Неночь

– Идем уже, – сказала Мия, толкая его в плечо. – С меня выпивка.

Глава 9

Тьма

Старик, как мог, вправил ей нос и вытер кровь с лица тряпкой, вымоченной в чем-то, что имело резкий металлический запах. Усадив девочку за столиком в задней части лавки, он пошел заваривать ей чай.

Комната объединяла в себе кухню и библиотеку. Все было окутано тенями, жалюзи спасали от солнечного света снаружи[56 - Как вы можете себе представить, дорогие друзья, в стране, где солнца почти никогда не садятся, способам, с помощью которых можно избавить себя от этих ублюдков, придают большое значение. Спальни в республике часто строятся в подвалах, а посетители более-менее приличных таверн готовы заплатить с излишком, лишь бы получить комнату без окон.Бессонница – недуг, приобретаемый из-за недостатка глубокого сна – становится все более частой проблемой, и хоть духовенство Аа сожгло дона Августина Д’Антелло, изобретателя тройной шторы, как еретика, в фойе Железной Коллегии до сих пор можно найти его статую в Ряду Мечтателей.]. Кучу грязной посуды и высокие качающиеся стопки книг освещала аркимическая лампа. Попивая отвар Меркурио, Мия почувствовала, как ее боль притупляется, пульсирующее безобразие посредине лица милостиво утихало. Он подвинул к ней медовый торт и наблюдал, словно паук за мухой, как она жадно проглотила три куска. Когда девочка отодвинула тарелку, он наконец спросил:

– Как твой клювик?

– Уже не болит.

– Неплохой чаек, верно? – старик улыбнулся. – Как ты его сломала?

– Тот мальчик, который постарше. Финка. Я прижала нож к его причинному месту, и он меня ударил.

– Кто научил тебя сразу целиться по мужской промежности в драке?

– Отец. Он сказал, что самый быстрый способ одолеть мальчика – заставить его пожалеть, что он не девочка.

Меркурио хихикнул.

– Дуум’а.

– Что это значит? – уставилась на него Мия.

– …Ты не знаешь лиизианского?

– А должна?

– Я думал, мама тебя научила. Она родом из тех краев.

Мия удивленно моргнула.

– Правда?

Старик кивнул.

– Ну, это было давно. До того, как она вышла замуж и стала донной.

– Она… никогда об этом не упоминала.

– Полагаю, у нее не было причин. Скорее всего, она думала, что навсегда покинула эти улицы, – он пожал плечами. – Как бы там ни было, самый близкий перевод «дуум’а» – это «мудро». Так говорят, когда соглашаются с чьими-то словами. Как ты бы сказала «верно-верно» и тому подобное.

– Что значит «Не диис…» – Мия нахмурилась, с трудом произнося незнакомые слова. – «Не диис лус’а… лус диис’a»? Что это значит?

Меркурио с удивлением приподнял бровь.

– Где ты услышала эту фразу?

– Ее сказал консул Скаева моей матери, когда заставил молить о пощаде.

Меркурио почесал щетинистый подбородок.

– Это старая лиизианская пословица.

– И как она переводится?

– Когда все – кровь, кровь – это все.

Мия кивнула, решив, что поняла. Они посидели в тишине какое-то время, старик прикурил одну из сигарилл с ароматом гвоздики и затянулся. Наконец Мия снова заговорила:

– Вы сказали, что моя мама родом отсюда. Вы имели в виду Малый Лииз?

– Да. Но, как я и сказал, это было давно.

– У нее была семья? Кто-то, к кому я могла бы…

Меркурио покачал головой.

– Они ушли, дитя. Или умерли. В основном и то и другое.

– Как отец.

Меркурио прочистил горло, снова затянулся сигариллой.

– Мне жаль. Что они так с ним поступили.

– Его назвали предателем.

Старик пожал плечами.

– Предатель – это тот же патриот, только со стороны проигравших.

Мия смахнула челку с глаз, посмотрела на него с надеждой.

– Значит, он был патриотом?

– Нет, вороненок. Он проиграл.

– И его убили, – в ней закипела ненависть, заставив сжать кулаки. – Консул. Толстый священник. Новый судья. Они убили его.

Меркурио выдохнул тонкое серое колечко, внимательно наблюдая за Мией.

– Твой отец и генерал Антоний хотели свергнуть Сенат, девочка. Они собрали чертову армию и планировали выступить против собственной столицы. Подумай, ко скольким смертям это бы привело, если бы их не поймали прежде, чем развязалась настоящая война. Быть может, им стоило повесить твоего папашу. Быть может, он этого заслуживал.

Глаза Мии округлились, и она оттолкнула стул, потянувшись за кинжалом, которого не было на месте. Проснулась ярость, внутри полыхнули вся боль и злость, накопившиеся за прошедшие сутки, гнев так быстро наполнял тело, что ее руки и ноги задрожали.