Ноги и руки дрожали, и мне не хватало воздуха. Как это сделать? Как пойти туда, где ее больше нет? Таксист повернулся, и посмотрел на меня вопросительным взглядом. Молча. Это был сигнал, что пора выходить. В машине больше оставаться нельзя было. Я открыла дверцу, и неуверенно ступила на землю. Мне казалось, что подомной не твердый асфальт, а качающийся из стороны в сторону мостик.

С трудом, переставляя ноги, которые вдруг стали такими тяжелыми, как будто к ним привязали гири, я, пошатываясь, вошла во двор. У нас никогда еще дома не было так много чужих людей как сейчас. Они сновались по двору из стороны в сторону, кто с кастрюлями, кто с тарелками. На меня никто не обращал внимание. Мне вдруг стало так обидно. Как они могут сейчас думать о чем-то другом, кроме того, что бабушки Нюси больше нет? Что за бредовые обычаи! Человек умер, и все вдруг начинают готовить. Как можно что-то есть в такой день? Слезы снова покатились из глаз.

– Настя…

Из дома вышел похудевший и осунувшийся мужчина, в котором я с трудом узнавала своего отца. Как может человек так измениться за одну ночь?

– Держись, девочка, – прошептал он, обминая меня. Я больше не плакала беззвучно, я ревела и всхлипывала. – Нам всем нужно сейчас держаться…

– Где мама? – выдавила я из себя сквозь слезы.

– Она в доме. Возле бабушки.

Эти слова холодным лезвием с новой силой врезались в мое сердце. Я понимала, что мне нужно было идти к ней. Но я не могла. Я вырвалась из папиных объятий, и побежала в свою комнату. Заперев двери на замок, я упала на пол возле кровати, и завыла с новой силой. Я не ощущала времени. Не понимала, что происходит вокруг меня. День сейчас или уже вечер. Мои мысли вернулись в недалекое прошлое, туда, где моя бабушка была еще жива, а мое тело продолжало содрогаться в конвульсиях, издавая звуки, которые мало напоминали плач.

Бабушка всю жизнь была для меня лучшим другом. Она не просто вырастила и воспитала меня, она научила меня всему, что я умею. Благодаря ей, я смогла в восемнадцать лет покинуть отчий дом, и начать самостоятельную жизнь, потому что была полностью готова к ней. Она вырастила меня ответственной и целеустремленной. Оставшись без контроля взрослых, я не стала прогуливать пары и проводить ночи напролет в ночных клубах. Я усердно училась, летом подрабатывала консультантом, и не из-за того, что мне не хватало родительских денег, а просто потому, что чувствовала себя взрослой и самостоятельной. Бабушка с детства внушила мне, что, не смотря на то, что мне дается все легко, не стоит расслабляться ни на миг. Нужно работать, иначе в один прекрасный день, можно все потерять.

Как бы печально это не звучало, но бабушка всегда была намного ближе мне, чем мама. Я могла рассказать ей все на свете, не боясь, критики и непонимания. Мама, в отличие от бабушки, была намного сдержаннее и строже. Бабушка рассказывала мне, что она не всегда была такой. Раньше мама была веселой хохотушкой. Все изменилось после того, как она меня родила. Резкие смены в ее здоровье, значительно отразились и на ее психике. Я ни в коем случае не осуждаю ее за это. Не смотря ни на что, она все равно оставалась для меня самой лучшей мамой в мире.