– Прости за то, что случилось в прошлый раз. Я соврал, мы пока никого не нашли, – признает он, складывая на груди татуированные руки. – Давай немного побеседуем, чтобы проверить, сможем ли мы наладить продуктивные рабочие отношения.
«Отношения». От этого слова я невольно начинаю стучать зубами.
– Хорошо. Отлично, – выдавливаю я. Сделав шаг вперед, я сажусь на стул и чуть не промахиваюсь мимо сиденья. Мои щеки заливает румянец, но я беру себя в руки и откашливаюсь. – Спасибо, что дал мне шанс, Кэл. У меня мало опыта в этой сфере, точнее, совсем нет опыта, но я готова упорно работать. На меня можно положиться.
Мысленно я содрогаюсь. «Да, я ни в чем не разбираюсь, но зато буду вовремя приходить на работу!»
Кэл удерживает мой взгляд еще мгновение, потом опускает глаза и берет ручку.
– Умеешь вежливо говорить по телефону? Общаться с клиентами?
– Да, я прекрасно лажу с людьми.
– Когда не обвиняешь их в том, что они хотят навредить твоим собакам.
Он произносит это совершенно невозмутимо. До меня не сразу доходит, что это шутка – кажется. Я негромко смеюсь.
– Извини. Я действительно с кем угодно нахожу общий язык и легко учусь. Не сомневаюсь, что я быстро освою ваши рабочие процессы и программное обеспечение.
Он что-то записывает и кивает.
– Хорошо. У меня нет времени следить за каждой мелочью.
– Не волнуйся об этом.
– Здесь написано, что ты готова работать каждый день, но только не по вечерам пятницы и субботы и желательно не по воскресеньям? – уточняет он, не поднимая взгляда.
– Да, хотелось бы. Если придется, я могу перестроить расписание, но я стараюсь не пропускать выступления. Я играю живую музыку по пятницам и иногда по субботам. А по воскресеньям я работаю волонтером в приюте для животных «Вечная молодость».
Он поднимает взгляд.
– С этим проблем не будет. Мы закрываемся в шесть вечера, а по воскресеньям не работаем.
– Прекрасно, – я улыбаюсь. – Такой график мне подходит.
Кэл постукивает ручкой по желтой странице блокнота.
– Ты выступаешь?
Я не уверена: то ли он проявляет искренний интерес, то ли спрашивает в рамках собеседования, но я хватаюсь за вопрос, как за кислородную маску в падающем самолете.
– Да. Я пою и играю на гитаре, иногда на других инструментах. Я даже хотела пойти учиться на автора песен, но из-за проблем со здоровьем… – я замолкаю и прикусываю губу. Возможно, не стоит сообщать слишком уж много личного. – Ну я какое-то время пролежала в больнице. Сейчас все нормально, так что не беспокойся, с работой я справлюсь. Но потом умер отец, и я не смогла…
– Твой папа скончался? – Кэл хмурится, на его лице возникает озабоченное выражение. – Соболезную. Я не знал.
Я тронута. Несмотря на печальный разговор, я улыбаюсь.
– Спасибо. Да, от рака. Нам с мамой пришлось нелегко.
Проходит несколько напряженных мгновений, пока мы глядим друг на друга. Между нами танцуют воспоминания, и я гадаю: вспоминает ли он наши осенние посиделки во дворе у костра, когда с ветвей кленов падали листья, и казалось, наша жизнь всегда будет такой же легкой.
Кэл моргает. Мерцающий свет в его глазах сменяется тенью, и он вновь скрывает свои чувства за маской. Становится незнакомцем, а не моим старым другом.
– Что ж, – он прочищает горло и встает со стула. – Думаю, мы сработаемся. Жду тебя завтра.
Я тоже встаю. Мое сердце колотится под лавандовым платьем с открытой спиной.
– Серьезно?
Кэл достает из кармана жвачку, разворачивает и закидывает себе в рот. Он окидывает меня взглядом и сжимает зубы, вновь глядя мне в лицо. Потом коротко кивает.
– Да.
– Ух ты… Это так много для меня значит, я правда…
– При одном условии, – прерывает он.
Я кусаю нижнюю губу и складываю руки перед собой.
– Конечно. Что угодно.
Он весь напряжен. Его взгляд непреклонен. В этот момент медные глаза больше напоминают сталь.
– Мы не будем говорить о ней.
У меня перехватывает дыхание.
Перед моим внутренним взором мелькает лицо Эммы, ее веснушчатый нос и темные волосы, которые она завязывала в хвост любимой резинкой. Я вижу, как она машет мне на прощание и бежит из моего двора к своему. Я слышу ее голос: «Пока-пока!», когда она добегает до террасы, улыбается мне, показывая зубы, и входит в дом.
Я не хочу о ней молчать. Я не хочу делать вид, что ее не было.
Но Кэл мрачно смотрит на меня в упор, без слов давая понять, что другого выбора нет. Его «условие» не обсуждается. Яростный взгляд не располагает к спорам.
Я медленно киваю и делаю то же, что и всегда – улыбаюсь.
– Я понимаю.
– Хорошо.
Он выходит из кабинета, не попрощавшись, оставив за собой лишь аромат сандалового дерева, пряностей и чего-то мятного; а также память о девочке, которую он хотел бы забыть.
Кое-что на столе привлекает мое внимание. Узнав тарелку с банановым хлебом, я наклоняю голову.
Моя улыбка становится шире, когда я понимаю, что Кэл оставил от хлеба только две горбушки – точно так же, как делал в детстве.
Глава 5
Я слишком поздно сообразила, что не знаю, во сколько открывается автомастерская. Так что в семь утра я уже жду у входа в легком платье лимонного цвета, держа в руках корзинку домашних маффинов с яблоком и корицей. Спустя сорок минут Кэл заезжает на парковку, и я улыбаюсь.