– Думаю, поместье твоего отчима в Бэкингемшире. Но ты там не жила.
– Прошу, Талос. – Темно-синие глаза Ив заблестели. – Я хочу увидеть свой дом.
Он хмурился, глядя в ее умоляющее лицо.
Ив действительно изменилась, думал он. Его возлюбленная раньше никогда ни о чем не просила.
Кроме…
Кроме первой ночи, когда он уложил ее в свою постель и, не обращая внимания на ее слабые протесты, обнаружил, что женщина, которую он желал больше всего на свете, была девственницей. Когда он входил в нее, она, затаив дыхание, смотрела на него сине-фиолетовыми глазами, и он думал… почти был уверен, что…
Талос жестким усилием оборвал свои воспоминания.
Он не станет думать о том, как это было. О том, как она чуть было не лишила его всего, в том числе и разума.
Ив Крейг была пагубной привычкой, от которой он все-таки сумел избавиться, – и он намеревался продолжать в том же духе.
– Отлично, – выдавил Талос, поворачиваясь к Ив. – Я отвезу тебя домой – но только забрать вещи. Остаться мы не сможем.
– Спасибо, – горячо поблагодарила она.
Спасибо. Еще одно слово, которого он никогда прежде не слышал от нее.
Отвернувшись, Талос откинулся на спинку бежевого кожаного сиденья. Пока шофер плавно вел машину, Талос следил за косыми каплями дождя на стекле, потом закрыл глаза, пытаясь расслабиться после двухдневного напряжения, усталости от перепада часовых поясов и ноющей боли в спине.
Ив беременна.
Он вновь и вновь прокручивал это в голове.
Нет ничего удивительного в том, что Ив разбила машину, подумалось ему. Одна мысль о том, что она потеряет фигуру и не влезет в свои дизайнерские шмотки, должна была привести ее в бешенство. Многие месяцы без шампанского и танцев до упаду с ее богатыми, красивыми и никчемными друзьями? Ив, должно быть, была в ярости.
Ив беременна.
Да он не доверил бы ей ухаживать за домашним растением, не то что за ребенком. В ней не было и намека на материнский инстинкт. Она не полюбит ребенка. Талос не встречал более равнодушного человека.
Он медленно открыл глаза.
Еще час назад он и не знал о том, что станет отцом, но теперь был уверен в одном: он должен защитить своего ребенка.
– Значит, я не живу в Лондоне, – услышал он голос Ив. Придав лицу спокойное выражение, он обернулся к ней. Ее взгляд был полон недоумения и грусти, когда она добавила с сомнением: – У меня нет дома?
Талос невольно представил Ив, растянувшуюся в его большой кровати в доме на Митридосе, занавески, развевавшиеся от свежего ветра, дующего с искристого Эгейского моря. Такого никогда не было и не будет!
– Ты останавливалась в отелях, – ответил он холодно. – Я же говорил, ты все время путешествовала.
– И как же тогда я работаю? – спросила она недоверчиво.
– Никак. Ты получила наследство и теперь развлекаешься шопингом и вечеринками, путешествуя по всему миру.
Ив уставилась на него:
– Ты шутишь.
– Нет.
Он не стал бы рассказывать, как она и ее беспутные друзья путешествовали целыми компаниями, опустошая шикарные отели и въезжая в новые. Ив могла бы уловить презрение в его голосе и подвергнуть сомнению истинную природу его чувств.
Как он мог быть уверен в том, что она не бросит ребенка и не навредит ему, когда к ней вернется память?
Ему в голову неожиданно пришла новая мысль.
Если она не помнит его, себя и свои поступки, значит, не ждет подвоха. И не станет защищаться.
В голове у Талоса выстроился новый план, и на лице его воцарилась довольная улыбка. Он может забрать у нее все, включая ребенка. И она никогда больше не увидит его.
– Значит, я была здесь на похоронах отчима, но при этом не англичанка.
– Твоя мать из Англии, судя по всему. Вы обе вернулись сюда несколько лет назад.
Ив оживилась:
– Моя мама!
– Она умерла, – бросил он.
Она застыла, ее лицо омрачилось.
– Мне жаль, Ив, – сказал он, – но, насколько я знаю, у тебя нет близких.
Он притянул ее к себе. Волосы Ив, даже непричесанные и немытые, привычно пахли ванилью и сахаром. На этот аромат его тело немедленно отреагировало желанием тут же предаться запретному соблазну.
«Остановись!» – приказал он себе. Он не станет думать о ней. Не будет хотеть ее. Он ведь в состоянии контролировать собственное тело, черт возьми!
Ив сжала пальцами его рукав, уткнулась лицом в его свежую классическую рубашку.
– Значит, у меня никого нет, – проговорила она тихо, почти шепотом. – Ни родителей. Ни братьев и сестер. Никого.
Он посмотрел на нее сверху вниз, приближая к себе ее лицо, вглядываясь в синие глаза, блестевшие от слез.
– У тебя есть я.
Ив изучала его, словно пытаясь распознать эмоции за непроницаемой маской. Талос придал лицу выражение заботы, восхищения и любви – или, по крайней мере, того, как он представлял себе эту самую любовь, никогда не чувствуя ее на самом деле.
Она шумно выдохнула, легкая улыбка озарила ее лицо.
– И наш ребенок.
Талос только кивнул. Именно из-за ребенка он намеревался установить абсолютный контроль за Ив. Он должен заставить ее поверить в его заботу.