Дж. Д. Сэлинджер

– Так с кем ты сейчас ходишь? – спрашиваю. – Не хочешь мне поведать?

– Ты не знаешь.

– Да, но с кем? Я могу знать.

– Девка в Виллидже тут живет. Скульпторша. Если настаиваешь.

– Да? Без балды? И сколько ей?

– Бога ради, я ее не спрашивал никогда.

– Ну хотя бы примерно?

– Я бы прикинул, где-то под сорок, – говорит этот Люс.

– Под сорок? Да ну? Тебе такое в жилу? – спрашиваю. – Тебе такие старухи нравятся? – Я почему спрашивал – потому что он ничего так шарил в сексе и всяко-разно. Один из немногих, про которых я точняк знал: этот – шарит. Ему целку сломали в четырнадцать, в Нантакете. По-честному.

– Мне нравится женщина зрелая, если ты об этом. Разумеется.

– Правда? А почему? Без шуток, их, что ли, приходовать лучше и всяко-разно?

– Слушай. Давай уговоримся раз и навсегда. Я сегодня отказываюсь отвечать на любые типично колфилдовские вопросы. Когда ж ты наконец повзрослеешь, а?

Я сколько-то вообще ничего ему не говорил. Ну нафиг. Потом этот Люс заказал себе еще мартини и сказал бармену, чтоб сделал гораздо суше.

– Слышь. А ты с ней сколько уже ходишь, с этой своей скульпторшей? – спрашиваю. Мне по правде интересно было. – Ты с ней в Вутоне познакомился?

– Едва ли. Она только несколько месяцев назад в страну приехала.

– Правда? А она откуда?

– Случилось так, что из Шанхая.

– Да ну? Китаянка, что ли, ёксель-моксель?

– Очевидно.

– Да ну? И тебе в струю? Что она китаянка?

– Очевидно.

– Почему? Мне интересно – по-честному интересно.

– Я просто нахожу восточную философию удовлетворительнее западной. Раз ты спрашиваешь.

– Правда, что ли? А ты в каком смысле – «философию»? Побарахтаться и всяко-разно? В смысле, в Китае с этим получше? Ты в этом смысле?

– Не обязательно в Китае, господи ты боже. На Востоке, я сказал. Нам надо этот пустой разговор продолжать?

– Слышь, без балды, – говорю. – Кроме шуток. Почему с этим на Востоке лучше?

– В это слишком сложно вдаваться, господи боже мой, – говорит этот Люс. – Они попросту считают секс переживанием как физическим, так и духовным. Если ты думаешь, будто я…

– Так и я тоже! Я ж тоже его считаю, как ты его там, физическим и духовным переживанием и всяко-разно. По-честному. Но там все зависит от того, с кем, нахер, я это делаю. Если с кем-то, кого я даже не…

– Бога ради, Колфилд, не так громко. Если не можешь голосом управлять, давай оставим эту…

– Ладно, только слышь? – Меня распирало, и я точняк громковато орал. Иногда у меня с этим перебор, если меня распирает. – Я вот в каком смысле, – говорю. – Понятно, что это и физическое, и духовное, и художественное, и всяко-разно. Но я вот чего: ты ж не можешь так со всеми – с каждой девкой, которую зажимаешь и всяко-разно, – и чтоб вот так вот все выходило. Или можешь?

– Давай оставим, – говорит этот Люс. – Ты не против?

– Ладно, только слушай. Возьмем тебя и эту твою китаянку. Что у вас двоих так зашибись?

– Я сказал – оставим.

Я настырный, в душу полез. Это я понимаю. Только вот какая фигня в Люсе достает. Когда мы ходили в Вутон, он тебя заставлял излагать все самое личное, что с тобой творилось, а если ему начнешь вопросы задавать про него – злится. Этим интелям не в жилу с тобой по-умному разговаривать, если они сами базаром не заправляют. Им всегда лучше, чтоб ты заткнулся, если сами затыкаются, и валил к себе в комнату, если они валят к себе. Когда я ходил в Вутон, этот Люс терпеть не мог – это по-честному видать было, – когда закончит про пежиловку с нами трындеть у себя в комнате, чтоб мы еще сидели сколько-то и по ушам друг другу ездили. В смысле – мы с другими парнями. Не у себя в комнате. Этот Люс такое просто ненавидел. Ему вечно подавай, чтобы все по своим комнатам расходились и затыкались, когда он закончит всю из себя шишку изображать. Он же какой фигни боялся – что кто-нибудь вдруг ляпнет чего поумней его. С него и впрямь уржаться.

– Я, может, в Китай поеду. Паршиво у меня с половой жизнью, – говорю.

– Естественно. У тебя разум не развит.

– Точняк. По-честному. Сам знаю, – говорю. – Знаешь, какая у меня засада? Меня никогда по-честному не заводит – в смысле, совсем по-честному – с той девкой, которая не слишком в жилу. В смысле, мне она сильно в жилу должна быть. А если нет, у меня к ней как бы никакого, нафиг, желания и всяко-разно. Ух, из-за этого у меня половая жизнь совсем невпротык. Говно у меня, а не половая жизнь.

– Господи боже – ну, естественно, говно. Я ж тебе в последний раз говорил, что тебе нужно?

– В смысле – к мозгоправу сходить и всяко-разно? – спрашиваю. Это он мне в последнюю встречу говорил. Штрик у него психоаналитик и всяко-разно.

– Тебе решать, боже ты мой. Меня, нафиг, не касается, что ты там делать будешь со своей жизнью.

Я сколько-то вообще ничего не говорил. Я думал.

– Допустим, я пойду к твоему предку и дам ему себя пропсихоанализировать и всяко-разно, – потом говорю. – И что он мне сделает? В смысле – что он мне сделает?

– Ни фига он тебе не сделает. Просто поговорит с тобой, а ты поговоришь с ним, господи ты боже. Во-первых, он тебе поможет распознать паттерны твоего рассудка.

– Чего?

– Паттерны твоего рассудка. Рассудок твой работает… Слушай. Я тебе тут вводный курс психоанализа читать не собираюсь. Если интересно, позвони ему и назначьте встречу. Если нет – не звони. Мне, честно говоря, наплевать.

Я положил руку ему на плечо. Ух, как с него уржаться можно.

– Ты, гад, настоящий друг, – говорю. – Знаешь, да?

А он уже на часы глядел.

– Надо рвать, – говорит и тут же встает. – Приятно было тебя увидеть. – Подозвал бармена и велел счет принести.

– Эй, – говорю, пока он еще не свалил. – А твой предок тебя вообще психоанализировал?