Летний ресторанчик на берегу

В доме, конечно же, было пусто, братья разошлись по разным концам фермы.

Флора включила Интернет – здесь он загружался со скоростью ленивой улитки, – просто для того, чтобы взбодриться, послушав на «Кэпитал ФМ» новости о лондонском транспорте. Метро снова встало. Туннель Блэкуолл был закрыт. Мысль о том, что не всем удается хорошо проводить время, утешала.

– И будьте осторожны, к четырем часам температура может побить рекорд и достигнуть двадцати девяти градусов, так что лучше посидеть дома, ребята! – бодро сообщил диджей, и Флора закатила глаза.

Она осмотрела кухню. Кастрюли и сковородки, которые она так неудачно использовала накануне, все так же лежали в раковине, и к ним добавилась кастрюлька из-под овсянки, древняя коричневая с оранжевым штуковина – ею всегда пользовались именно для этой цели: чтобы сварить утреннюю кашу. Флора смутно помнила, что ее мать долго собирала нечто – ярлыки? наклейки? – для того, чтобы приобрести комплект кастрюль разного объема. Но от всего комплекта осталась только эта. Да и у нее уже едва держались ручки.

Флора проследила за солнечным лучом, что танцевал в грязных кухонных окнах. Здесь вообще все было ужасно грязным. Нельзя было на самом деле винить в этом братьев – они много работали, – но кухня, конечно, не стала бы чище сама собой. И было что-то в этом беспорядке и в этой грязи, что не позволяло расслабиться. Флора не была помешана на чистоте, ни в коем случае, но обстановка в кухне удручала и вряд ли шла на пользу семье. К тому же тут легко можно было подхватить дизентерию или амебный гепатит.

Нет. Так дело не пойдет.

Флора с треском открыла древнюю посудомоечную машину и опустошила грязный фильтр. Помыв сначала камеру машины, которая, похоже, никогда не использовалась, Флора принялась заталкивать в нее все, что подворачивалось ей под руку. Она не стала экономить на моющих и чистящих средствах, которые купила в супермаркете вместе с ингредиентами для пирога. Снова и снова наполняла она горячей водой раковину, заставляя шумный старый бойлер регулярно включаться. Флора перемыла не только грязные тарелки, она взялась и за всю старую фаянсовую посуду, отмывая ее и складывая в углу, чтобы отправить потом в единственную на острове благотворительную лавку. Вот только найдутся ли на всем острове тридцать пять человек, которым понадобятся блюдца? И сколько бесплатных кружек от компании по производству удобрений можно использовать разумно?

Потом Флора начала отскребать пыль и грязь с полок, покрытых липкими кругами. Она и сама перемазалась в пыли, когда заползала под буфеты, а потом ведро за ведром выливала в сток темно-серую воду. Флора вынесла груды старых рекламных листков и конвертов, собрала счета и банковские извещения и разделила на стопки, чтобы разобраться в них вместе с отцом. Следует научить его оплачивать банковские счета через Интернет, что заметно облегчит его жизнь. Возможно. Или жизнь Иннеса хотя бы.

Флора выбросила все старые пакеты с остатками лапши и просроченным рисом – оставалось лишь удивляться, что в дом не забрались мыши, – и расставила все по порядку в шкафах и буфетах. Она понятия не имела, что со всем этим делать, но приятно было видеть, что все весьма специфические предметы, вроде банок с кукурузной мукой и нутряным салом, выстроились в ряд.

Работа была утомительной, но результат радовал, и Флора снова и снова наполняла водой ведро. Даже то, что она занималась чем-то полезным, вдохновляло Флору, избавляя от панического липкого страха, который она испытывала с тех пор, как узнала, что ей придется вернуться домой.

Она вспоминала Джен, о том, как та под проливным дождем устанавливает палатки для несчастных детей из города. Что ж, Джен была не единственной, способной творить добрые дела, подумала Флора, – но, поймав себя на этой мысли, поняла, что это глупо.

Она на пару часов залила плиту ядовитым химикатом, не забывая о том, что с ним следует обращаться осторожно, чтобы он ни в коем случае не попал в утиный пруд. Но Флора все равно могла поставить чайник. Ей приятно было видеть, как он блестит после того, как она замочила его в средстве от известкового налета. Потом она сто раз прополоскала его под краном, наблюдая за тем, как уплывают белые чешуйки, потом еще прокипятила в нем немного воды.

Затем Флора наполнила старые материнские баночки с надписями «чай», «кофе» и «сахар», но при этом поклялась себе, что как только получит какие-то деньги – кстати, об этом тоже стоило поговорить с отцом: а есть ли в доме вообще деньги? – то первое, что она сделает, так это купит нормальную кофеварку, чтобы не приходилось пить растворимый кофе, от которого она давным-давно отвыкла.

И тут Флора осознала, что размышляет так, словно намерена задержаться здесь куда дольше чем на какую-то неделю.

Но ведь это было не так. Дело сделано. Она уехала – но она снова дома. Она вернулась. Ух… Это смущало.

Протянув вперед руку, чтобы провести пальцем по только что отполированному буфету, Флора наткнулась на книги с рецептами, что стояли там. Она сама во множестве покупала их для матери, хватая все, что рекламировали, и полагая, что если уж мать так много времени проводит на кухне, то вполне может попытаться приготовить разные блюда. Так что здесь были книги Найджелы Лоусон, Джейми Оливера и вообще все, что показалось Флоре интересным и при этом не слишком сложным или причудливым. Ничего с кабачками-спагетти.

Книги посыпались на пол, и Флора уставилась на них. Новехонькие… Абсолютно нетронутые, практически это были единственные чистые, аккуратные предметы во всей кухне. Ее мать – всегда энергично ее благодарившая, – судя по всему, вежливо ставила эти книжки на полку и никогда их не открывала. Даже для того, чтобы просто поинтересоваться.

Флора с легкой улыбкой покачала головой. Нечего было и удивляться тому, что отец говорил: он знает, откуда у Флоры такое упрямство.

Подбирая книги и прикидывая, нельзя ли их продать, Флора увидела между ними какую-то старую тетрадь. Пока она таращилась на нее, закипел чайник. Тетрадь казалась Флоре одновременно и незнакомой – она не могла в точности припомнить, видела ли она ее когда-то, – и в то же время очень знакомой, как собственная ладонь, как человек, которого замечаешь в толпе и лишь потом осознаешь, что знал его всю жизнь.

Флора присела на корточки и осторожно подняла тетрадь.

Она была в темном твердом переплете с красной прошивкой, слегка уже ослабевшей, и с такими же красными закладками внутри. На обложке виднелись жирные пятна. Флора открыла тетрадь, уже догадываясь, что это такое. Что ж, понятно, почему ее матери никогда не были нужны те книги, что покупала Флора.

У нее был собственный сборник рецептов.

Глава 15

Икак только она могла забыть? Но ведь Флора никогда на самом деле и не задумывалась о том, что еда требует такого внимания, ее мать просто готовила, и все, для нее это было так же естественно, как дышать. Обед появлялся на столе ровно в пять, когда все возвращались с полей или из школы, и, конечно, в конце обеда всем доставалось по большому куску яблочного пирога с домашними сливками, которые наливали из старого треснувшего белого кувшина с голубыми коровами по ободку, – кувшин этот благополучно пережил чистку. Пудинги и желе, толстые куски окорока и нежная картошка, и всегда пирог. В детстве Флора помогала матери, сидя рядом с ней и внимательно все впитывая и пробуя. В особенности хорошо ей удавалось облизывание ложки, но она справлялась также и с тем, что растирала в пудру сахар, месила, смешивала. И когда Флора уже подросла и училась, чтобы сдать экзамены, она продолжала работать в ритме движения материнской деревянной ложки и скалки.

И все это по-прежнему лежало здесь.

Флора вдруг от волнения слегка икнула.

Она налила воды в большую старую эмалированную кружку, которую мать постоянно доливала в течение дня, внутри остались темные полоски от чая. Казалось немного странным и даже слишком интимным пить из кружки матери. Флора с любопытством присмотрелась к ней, потом решила продолжить, пусть даже ей стало чуть жутковато. Просто она была немножко суеверной, вот и все. Флора опустила в кружку чайный пакетик и продержала его в кипятке чуть дольше привычного, криво улыбаясь себе под нос. Ее мать любила чай, в котором могла стоять ложка. Потом, взяв кружку, Флора села в материнское кресло – ближайшее к огню, хотя мать редко им пользовалась. Сидеть просто так не было в ее привычках. Такое случалось лишь в ее день рождения, в День матери да еще на Рождество, когда все суетились вокруг нее, уговаривая отдохнуть, пока они сами все сделают.

Флоре захотелось бисквитов, но их не осталось, и вместо того она снова уставилась на тетрадь, на эту маленькую частицу ее матери…

Тетрадь издавала легкий запах, нечто вроде концентрированной сущности кухни: немножко жира, немножко муки и просто запах дома, легший, как патина, за многие годы вместе с отпечатками маленьких липких пальцев, которым не терпелось ткнуться в джем. «Горячо! Еще горячо!» Флора словно услышала отзвук голоса матери, прикрикивавшей на них, когда они старались подобраться к яркой густой жидкости, которую она осенью целыми днями помешивала в огромном котле, а потом наполняла ею банки и отправляла их на деревенскую ярмарку, на шотландский праздник урожая, древний и исчезнувший в других местах.

Флора помешала ложкой чай и открыла тетрадь.

Первым, что она увидела, была надпись неровным почерком ее отца, чернила давно поблекли.

Люблю тебя, Анни. Надеюсь, ты будешь записывать сюда что-нибудь замечательное.

Внизу стояла дата – август семьдесят восьмого, судя по всему, это был день рождения матери.

Флора всмотрелась в надпись. Это была тетрадь для заметок, очень красивая, а вовсе не для кухни. Почему же она превратилась в сборник рецептов? Но что еще могла записывать ее мать? Флора улыбнулась при мысли об отце, у него никогда не было особой фантазии насчет подарков. Но пожалуй, матери и это в нем нравилось.

Флора перевернула страницу. Каждый рецепт сопровождался подробными комментариями. Вот, например, мясной бульон с овощами. Как только Флора увидела этот рецепт, она буквально ощутила насыщенный запах бульона, мать готовила его по воскресеньям, предварительно обжарив мясо, в итоге получался густой, наваристый суп. Флора вспомнила запотевшие окна дома, которые она видела, возвращаясь из школы по понедельникам в темные зимние вечера. А еще теплую комнату, светлую и уютную, где она сидела над домашними заданиями, постоянно жалуясь, что все мальчики думают только о Лорне Маклеод. За стол садились ее братья, мать наливала всем чай, и Флоре тоже, а сама продолжала хлопотать у плиты.

Новая страница – и еще один рецепт супа, на этот раз из бычьих хвостов, но почерк был другим. Флора в изумлении поняла, что это рука ее бабушки Мод – бабушка давно уже умерла, она была такой же северной ведьмой, как и мать Флоры, – рецепт был записан чернильной авторучкой. А над ним мелкими изящными буквами написана какая-то гэльская фраза, которую Флора не сразу сумела понять, ей пришлось принести из гостиной старый словарь, и только тогда она разобрала: «Это было давным-давно… а мне и теперь нравится»