Вероятно, нет.
– Окей, я не буду спрашивать вас об отце или шефе. – Росс мялся, пока Гейб открывал дверцу машины. – Еще я слышал некоторые любопытные слухи о каких-то новых слугах, появившихся в доме де Винсентов.
– У меня складывается впечатление, будто вы преследуете нас. – Гейб положил рисунок лицом вниз на пассажирское сиденье. – Если хочешь поговорить о слугах, тебе лучше обратиться к Деву.
– Девлин не выкроит время, чтобы встретиться со мной.
– Похоже, это не моя проблема.
– А похоже, что теперь ваша.
Гейб засмеялся, но смех прозвучал неискренне. Он потянулся внутрь кабины и взял очки с солнцезащитного козырька.
– Поверьте мне, Росс, это не моя проблема.
– Может, сейчас вы так и не считаете, но все изменится. – Щека мужчины дернулась. – Я намерен сорвать покровы с каждой проклятой тайны, которую де Винсенты хранили годами. Я собираюсь сделать такую историю, которую даже твоя семья не сможет замять.
Качая головой, Гейб надел очки.
– Вы мне нравитесь, Росс. Вы знаете, у меня никогда не было с вами проблем. Так что я просто хочу избавиться от всего этого. Но вам стоит придумать что-нибудь получше, потому что это ужасно банально. – Он положил ладонь на дверцу машины. – Вам стоит знать, что вы не первый репортер, который приходит, считая, что сможет вытряхнуть все скелеты из наших шкафов и разоблачить, что вы там хотите разоблачить. И вы будете не последним, кому ничего не удастся.
– Мне всегда все удается, – ответил Росс. – Всегда.
– Все когда-нибудь проигрывают.
Гейб сел за руль.
– Кроме де Винсентов?
– Это вы сказали, не я. – Гейб поднял взгляд на репортера. – Хотите один непрошеный совет? Я бы нашел другую историю для расследования.
– Вы случайно не советуете мне быть осторожнее? – В его голосе звучало странное ликование. – Предупреждаете потому, что люди, которые встают на дороге де Винсентов, пропадают или что похуже?
Гейб ухмыльнулся и повернул ключ зажигания.
– Кажется, нет необходимости говорить вам это. Похоже, вы и сами все знаете.
* * *
Никки стояла в центре тихой и стерильной кухни в особняке де Винсентов, говоря себе, что она уже не та маленькая идиотка, которая чуть не утопилась в бассейне шесть лет назад.
И уж точно она не была той девчонкой, которая годами выставляла себя полной дурой, гоняясь за взрослым мужчиной. Поступок, приведший к одной из худших идей в ее жизни.
Никки в своей жизни приняла целый ряд не самых блестящих решений. Отец говорил, что в ней есть что-то дикое, что дочь пошла в бабулю, но она предпочитала обвинять в своем сумасбродстве де Винсентов. У них был действительно странный талант заставлять всех вокруг вытворять безрассудные вещи.
Ее мать заявляла, что большинство неудачных решений Никки проистекает оттого, что у нее доброе сердце.
У девушки была привычка подбирать бездомных и больных кошек, собак, ящериц – тут и там, даже змей, и людей тоже. Она обладала отзывчивым сердцем и ненавидела, когда страдал кто-то, кто был ей дорог, и очень часто ее волновали проблемы незнакомцев.
Вот почему на праздники Никки избегала смотреть телевизор: там всегда крутили разрывающие сердце видео о замерзающих животных или голодающих детях в раздираемых войной странах. Из-за этого она ненавидела канун Нового года и проводила неделю между Рождеством и первым января, слоняясь без дела.
В Никки все еще сохранилось многое от той, кем она была, когда последний раз бродила по этому дому. Она все еще переживала за бездомных животных, поэтому работала волонтером в местном приюте. По-прежнему не могла отвернуться от тех, кто нуждался в помощи, и все еще попадала в нелепые ситуации.
Но безрассудства в ней поубавилось.
С тех пор как она в последний раз была в этом доме перед отъездом в колледж, прошло четыре года. Теперь она вернулась, а тут изменилось все и не изменилось ничего одновременно.
– С тобой все в порядке, дорогая? – спросил папа.
Вопрос вырвал ее из потока собственных мыслей, и она обернулась к отцу, стоящему посреди большой кухни. Боже, папа постарел, и это напугало ее. Никки была поздним ребенком, ей всего двадцать два, и следующие лет пятьдесят своей жизни она хотела бы провести с ними. Девушка знала, что это невозможно. Но прогнала из головы эти мысли.
– Да. Просто… странно быть тут после такого долгого отсутствия. Кухня стала другой.
– Ее переделали несколько лет назад, – ответил он. Похоже, реновировали весь особняк. В конце концов, сколько раз с момента постройки этот дом горел? Никки потеряла счет. Ее отец глубоко вздохнул – четче обозначились морщины у рта. Он казался таким усталым.
– Не знаю, говорил я тебе или нет, но спасибо.
Она отмахнулась.
– Не нужно благодарить меня, па.
– Нет, нужно. – Он подошел к ней. – Ты поступила в колледж, чтобы добиться чего-то большего, чем быть прислугой.
Обидевшись за него, Никки сложила руки на груди и встретила его усталый взгляд.
– Нет ничего плохого в том, чтобы готовить обеды и вести хозяйство. Это хорошая, честная работа, благодаря которой я попала в колледж. Верно, па?
– Мы очень гордимся своим местом. Не пойми меня неправильно, но мы с матерью приложили все усилия, чтобы ты занималась чем-нибудь другим. – Он вздохнул. – Поэтому то, что ты приехала помочь, значит для нас очень много, Николетт.
Только мама и папа звали ее полным именем. Все остальные называли ее Никки. Все, кроме одного де Винсента, которого она даже вспоминать не хочет. Только он называл ее Ник.
С тех самых пор, как она родилась, родители работали у де Винсентов, одной из самых обеспеченных семей в Штатах и, вероятно, в мире. Было странно расти в этом доме, наблюдать многие необычные события, о которых широкая общественность не имела никакого понятия, но, вероятно, заплатила бы неплохие деньги, чтобы узнать о них. Сама же Никки, казалось, зависла где-то между двумя мирами: первый был до неприличия обеспечен, а второй воплощал собой обычный рабочий класс.
Отец девушки служил простым дворецким, только ей всегда казалось, что он решал дела де Винсентов как заправский управляющий. Мать Никки вела хозяйство и готовила еду. Родителям нравилось работать на эту семью, и она знала, что они планировали прослужить де Винсентам до самой смерти, но ее мама…
Сердце Никки болезненно сжалось. Маме нездоровилось, и все произошло так быстро, возникло просто из ниоткуда. Ужасающее слово на букву «Р».
– Честно говоря, это идеально. Я получила степень, и теперь у меня будет время решить, что делать дальше. – Иными словами, решить, что, черт возьми, она хочет сделать со своей жизнью на самом деле. Начать работать или продолжить учиться на магистра? Никки все еще не была уверена. – И я хочу оставаться тут, пока мама проходит через все это.
– Знаю. – Улыбка отца чуть дрогнула, когда он убрал с лица дочери прядь каштановых волос. – Мы могли бы нанять кого-нибудь другого, пока твоя мать…
– Нет, не могли бы. – Она рассмеялась при одной мысли об этом. – Я знаю, какие странные эти де Винсенты. Помню, как сильно вы их защищаете. Понимаю, что нужно держать рот на замке, и умею закрывать глаза на то, чего не должна видеть. Вам не стоит переживать еще по поводу кого-то новенького, который слишком много болтает или подмечает лишнее.
Ее отец выгнул бровь.
– Многое переменилось, дорогая.
Никки фыркнула, оглядывая белые мраморные столешницы с серыми прожилками. Во время одной из химиотерапий мама посвятила ее в подробности некоторых перемен. В конце концов, о чем еще им было говорить, пока маму накачивали ядом, который, как надеялась Никки, убьет и раковые клетки, растущие в ее легких?