Квартира в строящемся доме

– Не курю, – с вызовом.

– Че, впадлу братву угостить, даа? – с обидой тянет белая Кепка, Абибас одобрительно кивает, двигаясь на меня.

– Эй, молодые люди! А ну тихо! – лающий голос из-под стены. Это что-то новенькое. Оно блестит сердитыми глазами и проявляется из огромной бумажной коробки вонючим и оборванным бомжом. – С этого дня новый порядок по этому днищу, ясно? Идите, подпишите бумажку, что прослушали инструкцию по технике безопасности, а то придется весь уровень аннигилировать.

– Не понял, что за новшества? – возмутился Абибас, почесывая репу. – Почему нас не уведомили в трехдневный срок до начала операции?

– Непредвиденные обстоятельства, – пожал плечами бомж. – Этот, – кивнул на меня, – меняет правила игры на ходу.

– Козлиииина непунктуальная, – обиженно потянул Кепка.

– Ты че, а? – Абибас стартанул на меня. – Ваще краев не видишь, даа? Рамсы попутал?

– Ты не зарывайся, – мягко отодвигаю его. – Моя депрессия, что хочу – то и делаю.

– Слышь, Вася, да мне по барабану, кто у вас там главный – ты или твоя, – Абибас дернул головой, будто вправляя позвонок. – Я не понял, че, с каких это пор заказчику все можно, а?

– Уймитесь, молодой человек, и оставьте ваш автограф под документом, – язвительно напоминаю.

Пробормотав что-то про оплату исполнителям в условиях форс-мажорных обстоятельств, Абибас выхватил у бомжа договор и черканул закорюку огрызком карандаша.

– Дубина, – беззлобно ткнул его в плечо Кепка. – Какие нафиг форс-мажорные, если это фраер в одностороннем порядке крутит условия депрессии, как фокусник мартышку?

Все замолчали и покосились на меня. Я прочистил горло и бросил на бомжа испытывающий взгляд. Тот заглянул в шпаргалку.

– Пацаны, я не думал, что до этого дойдет, – вздохнул бомж и нырнул куда-то вглубь коробки. Спустя миг он вынырнул, и в руках у него была белая, яркая ромашка. Не вру – ромашка! Бомж тяжело вздохнул, покрутил носом и лучезарно улыбнулся беззубым ртом. В его глазах стояли слезы.

– Все будет хорошо, – пообещал он срывающимся голосом, протягивая мне ромашку. Белая Кепка тихо застонал. Абибас отвернулся.

– Спасибо, добрый человек, – улыбнулся я, принимая цветок.

– Катись отсюда, – проскрежетал зубами Кепка. Абибас протянул бомжу платок, и тот промокнул выступившие слезы.

– Больно, чертовски больно, – пожаловался он гопникам. Те печально закивали.

– Скажите спасибо, что я не потребовал обнять меня и по плечу похлопать, – съязвил я. Кепка брезгливо поморщился.

Я разворачиваюсь и чуть пританцовывая иду вперед по подземке. Почему-то навязчивая картинка не исчезает. Наверно, Она судорожно пытается приготовить для меня следующее дно, днище в квадрате, но это требует времени. Птичечка моя, ты была не готова. Это даже приятно, мне впервые удается тебя удивить.

И тогда я увидел ее, мою знакомую жируху. Она пристроила свой необъятный зад на мраморном парапете и сидела, опираясь на стену. Девушка успела переодеться в затасканные джинсы и толстовку. Эти дурацкие джинсы, с дырками. Ее бледные ноги выглядывали в прорези и чем-то неуловимо напоминали колбасу. Вареную, знаете, со складочками и нитяными перемычками? Жируха натянула капюшон чуть ли не до самого носа и затягивалась вонючей сигаретой.

– Ты смотри, кто тут, – удивился я. – Что же мы тут делаем, Королевна дохлых зверюшек и мест с плохой экологией?

– На перекур вышла, – вздохнула толстуха. – Имею право согласно трудовому договору. А то живу у тебя на дне депрессии, будто мне самой заняться нечем. А я похудеть хочу. Одежду красивую купить. Платье и чертовы каблуки. На свиданку пойти. А нет, сиди как проклятая, охраняй твоих вонючих мертвых зверушек в речке.

– Так похудей. Спортом займись. Бегай по утрам до лесочка и назад, – мягко толкаю ее в бочок.

– Дурак, – тихо шипит жируха. У нее трясутся щеки, она плачет. Мне никогда не приходилось еще успокаивать сотрудников своей депрессии, и я не знаю, как нужно себя вести с придуманными жирными девушками.

– А хочешь, я отменю дно депрессии? – внезапно интересуюсь.

– Ты че, с ума сошел? – в глазах у жирухи неподдельный ужас. – А я где работать буду?

– А ты не будешь работать, – помахиваю ромашкой. – Ты похудеешь и будешь на свиданки бегать. Куда сюда еще и работу воткнуть? График и так плотный.

Глаза жирухи подозрительно заблестели. Она хищно облизнула тонкие губы.

– А остальные что? Удалишь мое дно – в другие проход будет закрыт навсегда.

– Обещаю по ним не скучать, – ухмыльнулся я. – Ты не переживай, надо будет – моя что-то другое придумает. Она у меня фантазерка. Вообще по секрету тебе скажу – я с ней разводиться думаю.

Впервые в глазах жирухи увидел неподдельный интерес к происходящему.

– Ну давай, решайся, – и я ткнул девушке прямо под нос ромашку. – Попробуй, погадай на ромашке – любит или не любит?

Та недоверчиво взяла цветок, повертела его в руках и аккуратно оторвала лепесток.

– Любит, – тихо пробормотала она. Я ухмыльнулся и сообщил:

– Дна депрессии первого уровня больше нет.

В этот миг я оказался на своем диване в луже пота. Она смотрела на меня с легким испугом и нескрываемой обидой.

– Вот засранец, – прошипела Она. – Ты зачем все уничтожил? Мне теперь заново все, да? С нуля? Опять двадцать пять?

– Милая, я ведь предупреждал тебя, что сегодня не в духе, – и я расплылся в улыбке. Думаю, со стороны это больше напоминало оскал.

Она вскочила с дивана и выпорхнула в окно, с досадой хлопнув оконной рамой. Обычные женщины после такого больше не возвращаются, но с этой ничего нельзя знать заранее.

– Попробуй медитацию, крутая штука. А не поможет – обливайся холодной водой по утрам, – крикнул я ей вслед.

Блин, как же душно. Надо принять душ.

Ассенизаторы

– Ну ты посмотри на этих фраеров! ? Кепка швырнул на стол забегаловки стопку бумаг, и те рассыпались веером. Его напарник в синем спортивном костюме с четырьмя белыми полосками метнул быстрый взгляд и, оценив обстановку, снова принялся читать книгу, покачиваясь на стуле. Кепка раздраженно наматывал круги вокруг стола. Он остановился у окна и стал вытряхивать из пачки сигарету. Та решила, что терять уже нечего, надо довести происходящее до крайности и долго отказывалась вылезать, а потом и вовсе упала на грязный пол. Я сделал глоток пива.

– Не, ну ты видел, ну стерва, а? – взорвался возмущением Кепка.

– Не подписал? – лаконично поинтересовался Абибас. Кепка отрицательно помотал головой. – А я тебя предупреждал, ? и напарник снова уставился в книгу.

– Я, Виталий Степаныч, понять не могу, ? нервным, прерывистым голосом обратился Кепка к Абибасу. – Почему нет никакой возможности перевести молодых и перспективных сотрудников с грязной физической работы в отдел разработки? Почему мы, Виталий Степаныч, с тобой обречены на прозябание, ? Кепка вынул из кармана и стал вертеть в руке игрушку-пищалку для собак, которую отобрал у пациента во время последнего задания. – Почему мы не можем переключиться на создание стратегии, когда главные разработчики воображения уже двести восемьдесят лет наслаждаются своим старческим маразмом? – и Кепка со всей дури швырнул об стену игрушку. Та от неожиданности заорала дурниной. Абибас, который уже привык к вспыльчивому характеру напарника, даже не оторвался от книги.

– Ты, Николай Антонович, уж больно близко все принимаешь, ? спокойно проговорил Абибас. – В древнеиндийской культуре существовало понятие каст. Нарушение социальных границ между кастами приводило к таким проблемам, что и не позавидуешь. Но чем плохо? Дал тебе Боженька родиться купцом – вот и дружи с купцами. Повезло родиться брамином – водись с умными и богатыми. А если уж появился ты на свет среди слуг – ищи радость в этой судьбе, и будет тебе счастье. Поэтому, ? Абибас посмотрел на напарника, ? закройся и включи терпелку. Нервы здоровее и зубы целые.

– Ты, Виталий Степаныч, кажешься умным существом, ? вздохнул Кепка, ? но порой такую чушь несешь, что и слушать тебя неловко. Какие касты, если мы все – всего лишь одномоментные проявления универсума воображения, в равной степени обладающие его природой?

Кепке и Абибасу снова отказали в переводе в другой департамент. Собственно, Абибасу было уже все равно: он понимал, что за вечности и вечности самые интересные департаменты воображения обзавелись своими авторитетами, а авторитеты обложились особо приближенными и собственными детьми, и потому талантливым парням вроде него и Кепки вход туда закрыт. Но Кепка не сдавался. Его деятельная натура не могла пережить краха амбиций. Радикализм Кепки то и дело навлекал на напарников неприятности – то гнев вышестоящих, то зависть менее талантливых коллег, то просто банальную пьяную драку.