Ей было двадцать три. Она почти окончила колледж, и они искали свой первый дом. Она как раз была в пекарне родителей в городе, когда ей позвонили из полиции и велели не возвращаться домой.
Оставался месяц до получения степени, когда Йен позвонил в полицию и сообщил, что собирается сделать. Они только начали процесс подачи заявки на ипотеку, когда она узнала, что ее муж не хотел, чтобы она вернулась домой и обнаружила его тело. Оставалась неделя до его дня рождения, когда их живая и дышащая американская мечта превратилась в американскую трагедию.
За столько лет она так и не поняла, почему он сделал это. Столько лет она была чертовски зла и чувствовала такое чувство вины, будто она могла что-то изменить. Что-то сделать. Лишь когда она поступила в университет Алабамы на психолого-педагогическую программу, то начала понимать, что предупреждающие знаки действительно были: красные флажки, на которые большинство никогда не обращает внимания.
На лекциях она понимала, что депрессия – совсем не то, чем ее считают и чем она сама ее считала.
Йен улыбался и жил, но он делал это для Рози. Он делал это для семьи и друзей. Он улыбался, смеялся, каждый день вставал и шел на работу, строил планы и бездельничал с ней по воскресеньям, чтобы она не беспокоилась и не переживала о нем. Он не хотел, чтобы она чувствовала то же, что и он.
И он продолжал так жить, пока хватало сил.
Вина, в конце концов, обернулась сожалением. А сожаление таяло, пока не превратилось в сосредоточение эмоций, которые всегда, что бы ни случилось, будут возникать, когда она позволит себе думать о том, как все могло бы сложиться. Где бы они были, кем бы они были, если бы все сложилось иначе. И это было бы чем-то совершенно обыденным.
Теперь он был мертв уже дольше, чем она знала его при жизни. И хотя с каждым месяцем, каждым годом становилось легче, ей все еще трудно было даже произнести его имя.
Рози не верила, что после смерти того, кого ты любил по-настоящему, кто был не просто твоим лучшим другом, но и твоей половиной, можно оправиться и просто жить дальше. Ты уже не вернешь ту часть себя, которую навсегда отдал другому. Когда его не стало, эта часть ушла вместе с ним. Но Рози верила, что можно смириться с тем, что потеряно, и продолжать жить, наслаждаясь каждым днем.
И ничем она так не гордилась, как тем фактом, что смогла сделать это. Никто, ни один чертов человек не мог сказать, что она проявила слабость, что она не отряхнулась и не поднялась вновь на ноги, потому что никому никогда не понять бурный, постоянно меняющийся поток жестоких эмоций, которые приходят, когда тот, кого вы любили больше всего на свете, кончает с собой.
Никому.
Она получила не одну и не две степени, а целых три. Она окончила университет и начала развлекаться так, что временами ей казалось, еще чуть-чуть – и кто-то вызовет полицию. Она занялась тем, что раньше было лишь интересом. Интересом ко всему паранормальному, который она делила с Йеном и превратила его в настоящий способ заработка, благодаря которому она познакомилась с лучшими людьми в ее жизни. Рози стала часто ходить на свидания. Черт, у нее только что было свидание с парнем, с которым она познакомилась, когда работала в пекарне родителей. И она никогда не сдерживалась. Никогда. Жизнь была слишком коротка, чтобы сдерживаться.
Ей преподали эти жестокие уроки.
Но сегодня, в десятую годовщину со дня смерти Йена, было трудно отделаться от ощущения, будто все это случилось вчера. Было почти невозможно не погрузиться в удушливую печаль.
Подняв руку к шее, она потянула за золотую цепочку, которую никогда не снимала. Рози вытащила ее из-под ворота платья, обвив пальцы вокруг золотой полоски. Кольцо мужа. Она поднесла его к губам и поцеловала теплый металл.
Когда-нибудь она спрячет это кольцо в надежное место. Она знала это, но день еще не пришел.
Открыв глаза, она сморгнула слезы и опустила взгляд на лежащий на земле букет свежих цветов. Пионы. Ее любимые, потому что у Йена любимых цветов не было. Это были наполовину распустившиеся маленькие бутоны с розовыми сердцевинами, которые потом станут совсем белыми. Подняв влажные стебли, она вдохнула густой, розовый аромат.
Рози нужно было идти. Она обещала своей подруге Никки помочь сегодня с переездом, так что пора возвращаться в квартиру, переодеваться и быть хорошей подругой.
Она наклонилась, когда услышала тихое быстрое проклятие, заставившее ее вскинуть голову. Обычно она не слышала проклятий на кладбище. Обычно тут было довольно тихо. Легкая улыбка тронула ее губы. Обычно проклятия и кладбища не сочетались. Она осмотрела узкую дорожку справа от себя и ничего не увидела. Откинувшись назад, она посмотрела налево и нашла источник звука.
Мужчина стоял на одном колене к ней спиной и подбирал цветы, упавшие в оставленную недавним ливнем лужу. Даже с того места, где она сидела, было видно, что его нежный букет безнадежно испорчен.
Прикрыв глаза рукой, она прищурилась от солнечного света, наблюдая за тем, как мужчина встает. Он был одет так, словно пришел сюда прямо с работы. Темные брюки с отлично сидящей белой рубашкой. Рукава закатаны до локтей, обнажая загорелые предплечья. Было начало сентября, и Новый Орлеан все еще крутился в седьмом круге адской жары, такой же влажной, как яйца Сатаны в полдень, так что если она едва не умирала в своем черном платье, то он, должно быть, готов был уже снять рубашку.
Все еще стоя к ней спиной, он смотрел на испорченные цветы. Его плечи напряглись, когда он развернулся в другую сторону. Быстрым шагом он понес цветы к увитым испанским мхом дубу. Там стоял небольшой мусорный бак, один из немногих на всем кладбище. Мужчина бросил цветы, повернулся и быстро исчез в одном из многочисленных переулков.
О, боже, какой отстой.
Сочувствуя парню, она бросилась в бой. Осторожно вынула половину стеблей, а затем склонилась, поставив оставшиеся цветы в вазу перед могилой Йена. Она подхватила ключи и, поднявшись, надела темные очки в фиолетовой оправе. Поспешив вниз по протоптанной тропинке с пятнистой травой, она свернула на дорожку, по которой ушел парень. Удача ей улыбнулась, потому что она увидела его у похожей на пирамиду могилы. Там он свернул вправо, и она почувствовала себя немного преследователем, когда поспешила за ним.
Конечно, она могла бы окликнуть его и просто вручить оставшуюся часть пионов, но кричать незнакомцу на кладбище казалось ей просто неправильным. Ее мать косо посмотрела бы на нее, если бы она начала кричать на кладбище.
Никто не умел так косо взглянуть, как ее мать.
Мужчина еще раз свернул и исчез из поля зрения. Держа цветы, она прошла мимо могилы с большим крестом, а потом замедлила шаг.
Она нашла его.
Он стоял перед массивным мавзолеем, охраняемым двумя великолепными плачущими ангелами. Он просто стоял там, такой же неподвижный, как эти ангелы, руки его были напряженно выпрямлены вдоль тела, а кулаки – сжаты. Она шагнула вперед, а ее взгляд скользнул к имени на мавзолее.
Де Винсент.
Ее глаза распахнулись, когда она пробормотала:
– Матерь божья.
Мужчина оглянулся через плечо, и Рози вдруг поняла, что стоит всего в нескольких футах от Дьявола.
Так его называли в желтой прессе. Так его называли почти все в ее семье.
Так Рози любила называть его в своих самых безумных мечтах.
Все в Новом Орлеане, штат Луизиана, и, возможно, больше половины страны знали, кто такой Девлин де Винсент. Кроме того, его фото с невестой было во всех газетах в разделе «Светская жизнь и развлечения». Он был старшим из трех оставшихся братьев де Винсент, наследников такого состояния, которое Рози, как и большинство людей в мире, представить себе не могли.
Мир тесен.
Глядя на него, она могла думать лишь об этом. Ее подруга Никки работала на де Винсентов. Ну, она временно работала на них, и прямо сейчас у нее что-то было со средним братом. На данный момент все происходящее напоминало полнейший хаос, и Габриель де Винсент определенно находился в списке «Парней, Которым Пора Разгрести Свое Дерьмо».
Но дурная слава де Винсентов и то разгорающиеся, то затухающие отношения ее подруги с Гейбом были не единственной причиной, по которой она знала о них больше, чем среднестатистический обыватель.
Дело было еще и в их доме… в их земле.
Поместье де Винсентов считалось одним из самых паранормальных мест штата Луизиана. Рози знала это потому, что была слегка одержима всеми легендами, окружавшими землю и семью, включая легенду о проклятии. Да. Предполагалось, что семья и земля прокляты. Было ли это круто? Ладно, может, это не было круто для тех, кого касалось напрямую, но Рози была очарована самим фактом.
Из расследования, которое Рози провела тысячелетия назад, у нее сложилось впечатление, что дело было в самой земле. В конце восемнадцатого, начале девятнадцатого века Новый Орлеан был поражен многочисленными вспышками болезней. Оспа. Испанка. Желтая лихорадка. И даже бубонная чума. Тысячи людей погибли, и еще больше попали в карантин. Часто мертвых и умирающих размещали рядом, оставляя гнить. Земля, на которой стоял дом де Винсентов, широко использовалась во время одной из таких вспышек. И даже после того, как дом был построен, земли вокруг еще некоторое время использовались во время более поздних вспышек. Все эти болезни и смерть, замешанные на горе и безнадежности, оставляют после себя неприятные флюиды.
И, черт возьми, у земли де Винсентов были плохие флюиды.
Сам дом горел несколько раз. Пожары можно было легко объяснить, но все эти смерти? И было то, о чем рассказывала ей Никки. Было проклятие де Винсента и кое-что еще более безумное.
Линии лей.
Линии лей представляли собой практически прямые линии энергии, идущие через весь земной шар, и считалось, что они контролируют духовные связи. Та линия, что тянулась от Стоунхенджа, пересекала Атлантику и проходила через такие города, как Нью-Йорк, Вашингтон, округ Колумбия, Новый Орлеан. И, согласно ее исследованиям, прямо по земле де Винсентов.
Рози пошла бы на что угодно, плохое и ужасное, чтобы проникнуть в этот дом и провести там расследование.
Но это вряд ли когда-либо случится. Когда Рози заикнулась об этом Никки, та осадила ее быстрее, чем успели бы остыть свежеиспеченные булочки.
Никогда раньше она не встречала де Винсентов и уж точно не сталкивалась с Девлином де Винсентом, но она видела достаточно его фотографий, чтобы понять, что Девлин… ну, он ей нравился.
В нем было нечто, что разгоняло ее гормоны до скорости Шевроле Импала тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Широкоплечий, с узкими бедрами, этот мужчина был высок, гораздо выше шести футов. Его темные волосы были коротко острижены. Его лицо всегда оставалось красивым. Высокие, широкие скулы и прямой, с горбинкой нос вкупе с полными, идеально очерченными губами. У него был квадратный жесткий подбородок с небольшой ямочкой.