Входная дверь распахнулась, и в прихожую шагнула рослая широкоплечая фигура, расплывшись на мгновение в ореоле солнечного света. Потом дверь сама собой с треском захлопнулась, и солнечный свет исчез.
Я чуть не выронила подсвечник.
Это был Люк.
Люк, улыбаясь, стоял у нас в прихожей, не обращая ни малейшего внимания на ствол, направленный ему прямо в лицо. На меня он даже ни разу не взглянул.
Он наклонил голову:
– Привет, Сильвия, сколько лет, сколько зим.
С лихорадочно бьющимся сердцем я переводила глаза с одного на другого.
Он знаком с мамой? Знает, где я живу?
Мама вздернула подбородок:
– Здравствуй, Люк.
9
Не шевелясь и не дыша, широко распахнув глаза, я смотрела то на маму в халате и пушистых тапочках, с ружьем в руках, то на Люка в майке с надписью «Хрен с ним», под которой был нарисован маринованный огурец… в темных очках.
Точно, в солнцезащитных очках.
Я все еще сжимала подсвечник.
– Мама, ты его знаешь?
На лице Люка появилась слабая усмешка.
– Мы с Сильвией знакомы целую вечность, верно?
Что?
Ружье в маминых руках ни разу не дрогнуло.
– Что ты тут делаешь?
– Да вот, шел мимо. Дай, думаю, загляну на обед. – Он шагнул вперед. – Глядишь, чем домашним угостят.
Какого черта?
– Только сунься – посмотрим, как тебе двенадцатым калибром башку разворотит, – пригрозила мама.
Я выпучила глаза. Черт возьми, моя мама классная, с ней шутки плохи.
Однако Люк, кажется, этого не понял.
– Это не по-соседски и вообще как-то грубо. Вы всегда так встречаете гостей?
– Люк, ты же не такой глупый, чтобы сюда соваться? – Мама опять назвала его по имени, значит, мне не послышалось. Они знакомы. – Ты прекрасно, черт возьми, знаешь, тебя никто не звал.
Особенно если учитывать, что нормальные гости не вламываются в дом.
Я выглянула на парня из-за маминого плеча. Люк перехватил мой взгляд и улыбнулся еще шире, отчего у меня перехватило дыхание. В его улыбке было что-то зловещее, какой-то подвох.
Ну как я могла с ним целоваться? Хотя я-то его не целовала. Я, можно сказать, была не в себе, когда до этого дошло. Он сам поцеловал меня и собирался похитить.
Я крепче стиснула подсвечник.
– Ты же знаешь, как я отношусь к соблюдению правил, – ответил Люк. – Тем более тебе известно, как я отношусь к тому, когда мне целятся в голову.
– Мне все равно, как ты к этому относишься, – огрызнулась мама.
– Даже так?
Люк поднял руку и разжал пальцы. Ощутив рывок, мама охнула. Дробовик вырвало у нее из рук и понесло прочь. Люк поймал его на лету.
– Ни фига себе, – прошептала я.
Все с той же чрезвычайно самодовольной ухмылкой он взялся за ствол другой рукой.
– Знаешь, сколько людей погибает от оружия? – Он помолчал и поднял брови. В воздухе запахло озоном. – Вопрос не риторический. Мне и впрямь любопытно.
Мама опустила руки и сжала кулаки.
– Наверное, все убитые.
Он усмехнулся:
– Лично я вовсе не против оружия, хотя и обхожусь без него. Просто терпеть не могу, когда в меня целятся.
От резкого запаха раскаленного металла у меня заслезились глаза. Люк разжал кулаки, и покореженное ружье с грохотом упало на пол.
Ствол расплавился посередине.
– Офигеть, – повторила я, отступив еще на шаг.
Люк наклонился в сторону, высматривая меня за маминой спиной.
– Что это?.. Подсвечник? – Он от души расхохотался. – Да ладно.
Мама шагнула в сторону, загораживая меня.
– Не смей подходить к ней. Даже не смотри на нее.
– Ну, знаешь, с этим ты немного запоздала, – сухо ответил Люк, и мое сердце похолодело. Нет, он не посмеет. – Я на нее уже насмотрелся. – Он помолчал. – И уж точно подходил. Близко-близко. Можно сказать, вплотную.