Чужая истина. Книга первая

– А ты знаешь, как благородные господа поступают с ополченцами? – за ядовитой, кривой ухмылкой медика проглядывался намёк на личный опыт. – Мы просто вооружённая чернь. За самого захудалого дворянчика ещё можно хоть что-то получить, но не за нас. В плену простолюдин только жрёт. Так что? Знаешь, как поступают…

– Я знаю, как поступают с дезертирами лайонелиты.

– Сраная чушь! Если небесные рядом – нам не добраться до Кумруна. Отступим через леса Мидуэя, а там, кто знает, может и снова вольемся в войска. В глубине графства собирается новая сила.

– Глупо ломиться в чащу из-за распускаемых слухов. После этого вернуться сможешь только связанным на телеге, когда поймают твои же земляки. Я к Кумруну не рвусь, но если что – можно пережить и бой. Пару раз получалось. А вот с виселицей я не сталкивался. И не хочу.

Лоран бросил на него неуверенный, оценивающий взгляд. Осмотрел с ног до головы. Снова цокнул языком, щеря плохие зубы. Видно было, что он сомневается, гадает. Не имея ничего против младшего товарища, медик понимал, что только один из них сделает верный выбор, сильно повышая вероятность сохранить шкуру целой. Надеясь, что ошибся другой – он быстро вышел из палатки, грубо задев Эйдена плечом.

– Значит зря я тебя зашивал. Всё одно помрешь… – бросил Лоран, не оборачиваясь.

Сгущающиеся сумерки не могли скрыть торопливые фигуры, группами и по одному исчезающие в лесу. Плаксиво ворчал молодой лейтенант с рассеченной губой и свежей ссадиной на лице. Больше он не пытался никого остановить. И даже вроде бы сам собирал какой-то свёрток. Эйден занимался привычным делом – перевязывал, кормил и поил лежачих. Не потому, что хотел помочь, а просто чтобы занять руки и не думать. То и дело повторяя последние слова медика.

– Пшёл прочь, чёртов коновал, – глухо прошипел сухощавый капитан с перебитым позвоночником. Он не дал перевернуть себя, чтобы сменить повязку на гноящейся рубленой ране. Оттолкнув юношу сильной рукой – обжёг ледяным взглядом. – Я бы на твоём месте пачкал руки в крови, а не в чужом дерьме.

– Я сам себя зашивал! – выкрикнул Эйден невпопад, все ещё слыша слова Лорана.

Завалившись на кучу сырого тряпья в углу – он тихо заплакал. Чтобы вовремя струсить требовалась решимость, которой не было.

Плотный, отдающий холодной синевой туман, напоминал разбавленное водой молоко. Неподвижная бледная масса будто сгущала время, нарочито медленно расступаясь перед идущим, открывая очередной ствол, кочку или яму в самый последний момент. Несмотря на такую влажность, дышалось очень легко. Единственное, что слышал Эйден – мягкий, неровный шорох собственных шагов. Ковырнув концом посоха горстку сырых листьев, приподнявшихся над землей на пару дюймов, он разочарованно вздохнул. Там действительно был гриб, но его глянцевая, лиловая шляпка выглядела подозрительно красивой. В животе болезненно заурчало. Влажная, холодная ветка, коснувшись щеки скользнула к уху, оставляя на лице мокрый след. Осторожно раздвигая кусты руками, Эйден представил, что его лизнула огромная холоднокровная тварь.

– Попробовала на вкус… – прошептал он негромко. – Но есть такого голодного парня как я – просто бесчеловечно. С другой стороны – раз тело требует пищи, значит оно передумало помирать. Что само по себе очень неплохо.

Продолжая нашёптывать себе под нос что-то жизнеутверждающее, он тихо шёл вперёд, обходя тёмные ветвистые деревья, покрытые пучками узких листьев. Таких Эйден раньше не встречал. Или встречал? Замерев на месте он повёл носом, улавливая нотки знакомого запаха. Сладковатого и тяжёлого, будто оседающего в ноздрях мелкими частицами.

Оказалось, по крайней мере один из пугающих образов, виденных им в бреду, не был простым наваждением. Олень выглядел почти как живой. Если не смотреть вниз. Крупная, элегантная голова смотрела чуть вверх, словно принюхиваясь. Влажно поблескивающие кончики внушительных рогов походили на наконечники стрел из тёмного металла. Это великолепие и погубило зверя. Судя по положению сильного поджарого тела, вернее его останков, животное ломилось сквозь чащу, высоко выпрыгивая над густым подлеском. Запутавшись ветвистыми рогами в крепкой, низкой кроне – олень был обречён. Неизвестно, гнали ли его хищники уже тогда или нашли позднее, но древесный капкан держал достаточно крепко. Сейчас над землей зависла треть тяжёлой туши, та её часть, до которой не смогли дотянуться волки. Или ещё кто. Ног не было вовсе, даже поблизости. Буро-коричневое пятно под деревом было слизано до залысины на земле. Но жутковатая картина не слишком долго занимала Эйдена. Осматриваясь и прикидывая, как лучше оторвать пару кусков мяса с душком, он нашёл свой потерянный шлем. Находке, разумеется, обрадовался. Теперь можно было приготовить средства от жара, лихорадки и голода.

Решив хорошенько обжарить уже варёное мясо – он продвинул дальше в костёр плоский валун, из-за прожилок кварца походивший на здоровенный кусок свинины. Мокрые, криво срезанные острым кремнем ломти оленины зашипели, исходя мелкими лоскутками желтоватого пара. Звук потрескивающего жира ласкал уши. А вот с запахом всё было не так хорошо. Неизвестно, сколько на том дереве провисел олень, но подгнить он успел основательно. Многоэтапная обработка должна была превратить падаль в нечто суховатое, но белее менее пригодное в пищу. Эйден на то очень рассчитывал. Потягивая горячий, терпкий отвар прямо из закопчённого шлема, он размышлял… О том, что переборщил с можжевеловыми веточками. О непростой судьбе, своей и невезучего оленя. О людях, что когда-то жгли свои костры в этой самой пещере, на этом самом месте. Подрагивающее марево, висевшее над огнём, полупрозрачным занавесом прикрывало узкий вход. С гладкой, отшлифованной давно иссякшим потоком стены, внимательно смотрели выцветшие глаза.

Впервые увидев их – Эйден отшатнулся в брезгливом испуге. Затуманенное лихорадкой сознание дополняло гротескные детали, придавая рисованному прищуру зловещего реализма. Сейчас глаза тоже выглядели очень живыми, но скорее не пугали, а завораживали. Колышущийся над костром воздух придавал плоскому рисунку глубину. Растушёванная временем спираль закручивалась к чёрному зрачку, продвигаясь на дюйм каждый раз, когда хватало сил чуть отвести взгляд. Постепенно создавалось впечатление, что смотришь в очень глубокий колодец. Медленно соскальзывая в бездонную черноту. Эйден уже видел подобное. В старых курганах, неподалеку от Мирта. Десятки, если не сотни, языческих культов оставили свой след в истории Бирны. Но в некоторых графствах следы эти были совсем свежими, ясно говорившими о постоянном присутствии сил, почти позабытых другими. Леса Мидуэя были слишком древними, чтобы не помнить. И почти такими же дремучими, как чащобы Эссефа, самого малонаселенного и обособленного графства страны. Нехоженого края бродяг и охотников. Искомой, труднодоступной цели, маячившей далеко впереди.

Мясо почти смердело, но изголодавшийся парень уже имел опыт в приготовлении и поедании подобного. Варя, обжаривая, высушивая над костром, туша вместе с найденными неподалеку дикими грушами, он получал самое настоящее удовольствие.

В тишине и уюте непривычного одиночества было очень спокойно. В трёхстах шагах к северу обнаружился хороший, чистый источник. Вода ровно скатывалась меж позеленевших валунов, разбиваясь о гладкую известняковую глыбу крошечным водопадом, и почти тут же исчезала в узкой расщелине, будто спеша влиться в неведомые русла подземных рек. Впервые за долгое время удалось как следует вымыться. А хорошенько прокоптив над огнём всю одежду – ещё и избавиться от назойливых вшей.

Сидя на жестковатой лежанке из подсушенных еловых лап, Эйден отогревал замерзшие мокрые руки. Рядом с костром уже начинала парить внушительная охапка сырого валежника. В пяти шагах впереди, за пределами сухой пещеры, снова лил дождь. И чем сильнее шумела вода снаружи – тем уютнее становилось внутри. Моменты и образы, то и дело всплывающие в памяти, уже обрастали деталями неуловимо меняющегося восприятия. События последних месяцев вовсе не казались лучше, чем были на самом деле, но выглядели далёкими, полуреальными и будто чужими. Три дня покоя и отдыха пошли на пользу злосчастной ране на бедре, но разумнее было дать ей ещё время и возможность затянуться как следует. Медленно стряхивая с высыхающих ладоней остатки липкой еловой коры, он вытянул руки вперёд, оглядывая худые, тонкие предплечья.

– Да не говори. Молокососы только и ждут с раскрытым ртом, когда им в уши нагадят. Собсна, как и мы… как и все в своё время-то…

Эйден рассеянно прислушивался к сухому, резкому голосу, доносящемуся с улицы. Не потому, что ожидал услышать нечто новое или интересное. Просто пока дядя болтал с приятелем на крыльце – можно было передохнуть. Мешки с зерном он уже перетаскал, а браться за мешки с мукой до обеда жутко не хотелось. Они были заметно тяжелее, да и выпачкаться ещё больше – значило снова тратить время на всякие умывания.

– Ну, все да не все, – медленно и скрипуче возражал Шанек, старый аптекарь из Кролдэма, ближайшего городка. – Я-то головой работать выучился задолго до того, как с неё волосы опали. Да и ты, насколько помнится, если глупости и творил – так ведь не отходя далеко от дома.

– То что ты, старый леммасин, глупостями зовёшь – в Бирне по-другому именовать принято, – сухое ворчание звучало куда добродушнее, чем обычно. – Я ведь с этой самой мельницы по суррайским собакам стрелы пускал, да на этой лестнице стоя отбивался. Благо тогда силы в руках хватало…

– Да и дури в башке тожеть, – насмешливое скрипение то и дело прерывало мельника, провоцируя новый взрыв бурного, но не злого ворчания.

Эйден полулежал на плотных мешках зерна, рассеянно слушал и ждал обеда. Засученные во время работы рукава свободной рубахи открывали толстые, развитые предплечья. Лениво отряхивая с них вездесущую мучную пыль – он размышлял о силе, которую так часто вспоминал дядя. О той, что кому-то хватало на отражение неприятеля, а кому-то – на бесконечное таскание опостылевших мешков.

– Подтрунивай сколько влезет, пенёк ехидный. Но хорошая часть Кролдэма, горячие и не слишком разумные парни, кривой колонной стоят в очереди на вербовку. Не свои дома оборонять хотят, а к далеким соседям ломиться. И все эти вопли про встречу на пороге – тьфу! Россказни для бездельников.

– Ну, так не только молодёжь собирают, – цинично поскрипывал аптекарь. – Оно и великовозрастных обормотов прилично набежало. В основном бродяги пришлые, подозрительные весьма. Пусть себе идут, с такими же страховидлами лбами сшибаться. Хоть честных людей нервировать перестанут…

– Ага, че-е-естных, – протянул мельник. – Но как бы там ни было – всех ведь дурят. Всех обманывают. На том знать играет, что не понятно простому мужику… Одним пока, а другие просто ущербные, уж и не поймут видать. – Лёгкая житейская досада в сухом голосе перетекла куда-то глубже, обрастая назидательными нотками. – Нечего свою долю по свету искать, она всегда здесь, всегда рядом. А если и не устраивает что – обожди. Человек ко всему привыкает. Потерпел немного, а уже и не надо никуда.

Сквознячок, пахнущий сырой, разогретой солнцем землей, затянул в прохладную мельницу длинную паутинку. Пролетев несколько шагов от входа, она мягкой шелковой нитью осела на пыльном кулаке. Сквозь полусомкнутые веки наблюдая за паучком, черной точкой бегущим по мозолистой ладони, Эйден успел удивиться – куда это малыш летел, да ещё сейчас, по весне. И провалился в сон. Разбудивший его подзатыльник был лёгким и необидным. Как всегда.

– Дрыхнешь, холтура? Есть иди, до вечера ещё работы тьма. Оголодаешь – мешком придавит.

Оголодать ему и правда не давали. Кормили просто, но обильно. Как всегда. А вот выплатить жалованье авансом, дней на десять раньше срока, дядя отказался. Мотивировав это тем, что отлично знает, куда пойдут деньги. Эйден, и обычно-то парень румяный, краснел, вспоминая об этом. Возвращаясь с другого конца деревни, куда был послан договариваться о помоле, он шёл через местный базарчик, пестрящий разнообразием лотков, прилавков и лавочек. Затхлый запах прошлогодних овощей мешался с кислым духом солений и непередаваемым ароматом бойни. Все это, вместе с крикливой многоголосицей торговцев, покупателей, живой птицы и полуживой скотины – создавало практически осязаемую атмосферу изобилия. Не торопясь к любимым мешкам с мукой, Эйден рассматривал здоровую свиную голову, когда его внимание привлек гнусавый, неприятный голос.

– Да эти деревенщины ещё и не на такое готовы, – вещал мосластый тип, явно не из здешних, своему спутнику. – Уж по всей округе жужжат. В Кролдэме в очередь выстроились, готовы за двенадцать обрезков в месяц оголодавшим воякам Хертсема жопу подставлять. Как жадные портовые девки моряков – так они врага ждут.

– И ждёт их то же, что шлюх. Ходьба в раскаряку, да разбитая рожа, – осклабился второй.

– Крикливые доходяги, – буркнул себе под нос Эйден, проходя мимо. Не слишком громко, чтобы не услышали.

Стараясь не думать, что двенадцать серебряных тейлов, или обрезков, как их именовали в народе за часто обрезаемые края, на мельнице он мог заработать месяца за четыре. В лучшем случае. А ведь по слухам – солдатам ещё и щедро накидывали за каждый бой. При этом кареглазая Кэндис, недавно появившаяся в местном трактире «Под головой лося», получала аж по два тейла за ночь. Хоть с него и взяла только один. В глазах молодого парня появился масляный блеск. А при мысли о тумаках, отвешенных мерзкому заезжему торгашу, посмевшему поднять на девушку грязные ручонки – блеск неуловимо преобразился в задорный огонёк.

Пожалуй, загляну вечерком в трактир. Просто так. Пары медяков как раз хватит на кружку пива, да миску чего попроще… Черт с ними, с мешками. Своя доля всегда рядом, не устраивает что – просто обожди. Чуть потерпишь, а уже и не надо никуда. Не помню, где слышал, но сказано верно.

Эйден тряхнул головой, с трудом отрывая взгляд от размытой темной спирали, закручивающейся к чёрному провалу рисованного зрачка. Быстро собрав свой нехитрый скарб – он вышел из пещеры, хотя ещё толком не рассвело. Трёх дней отдыха было более чем достаточно, да и нога уже не так беспокоила. На нем ведь всё заживало, как на собаке.

Невысокие, но крутые холмы вынуждали петлять из стороны в сторону. Тут и там светлели их крошащиеся известняковые бока, совершенно лишённые растительности, будто залысины на старческом лбу. Несмотря на дождь, ливший почти всю ночь, ветер гнал пыль и сухие листья по маленьким ущельям, наполняя округу живым невнятным шёпотом. Бледные пучки пожелтевшей травы щетинились мертвыми стеблями. Только низкий неприхотливый кустарник, формой напоминавший пасущихся овец, разбавлял зеленью обветренные склоны. Всё казалось смутно знакомым. Эти затерянные в лесах Мидуэя холмы – походили на те самые, Колючие холмы Уилфолка. Только спустя сотни и тысячи лет, успевшие сменить огромные секвойи на чахлые кусты и медленно рассыпающиеся каменной крошкой. Как будто он шёл слишком долго, да ещё и сбился с пути.

Ну нет… Я всегда держу направление. Всегда.

Словно услышав его мысли – где-то неподалеку насмешливо закричала ворона. Неестественные, резкие крики только подчёркивали царящее здесь запустенье. На пути стали чаще попадаться невысокие каменные колонны, покрытые глубокими горизонтальными бороздами. Иссечённые ветром будто мечом, они походили на древние надгробия, выставленные рядами на огромных курганах. Взойдя на очередной такой холм – Эйден с удовлетворением отметил, что до новой границы леса не так далеко. Ведь даже увядающий – он был наполнен жизнью, в отличие от седой холмистой пустоши.

– А-а… Тварь зубатая! Да чтоб…

Эйден аж присел от неожиданности. Порывистый ветер, донесший далекий крик, снова изменил направление. Кое-как скатившись по склону, поросшему сухой травой, растерянный парень замер, не зная, как поступить.

– А-а сгинь! Пропади! Ёп…

Крики явно доносились из леса. Заходя по широкой дуге, Эйден слышал всё лучше и лучше. Вероятно, крикун был один. И судя по невнятной ругани, прерываемой громким треском, отбивался от кого-то вонючего, грязного и злобного. Любопытство гнало в одну сторону, страх тянул в другую. Любопытство, как водится, победило. Но ненадолго. Пробираясь через густой кустарник, Эйден недооценил слух существа, уже несколько минут поносимого последними словами. Ещё не успев толком рассмотреть в чём же дело, он уловил мгновение странной, настораживающей тишины. И почти сразу почувствовал мягкую глубокую дрожь глинистой почвы. Тяжёлый топот приближался, ветки трещали, охрипший мужик что-то орал. Времени раздумывать не было, и Эйден просто метнулся в сторону, припадая на одно колено и тараща глаза на звук. За три удара бешено колотящегося сердца он успел мысленно проклясть всё на свете… Мимо пронеслось огромное, мощное тело, проламывая широкую тропу в густом подлеске. Пролетев с дюжину шагов вперёд – лось развернулся и, мотнув головой, кинулся обратно. Снова затрещало. Не помня себя от страха, Эйден чудом успел нырнуть за стройный клён, уходя от острых раздвоенных копыт. Широченные ветвистые рога сохатого гулко ударили о дерево. Яркое золото резных листьев закружилось в воздухе.

– Э-э! Гадина! А ну сюда иди! Ух я тебя! – надрывался в стороне мужик. Сидя на крепком суку высоко над землёй.

Уходя от новых атак, Эйден почти не дышал. В отчаянии лупанув по длинной лосиной морде посохом – сам попытался забраться на дерево. Рука соскользнула. Обдирая ладонь и ломая ногти, он плюхнулся прямо в жирную, тягучую грязь. Так, что брызги полетели. Бессознательно набрав полную грудь воздуха, Эйден заорал. Надрывно, громко, нечеловечески. Огромные копыта замолотили в каком-то шаге от него. Выгибая длинные, будто паучьи ноги, лось неуклюжими скачками ломанулся в сторону. Соскальзывая в заваленный буреломом овраг – затрубил. Испуганно и протяжно, словно отвечая на крик человека.

Денёк выдался на удивление насыщенным. Сперва мужики, два дня бродившие по округе, притащили упитанного старого борова. Секач с седыми боками явно стоил того, чтобы сутками идти по его следу, проверяя на свежесть каждую встреченную кучу дерьма. Потом отец отыскал хороший улей, причём – всего в получасе ходьбы от деревни. И наконец, самое интересное, к ним зашёл новый человек! Гости здесь бывали не часто, а если и встречались какие бродяги – выглядели они угрюмыми и опасными. Отец всегда запрещал выходить из хаты, пока чужаки не уйдут своей дорогой. Сейчас же Каська сидела на поленнице, всего в дюжине шагов от главного Очага и, пожевывая сладкие соты, с нескрываемым любопытством таращилась на гостя. Именно гостя, так сказал отец, обычно именовавший всех чужаков бродягами.

Почти вся деревня, около сорока человек, собралась здесь же. Выложенный рыжими камнями главный Очаг находился в самом центре селения, а прокопченные хаты и землянки теснились вокруг. Кое-где соприкасаясь стенами, они отгораживали маленький, пропахший дымом и вяленым мясом мирок, от бесконечного леса. Совсем близко к огню сидел дядя Иллур, протянув окровавленную ногу дальше на скамью. Он почти не выказывал боли, лишь начинал рычать ещё громче, рассказывая о невероятной драке с чудовищным лосем, когда рану тревожили, промывая и перевязывая.

– И тут рогатая образина разворачивается и галопом несётся прям на него, – Иллур мотнул всклокоченной, рыжей бородой на Эйдена, накладывающего шину на перебитую голень. – А мужик возьми и хрясни зверюгу промеж глаз! Вот этим самым посохом да-а! Сохатый давай трубить, головой мотать, деревья круша и ломая…

Каська слушала дядин рассказ в пол уха. Её воображение уже нарисовало похожую, но всё же собственную картину чудесного спасения. Легко было представить высоко в ветвях себя, а загадочного, сурового мужчину, волшебством и сильной рукой изгоняющего чудовище, своим собственным героем. И пусть ростом этот герой не слишком велик, зато явно не был обделен удалью и сноровкой. По тому, как он ловко управлялся с дикими зверями и с полученными от них ранами, сразу было понятно – колдун. Ну или по крайней мере знахарь, что в конечном счёте одно на одно выходит.